Конвей отключил магнит на одной ноге и изо всех сил три раза подряд пнул обшивку.
И чуть не оглох: все разом закричали – принялись сообщать, что уловили датчиками шум и вибрацию. Как только все умолкли, Конвей заговорил:
– Простите, я должен был сказать, что собираюсь сделать это. – Он знал, что если бы сказал, то начался бы долгий спор с капитаном, который в итоге запретил бы ему такую самодеятельность. – Мы теряем время. Это спасательная операция, черт подери, а мы даже не знаем, есть ли кого спасать. Нужна какая-то реакция изнутри корабля. Приликла, есть у тебя что-нибудь?
– Нет, друг Конвей, – ответил эмпат. – Никто не среагировал на стук по обшивке, нет признаков упорядоченного мышления или эмоций. И все же я пока не могу с определенностью утверждать, что оставшихся в живых на корабле нет. У меня такое ощущение, что эмоциональное излучение вблизи звездолета составлено не только эмоциями членов отряда спасателей.
– Понятно, – смущенно отозвался Конвей. – Ты, по обыкновению, проявляешь тактичность, но хочешь сказать нам, что мы тут все взбаламутили своими эмоциями, а теперь должны расчистить пространство, дабы тебе было легче работать. На какое расстояние нам убраться, доктор?
– Если все удалятся к обшивке нашего корабля, – ответил Приликла, – это будет более чем адекватно, друг Конвей. Моей работе также не помешало бы, если бы вы предались разумным, а не эмоциональным раздумьям, а также отключили бы радиоприемные устройства в своих скафандрах.
Жутко, ужасно долго (как всем показалось) они стояли на крыле «Ргабвара», отвернувшись от чужого звездолета и Приликлы. Конвей всем объяснил, что если они будут смотреть на эмпата, тот скорее всего почувствует их нетерпение или разочарование. Любые сильные чувства для поиска, проводимого Приликлой, являлись помехами. Конвей не знал о том, какие мозговые упражнения производят его спутники для того, чтобы очистить сознание от вредных эмоциональных излучений, но сам он решил поглазеть на звездное небо. Но вскоре ему пришло в голову, что и восторг от увиденного – слишком сильное чувство и что оно тоже может помешать эмоционально-чувствительному цинрусскийцу.
Неожиданно капитан, обернувшийся, чтобы тайком взглянуть на Приликлу, указал в сторону дискообразного звездолета. Конвей успел включить радио и услышал:
– Думаю, всем нам уже можно снова излучать эмоции.
Конвей развернулся и увидел Приликлу. В своем скафандре-шарике эмпат был похож на маленькую серебристую луну. В данный момент цинрусскиец помечал флюоресцентной краской-спреем участок обшивки примерно на середине расстояния от центра диска до ребра. Помеченный участок уже имел диаметр около трех метров, но эмпат его продолжал увеличивать.
– Приликла! – окликнул его Конвей.
– Два источника излучения, друг Конвей, – сообщил цинрусскиец. – Оба настолько слабы, что я не могу определить их местонахождение с большей точностью. Могу лишь сказать, что они где-то в этой области под обшивкой. В обоих случаях картина эмоционального излучения характерна для ослабленного организма при потере сознания. Я бы рискнул предположить, что состояние этих существ еще хуже, чем у не так давно спасенной нами дверланки в момент ее обнаружения. Эти существа при смерти.
Не дав Конвею ответить, капитан взволнованно проговорил:
– Ладно, все ясно. Хэслэм, Чен, берите переносную шлюзовую камеру и лазерные резаки. На этот раз будем осматривать ребро, разбившись на пары, – все, кроме доктора Приликлы. Один из двоих, работающих в паре, будет осматривать обшивку, выключив фонарь на шлеме, а второй будет направлять свет своего фонаря так, чтобы было легче заметить зазоры. Постарайтесь найти хоть что-нибудь, похожее на крышку люка. Не сумеем расщелкать принцип механизма открывания – будем вскрывать обшивку. Поиск ведем внимательно, но быстро. Если не найдем крышку люка на ребре в течение получаса, вскроем обшивку на верхней стороне и будем надеяться, что не заденем никаких электрических кабелей и линий связи. Хотите что-нибудь добавить, доктор?
– Да, – ответил Конвей. – Приликла, можешь ли еще хоть что-то сказать о состоянии пострадавших?
Конвей уже летел к чужому звездолету следом за капитаном Флетчером. Маленький эмпат, включив магниты, закрепился на обшивке в районе помеченного им участка.
