- Да, наверное. Если ты так говоришь... - она робко улыбнулась.
Как-то незаметно мы перешли на "ты". Хотя, в староанглийском сленге
"ты" и "вы" заменяло одно "you", некая грань интонации и глубинного
подтекста все же существовала. И мы ее преодолели в первый же вечер.
Распрощавшись с Мэри я вернулся в свою каюту. Мои приятели еще не
спали, буквально "клюя носами" вокруг початой бутылки дешевого бренди, и
мое возвращение вызвало некоторое оживление. Меня дружно, хотя и не совсем
членораздельно поздравили, а когда я выразил недоумение, Том, очевидно,
как самый трезвый, пояснил:
- Н-ну как же? Отхватить т-т-такую кралю! - он, присвистнув, покачал
головой, - А глазищи-то, глазищи! Вжисть таких не видал! Н-нет,
сурьезно...
Быстро покончив с остатками бренди, мы кое-как улеглись по койкам, и
минуту спустя каюта вибрировала от могучего храпа. Однако мне удалось
заснуть лишь под утро.
Глава 4
Пустая каюта
Борт лайнера "Титаник".
Северная Атлантика,
Середина пути
Апрель 1912 г.
На четвертый день плавания, в субботу, 13 апреля, на лайнере царило
безмятежное спокойствие. На залитых солнцем прогулочных палубах и открытых
кафе заполнились кресла и шезлонги. Большинство пассажиров расположилось
группками за карточными столиками, играя в бридж или покер, некоторые
занялись набрасыванием колец на шест или игро в мини-гольф, другие
отправились в бассейн или на теннисный корт...
Короче, каждый из обитателей этого плавучего отеля проводил время в
соответствии со своими природными наклонностями. Экипаж и обслуживающий
персонал исправно работали.
Погода, как, впрочем, в течение всего плавания, стояла великолепная.
Обычно штормовой Атлантический океан казался на удивление кротким и
ласковым. Нежно-бирюзовое небо, совсем по-весеннему припекавшее солнце -
все как нельзя более поднимало настроение и располагало к приятному
общению.
Мы с Мэри, встретившись, как договорились, сразу после завтрака,
рассеянно бродили по палубам, разглядывая окружавшую нас пеструю
многоязыкую толпу и оживленно болтая о разном - от всяких пустяков до
основных вопросов философии. Это сочетание в Мэри детской наивности с
поразительной живостью ума, искрометного веселья с мимолетными приливами
грусти, умиляло и восхищало меня до глубины души. Общаться с ней было
просто и легко.
Я взахлеб вещал ей что-то о дальних странах, не забывая делать
поправки на ее время. С воображением у меня, по счастью, все в порядке, а
сегодня я был явно "в ударе", импровизируя самые невероятные истории,
смешные и страшные... Она рассказывала о себе, и когда склянки пробили к
обеду, я знал о ее немудрящей жизни почти все.
Родилась Мэри, действительно, немногим более двадцати лет назад - в
мае 1891-го, в Портсмуте, в семье офицера военно-медицинской службы
доблестной армии Ее Величества королевы Виктории. Отец Мэри, Чарлз
Кроуфорд не был заурядным солдафоном. В свободное от службы время он
всецело отдавался своему хобби - он был заядлым антикваром и библиофилом,
и даже владел небольшой лавкой соответствующего содержания. В этой-то
лавчонке, среди тяжелых кип старинных фолиантов и всяких диковинок,
собранных из всех уголков империи "где никогда не заходит солнце", и
прошло детство Мэри, навек привив ей любовь к книгам, разбудив фантазию и
жадное стремление познавать этот огромный и удивительный мир вокруг. Мэри
была поздним, единственным ребенком в семье, и игр со сверстниками она
почти не знала.
После смерти матери в отсутствие отца за дочерью и хозяйством
приглядывала бабушка и, пока офицерское жалованье это позволяло, прислуга.
Потом, разразившаяся англо-бурская война забросила отца в Южную
Африку. Начало войны сложилось для Британии неудачно. Бурам сочувствовал и
помогал, чем мог, практически весь тогдашний цивилизованный мир, снабжая
всем необходимым, включая новейшее оружие, вроде пулеметов "Максим" и
тяжелых Крупповских пушек. И вскоре капитан Кроуфорд очутился в числе
12-ти тысяч англичан в осажденном городе Ледисмите. В один из последних
дней предпоследнего года XIX-го века, очередной фугас, выпущенный из
бурского "Длинного Тома", разорвался в пяти шагах от капитана... Месиво
крови, костей и осколков, раздробленная правая нога и сильнейшая контузия.
Оперировал его единственныйй гарнизонный хирург Давид Брюс -
впоследствии знаменитый врач, прославившийся борьбой с мухой цеце и сонной
болезнью. Отец чудом выжил, однако ногу спасти не удалось, и после снятия
осады 27 февраля 1900 года, он, естественно, выйдя в отставку, вернулся в
Англию. Как инвалиду войны, ему определили приличную пенсию, и вернувшись
на родину, он первым делом устроил подросшую дочь в один из лучших частных
пансионов для благородных девиц в предместье Лондона Рединге, где она и
воспитывалась до 18-ти лет.
От жизни в пансионе у Мэри остались не самые приятные воспоминания.
Ханжеская пуританская мораль, сплетни и жесткая дисциплина - против всего
этого, исподволь, бунтовали ее живой ум и страстная, увлекающаяся натура.
Радовало лишь то, что здесь у нее появились первые подруги и друзья, хотя,
начет последних надзор был весьма строг.
Приезды же в отчий дом, на побывку, радовали ее все меньше - отец,
как и многие стареющие мужчины во все времена, считая жизнь конченой, и
начисто позабыв о прежних своих увлечениях, все чаще искал утешения на дне
бутылки.
"Кому нужен старый старый больной калека, к тому же контуженный?" -
примерно так он говорил всякий раз, когда дочь, застав его в обществе
склянки виски, со свойственной ей горячностью пыталась провести с ним
душеспасительную беседу.
А здоровье его, и впрямь, таяло на глазах, стремительно ведя к
фатальному исходу, и в одну из душных июльских ночей 1909 года, под
монотонную песню сверчка, бывший бравый капитан Чарлз Кроуфорд ушел из
жизни Мэри навсегда. Ему не было еще и пятидесяти... Через год, переживя
сына, скончалась и бабушка.
Оставшись совсем одна, Мэри какое-то время перебивалась более чем
скромными доходами от отцовской лавки, упорно отвергая настойчивых
ухажеров всего квартала - молодых, и не очень, холостых, и женатых.
Вообще, после смерти родных, ее лавка стала весьма популярной в округе,
вот только увы, не в сфере бизнеса...
Мэри совсем было растерялась, но тут, громом среди ясного неба
свалилось письмо из Америки от младшей сестры отца, которую она видела
всего раз в жизни, будучи совсем ребенком, и после почти забыла о ее
существовании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17