Здесь у них по крайней мере вдоволь еды…
Ковбой открыл глаза, взглянул на голограмму на потолке, изображавшую ночной небосвод со звездами и огнями орбитальных фабрик. Созвездия словно шептали ему: «Ты избран нами. Мы благословляем тебя, мы искупим твои грехи. Не беспокойся за свою невинность. Спасение Земли важнее».
Он обернулся. На пороге замерла Сара. В глазах девушки застыл немой вопрос. Ее невинность давно растоптана, безжалостно и неумолимо. Кибернетическая змея — только защита и вызов, отчаянная попытка выжить в потемках нового мира.
И Ковбой понял, что обязан выполнить свой долг перед Сарой, перед такими, как она. Перед Доджером, Уорреном, перед теми голодными подростками, которых он встретил в заброшенном сарае. Перед детьми, порабощенными Руном. Перед своей собственной совестью, наконец.
— Хорошо, — прошептал он. — Мы сделаем это.
Сара обняла его за шею, прижалась щекой к его щеке:
— Ковбой…
И он простил ей все. Монстры, населявшие ее изрытое сознание, вдруг куда-то отодвинулись, и Ковбой увидел другую Сару. Настоящую. Способную на все, в том числе и на любовь.
Да и что он знает о жизни? Он, все годы вдыхавший ветер свободы и теперь оказавшийся в темном и смрадном тоннеле?
Да, к словам Сары надо прислушаться. В этом мире мрака способны выжить лишь такие, как она.
В новом теле Рун пребывал всего восемь лет, и на вид ему было не больше тридцати. Однако глаза, окруженные намечающимися морщинками, выдавали его истинный возраст. Череп Руна был гладко выбрит, оставлен лишь хохолок с левой стороны. Разъемы украшены бриллиантами. Обнажая коричневые зубы, которые он, вероятно, никогда не чистил, Рун отхлебнул из бокала и продолжил философствовать:
— Гравитационный барьер разделил нас на два народа, орбитальный и земной. — Он достал ингалятор, запрокинув голову, впрыснул наркотик в ноздри, взглянул на потолок, покрытый голограммой звездного неба. — Те, кто долго живет на орбите, отвыкают от земного тяготения, но вживленные кристаллы помогают преодолеть этот барьер. Без электроники мы беспомощны.
Рун потрогал разъем на виске Ковбоя, и тот еле удержался, чтобы не отшатнуться. От смрадного дыхания Альбрехта его чуть не вывернуло наизнанку. Сара молчала, и по ее лицу никто бы не понял, о чем она думает в этот момент.
— Только совершенная архитектура кристаллов способна преодолеть между нами барьер, — наставлял Ковбоя Рун. — Когда-нибудь барьер между орбитой и Землей растворится. Установятся новые взаимоотношения. Возникнет союз эксплуататоров и эксплуатируемых, космоса и Земли, хищника и жертвы.
Рун похлопал Сару по щеке. Ее лицо осталось бесстрастным. Рун пьяным голосом продолжал:
— Вы, наверное, не знаете, что война оказалась неизбежной из-за дурости земных правительств. Новые отношения пришлось вводить силой, некоторые до сих пор еще норовят сопротивляться. Но скоро все изменится. Вы начнете сотрудничать с нами добровольно, будете умолять, чтобы мы согласились руководить вами, не сможете без нас жить. И все это сделает совершенный кристалл. Испытания подходят к концу.
Рун налил себе новую порцию и томно откинулся в кресле, прикрыв глаза. Вскоре его дыхание успокоилось, бокал выскользнул из рук, бесшумно упав на толстый мягкий ковер. Волчица и Рауль, замершие подле хозяина, украдкой переглянулись.
Ковбой поднялся. Сара, помедлив, последовала его примеру. Они посмотрели друг на друга и, не говоря ни слова, направились к себе.
Однако не успели они дойти до конца металлического коридора, как послышался страшный крик.
Рауль лежал на ковре, сжимая столовый нож. Около него стоял Рун, на салфетке, которой он обмотал руку, расплывалось алое пятно.
— Бессмысленный бунт, — буркнул он, тяжело дыша. — Гаденыш хотел меня зарезать. — В комнату влетели два телохранителя, за ними Горман. — Я сам справился с мальчишкой, — торжествующе произнес Рун.
Ковбой наклонился над мальчиком. Тот был еще жив, веки слегка подрагивали. В глазах Волчицы застыл ужас. Девочка словно окаменела. По ее щекам текли слезы. Горман по рации вызвал врача. Ковбой попытался утешить девочку, легонько прижал к себе ее худенькое тельце, чувствуя, как его сотрясает крупная дрожь. Потом спросил, кивнув в сторону мальчика:
— Что ты с ним сделаешь?