– Мои выводы носят большей частью отрицательный характер, друг Конвей, – ответил Приликла. – Это скорее предположения, нежели установленные факты. Ни одно из существ не излучает боли, но картина чувств у обоих позволяет заподозрить, что они страдают от голода и удушья и нуждаются в чем-то жизненно необходимом. Одно из существ всеми силами старается остаться в живых, в то время как второе, похоже, просто злится. Но эмоциональное излучение настолько слабое, что я не могу даже с уверенностью судить о том, разумны ли эти существа. Вероятнее всего, то существо, которое злится, является неразумным подопытным животным или питомцем, взятым в полет членами экипажа. Все это – всего лишь догадки, друг Конвей, и я могу ошибаться.
– Сомневаюсь, – проговорил Конвей. – Но меня озадачивают эти чувства голода и удушья. Корабль не поврежден, наверняка там есть запасы воздуха и продовольствия.
– Вероятно, друг Конвей, – стеснительно отозвался эмпат, – эти существа страдают от тяжелого респираторного заболевания, а не от сильных травм.
– В таком случае, – подключилась к разговору коллег Мерчисон, остававшаяся на «Ргабваре», – мне, похоже, пора взяться за изготовление какого-то снадобья от инопланетянской пневмонии. Вот уж спасибо, доктор Приликла!
Переносную шлюзовую камеру – широкий легкий металлический цилиндр, окутанный складками прозрачного пластика, подвели к звездолету-диску. Приликла остался на обшивке – как можно ближе к уцелевшим существам. Чен и Хэслэм, капитан и Конвей приступили к последней попытке обнаружения люка. Они искали хотя бы едва заметный зазор между пластинами на обшивке.
Конвей старался смотреть как можно более внимательно, не тратя при это времени зря – ведь Приликла считал, что времени у спасателей нет вообще. Однако диаметр корабля-диска составлял не менее восьмидесяти метров, и за полчаса нужно было успеть многое. Но входной люк должен был существовать, несмотря на всю прецизионную точность сборки корабля.
– А может быть, – вырвалось вдруг у Конвея, – причина аварии – как раз вот эти самые шероховатости? – Склонившись к обшивке, он направил луч своего фонаря под острым углом к ней, а Флетчер старательно присматривался, ища зазор. – Вероятно, – продолжал развивать свою мысль Конвей, – все беды оставшихся в живых – это уже последствия того, что случилось с кораблем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
И чуть не оглох: все разом закричали – принялись сообщать, что уловили датчиками шум и вибрацию. Как только все умолкли, Конвей заговорил:
– Простите, я должен был сказать, что собираюсь сделать это. – Он знал, что если бы сказал, то начался бы долгий спор с капитаном, который в итоге запретил бы ему такую самодеятельность. – Мы теряем время. Это спасательная операция, черт подери, а мы даже не знаем, есть ли кого спасать. Нужна какая-то реакция изнутри корабля. Приликла, есть у тебя что-нибудь?
– Нет, друг Конвей, – ответил эмпат. – Никто не среагировал на стук по обшивке, нет признаков упорядоченного мышления или эмоций. И все же я пока не могу с определенностью утверждать, что оставшихся в живых на корабле нет. У меня такое ощущение, что эмоциональное излучение вблизи звездолета составлено не только эмоциями членов отряда спасателей.
– Понятно, – смущенно отозвался Конвей. – Ты, по обыкновению, проявляешь тактичность, но хочешь сказать нам, что мы тут все взбаламутили своими эмоциями, а теперь должны расчистить пространство, дабы тебе было легче работать. На какое расстояние нам убраться, доктор?
– Если все удалятся к обшивке нашего корабля, – ответил Приликла, – это будет более чем адекватно, друг Конвей. Моей работе также не помешало бы, если бы вы предались разумным, а не эмоциональным раздумьям, а также отключили бы радиоприемные устройства в своих скафандрах.
Жутко, ужасно долго (как всем показалось) они стояли на крыле «Ргабвара», отвернувшись от чужого звездолета и Приликлы. Конвей всем объяснил, что если они будут смотреть на эмпата, тот скорее всего почувствует их нетерпение или разочарование. Любые сильные чувства для поиска, проводимого Приликлой, являлись помехами. Конвей не знал о том, какие мозговые упражнения производят его спутники для того, чтобы очистить сознание от вредных эмоциональных излучений, но сам он решил поглазеть на звездное небо. Но вскоре ему пришло в голову, что и восторг от увиденного – слишком сильное чувство и что оно тоже может помешать эмоционально-чувствительному цинрусскийцу.