— Ничего, — спокойно ответил Рун. — Просто выгоню вон. Отлучу от небес. — На лице его читалось искреннее сожаление. — Это для них самое страшное. Бедный дурачок, я все еще люблю его. А Волчицу, конечно, оставлю. Она ведь не отвечает за грехи своего брата. — Заметив, что из раны капает кровь, Рун встревоженно спросил: — А где же врач? — И вышел из комнаты.
Рауль почти висел на руке телохранителя, безучастный, готовый ко всему. На его щеке взбухал кровоподтек.
— Слышал, что сказал босс? — обратился Горман к телохранителю, державшему Рауля. — Убери его.
Телохранитель вышел. Ковбой ласково погладил девочку по щеке. В глазах Гормана мелькнула ненависть. Неужели к хозяину? Ковбой пристально взглянул на Гормана, но тот уже взял себя в руки. Ковбой достал из кармана кредитную иглу.
— Можешь передать Раулю?
— Могу.
— И скажи ему, от кого.
— Сделаю. — Горман спрятал иглу с кристалликом и вышел.
— Сколько там денег? — спросила Сара.
— Несколько тысяч, кажется.
— Долларов?
Ковбой молчал.
— Доллары здесь ценятся дороже, чем у нас в Америке, — криво улыбнулась она. — Маленькому ублюдку привалило немалое богатство. Если, конечно, у него не отберут иглу.
Сара взяла со стола салфетку и вытерла Волчице слезы. Осмелев, девочка прижалась к Саре и громко разревелась.
Ковбой в ярости прошелся по комнате. Мальчишка совершил то, на что не отважился он сам. Пусть бунт Рауля окажется пророческим. Пусть Рун пофилософствует на эту тему Может, он увидит в поступке мальчика не безрассудство, а предзнаменование. А он, Ковбой, поступит по-другому.
По мере того как Сара и Ковбой приближались к дворцу Руна, возникали все новые и новые детали изощренной архитектуры. Никакой двери не оказалось, по извилистому коридору они сразу углубились в недра причудливого лабиринта. Жаркий ветер, приносивший из каньона пыль, постепенно сменился приятной прохладой. Сквозь хрустальные окна, зеленые, фиолетовые и голубые потолки проникало солнце, его лучи отражались от металлической поверхности мебели. Местами прозрачный кишечник орбитальной архитектуры разветвлялся, уходил в разные стороны, олицетворяя поразительные возможности искусственного интеллекта архитектурных компьютеров.
— Может, этот дворец тоже метафора? — удивленно спросил Ковбой. От холодных стен отражалось эхо.
Сара лишь улыбнулась в ответ.
В сопровождении детей они вышли в фойе с вогнутыми стенами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Ковбой открыл глаза, взглянул на голограмму на потолке, изображавшую ночной небосвод со звездами и огнями орбитальных фабрик. Созвездия словно шептали ему: «Ты избран нами. Мы благословляем тебя, мы искупим твои грехи. Не беспокойся за свою невинность. Спасение Земли важнее».
Он обернулся. На пороге замерла Сара. В глазах девушки застыл немой вопрос. Ее невинность давно растоптана, безжалостно и неумолимо. Кибернетическая змея — только защита и вызов, отчаянная попытка выжить в потемках нового мира.
И Ковбой понял, что обязан выполнить свой долг перед Сарой, перед такими, как она. Перед Доджером, Уорреном, перед теми голодными подростками, которых он встретил в заброшенном сарае. Перед детьми, порабощенными Руном. Перед своей собственной совестью, наконец.
— Хорошо, — прошептал он. — Мы сделаем это.
Сара обняла его за шею, прижалась щекой к его щеке:
— Ковбой…
И он простил ей все. Монстры, населявшие ее изрытое сознание, вдруг куда-то отодвинулись, и Ковбой увидел другую Сару. Настоящую. Способную на все, в том числе и на любовь.
Да и что он знает о жизни? Он, все годы вдыхавший ветер свободы и теперь оказавшийся в темном и смрадном тоннеле?
Да, к словам Сары надо прислушаться. В этом мире мрака способны выжить лишь такие, как она.
В новом теле Рун пребывал всего восемь лет, и на вид ему было не больше тридцати. Однако глаза, окруженные намечающимися морщинками, выдавали его истинный возраст. Череп Руна был гладко выбрит, оставлен лишь хохолок с левой стороны. Разъемы украшены бриллиантами. Обнажая коричневые зубы, которые он, вероятно, никогда не чистил, Рун отхлебнул из бокала и продолжил философствовать:
— Гравитационный барьер разделил нас на два народа, орбитальный и земной. — Он достал ингалятор, запрокинув голову, впрыснул наркотик в ноздри, взглянул на потолок, покрытый голограммой звездного неба. — Те, кто долго живет на орбите, отвыкают от земного тяготения, но вживленные кристаллы помогают преодолеть этот барьер. Без электроники мы беспомощны.
Рун потрогал разъем на виске Ковбоя, и тот еле удержался, чтобы не отшатнуться. От смрадного дыхания Альбрехта его чуть не вывернуло наизнанку. Сара молчала, и по ее лицу никто бы не понял, о чем она думает в этот момент.