Неожиданно капитан, обернувшийся, чтобы тайком взглянуть на Приликлу, указал в сторону дискообразного звездолета. Конвей успел включить радио и услышал:
– Думаю, всем нам уже можно снова излучать эмоции.
Конвей развернулся и увидел Приликлу. В своем скафандре-шарике эмпат был похож на маленькую серебристую луну. В данный момент цинрусскиец помечал флюоресцентной краской-спреем участок обшивки примерно на середине расстояния от центра диска до ребра. Помеченный участок уже имел диаметр около трех метров, но эмпат его продолжал увеличивать.
– Приликла! – окликнул его Конвей.
– Два источника излучения, друг Конвей, – сообщил цинрусскиец. – Оба настолько слабы, что я не могу определить их местонахождение с большей точностью. Могу лишь сказать, что они где-то в этой области под обшивкой. В обоих случаях картина эмоционального излучения характерна для ослабленного организма при потере сознания. Я бы рискнул предположить, что состояние этих существ еще хуже, чем у не так давно спасенной нами дверланки в момент ее обнаружения. Эти существа при смерти.
Не дав Конвею ответить, капитан взволнованно проговорил:
– Ладно, все ясно. Хэслэм, Чен, берите переносную шлюзовую камеру и лазерные резаки. На этот раз будем осматривать ребро, разбившись на пары, – все, кроме доктора Приликлы. Один из двоих, работающих в паре, будет осматривать обшивку, выключив фонарь на шлеме, а второй будет направлять свет своего фонаря так, чтобы было легче заметить зазоры. Постарайтесь найти хоть что-нибудь, похожее на крышку люка. Не сумеем расщелкать принцип механизма открывания – будем вскрывать обшивку. Поиск ведем внимательно, но быстро. Если не найдем крышку люка на ребре в течение получаса, вскроем обшивку на верхней стороне и будем надеяться, что не заденем никаких электрических кабелей и линий связи. Хотите что-нибудь добавить, доктор?
– Да, – ответил Конвей. – Приликла, можешь ли еще хоть что-то сказать о состоянии пострадавших?
Конвей уже летел к чужому звездолету следом за капитаном Флетчером. Маленький эмпат, включив магниты, закрепился на обшивке в районе помеченного им участка.
– Мои выводы носят большей частью отрицательный характер, друг Конвей, – ответил Приликла. – Это скорее предположения, нежели установленные факты. Ни одно из существ не излучает боли, но картина чувств у обоих позволяет заподозрить, что они страдают от голода и удушья и нуждаются в чем-то жизненно необходимом. Одно из существ всеми силами старается остаться в живых, в то время как второе, похоже, просто злится. Но эмоциональное излучение настолько слабое, что я не могу даже с уверенностью судить о том, разумны ли эти существа. Вероятнее всего, то существо, которое злится, является неразумным подопытным животным или питомцем, взятым в полет членами экипажа. Все это – всего лишь догадки, друг Конвей, и я могу ошибаться.
– Сомневаюсь, – проговорил Конвей. – Но меня озадачивают эти чувства голода и удушья. Корабль не поврежден, наверняка там есть запасы воздуха и продовольствия.
– Вероятно, друг Конвей, – стеснительно отозвался эмпат, – эти существа страдают от тяжелого респираторного заболевания, а не от сильных травм.
– В таком случае, – подключилась к разговору коллег Мерчисон, остававшаяся на «Ргабваре», – мне, похоже, пора взяться за изготовление какого-то снадобья от инопланетянской пневмонии. Вот уж спасибо, доктор Приликла!
Переносную шлюзовую камеру – широкий легкий металлический цилиндр, окутанный складками прозрачного пластика, подвели к звездолету-диску. Приликла остался на обшивке – как можно ближе к уцелевшим существам. Чен и Хэслэм, капитан и Конвей приступили к последней попытке обнаружения люка. Они искали хотя бы едва заметный зазор между пластинами на обшивке.
Конвей старался смотреть как можно более внимательно, не тратя при это времени зря – ведь Приликла считал, что времени у спасателей нет вообще. Однако диаметр корабля-диска составлял не менее восьмидесяти метров, и за полчаса нужно было успеть многое. Но входной люк должен был существовать, несмотря на всю прецизионную точность сборки корабля.
– А может быть, – вырвалось вдруг у Конвея, – причина аварии – как раз вот эти самые шероховатости? – Склонившись к обшивке, он направил луч своего фонаря под острым углом к ней, а Флетчер старательно присматривался, ища зазор. – Вероятно, – продолжал развивать свою мысль Конвей, – все беды оставшихся в живых – это уже последствия того, что случилось с кораблем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72