— Только совершенная архитектура кристаллов способна преодолеть между нами барьер, — наставлял Ковбоя Рун. — Когда-нибудь барьер между орбитой и Землей растворится. Установятся новые взаимоотношения. Возникнет союз эксплуататоров и эксплуатируемых, космоса и Земли, хищника и жертвы.
Рун похлопал Сару по щеке. Ее лицо осталось бесстрастным. Рун пьяным голосом продолжал:
— Вы, наверное, не знаете, что война оказалась неизбежной из-за дурости земных правительств. Новые отношения пришлось вводить силой, некоторые до сих пор еще норовят сопротивляться. Но скоро все изменится. Вы начнете сотрудничать с нами добровольно, будете умолять, чтобы мы согласились руководить вами, не сможете без нас жить. И все это сделает совершенный кристалл. Испытания подходят к концу.
Рун налил себе новую порцию и томно откинулся в кресле, прикрыв глаза. Вскоре его дыхание успокоилось, бокал выскользнул из рук, бесшумно упав на толстый мягкий ковер. Волчица и Рауль, замершие подле хозяина, украдкой переглянулись.
Ковбой поднялся. Сара, помедлив, последовала его примеру. Они посмотрели друг на друга и, не говоря ни слова, направились к себе.
Однако не успели они дойти до конца металлического коридора, как послышался страшный крик.
Рауль лежал на ковре, сжимая столовый нож. Около него стоял Рун, на салфетке, которой он обмотал руку, расплывалось алое пятно.
— Бессмысленный бунт, — буркнул он, тяжело дыша. — Гаденыш хотел меня зарезать. — В комнату влетели два телохранителя, за ними Горман. — Я сам справился с мальчишкой, — торжествующе произнес Рун.
Ковбой наклонился над мальчиком. Тот был еще жив, веки слегка подрагивали. В глазах Волчицы застыл ужас. Девочка словно окаменела. По ее щекам текли слезы. Горман по рации вызвал врача. Ковбой попытался утешить девочку, легонько прижал к себе ее худенькое тельце, чувствуя, как его сотрясает крупная дрожь. Потом спросил, кивнув в сторону мальчика:
— Что ты с ним сделаешь?
— Ничего, — спокойно ответил Рун. — Просто выгоню вон. Отлучу от небес. — На лице его читалось искреннее сожаление. — Это для них самое страшное. Бедный дурачок, я все еще люблю его. А Волчицу, конечно, оставлю. Она ведь не отвечает за грехи своего брата. — Заметив, что из раны капает кровь, Рун встревоженно спросил: — А где же врач? — И вышел из комнаты.
Рауль почти висел на руке телохранителя, безучастный, готовый ко всему. На его щеке взбухал кровоподтек.
— Слышал, что сказал босс? — обратился Горман к телохранителю, державшему Рауля. — Убери его.
Телохранитель вышел. Ковбой ласково погладил девочку по щеке. В глазах Гормана мелькнула ненависть. Неужели к хозяину? Ковбой пристально взглянул на Гормана, но тот уже взял себя в руки. Ковбой достал из кармана кредитную иглу.
— Можешь передать Раулю?
— Могу.
— И скажи ему, от кого.
— Сделаю. — Горман спрятал иглу с кристалликом и вышел.
— Сколько там денег? — спросила Сара.
— Несколько тысяч, кажется.
— Долларов?
Ковбой молчал.
— Доллары здесь ценятся дороже, чем у нас в Америке, — криво улыбнулась она. — Маленькому ублюдку привалило немалое богатство. Если, конечно, у него не отберут иглу.
Сара взяла со стола салфетку и вытерла Волчице слезы. Осмелев, девочка прижалась к Саре и громко разревелась.
Ковбой в ярости прошелся по комнате. Мальчишка совершил то, на что не отважился он сам. Пусть бунт Рауля окажется пророческим. Пусть Рун пофилософствует на эту тему Может, он увидит в поступке мальчика не безрассудство, а предзнаменование. А он, Ковбой, поступит по-другому.
По мере того как Сара и Ковбой приближались к дворцу Руна, возникали все новые и новые детали изощренной архитектуры. Никакой двери не оказалось, по извилистому коридору они сразу углубились в недра причудливого лабиринта. Жаркий ветер, приносивший из каньона пыль, постепенно сменился приятной прохладой. Сквозь хрустальные окна, зеленые, фиолетовые и голубые потолки проникало солнце, его лучи отражались от металлической поверхности мебели. Местами прозрачный кишечник орбитальной архитектуры разветвлялся, уходил в разные стороны, олицетворяя поразительные возможности искусственного интеллекта архитектурных компьютеров.
— Может, этот дворец тоже метафора? — удивленно спросил Ковбой. От холодных стен отражалось эхо.
Сара лишь улыбнулась в ответ.
В сопровождении детей они вышли в фойе с вогнутыми стенами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81