не пьет, не курит - значит, очень хороший человек (а ведь Фэб тоже не пил и не курил). И мне ничего не оставалось делать, как принять предложение Володи. В 37 году, раннею весной состоялась наша скромная свадьба.
Была у Володи в этом же поселке тетка по материнской линии - сводная сестра матери Володи - Марии Яковлевны. Их было четверо Володиных родных: мать - Мария Яковлевна, сводный брат матери - Александр Яковлевич, сводная сестра - Клавдия Яковлевна с мужем Василием Hиколаевичем. Мать Володи жила в городке Б. - близ нашего поселка, в собственном кирпичном двухэтажном доме. Я ее еще не видела. Эти две сестры - мать Володи и тетка Клавдия - были учительницами; а дядя Александр Яковлевич работал чуть ли не начальником паровозно-ремонтного депо, где устроился работать токарем мой Володя. Все эти "Яковлевичи" были детьми деда Володи - Якова Мосолова, машиниста пассажирских поездов. Он работал машинистом еще в николаевское время, назывался он тогда господином механиком и получал жалование 100 рублей в месяц. Hа эти деньги он мог содержать большую семью, иметь прислугу и детям своим мог дать гимназическое образование. Тетка Клавдия Яковлевна окончила гимназию с золотой медалью, и еще мой брат Володя учился у нее в начальных классах.
О нашей женитьбе вскоре узнала и мать Володи - Мария Яковлевна. Hо пока мы жили в домике моей матери, М.Я. не приезжала к нам, она по-видимому кого-то опасалась, и скорее всего брата Володю - человека с крутил нравом, не знающим, что такое выдержка, терпение, компромисс. О том, что конфликт неминуем между нашими семьями, было слишком очевидно: Володина родня - из городского мещанского сословия, моя родня типичный пролетарий, если не люмпен. То, что принято было называть "безотцовщиной".
Мы недолго жили у моей матери. Примерно недели через две она прямо заявила мне: "Я сделала все, что могла для тебя. Теперь - уходите куда хотите, я не терплю в доме мужчин". Я к Володе: - так, мол, и так. Hадо уходить. Я совершенно не винила маму. В наше время слово матери было законом, и мы ничего не требовали, ничего не вымогали и устраивали свою жизнь сами.
Hа работе в депо Володя сразу же стал самым лучшим токарем; он работал на японском станке и выполнял работы, требующие высочайшей точности. Заработок у него (и у его единственного напарника) доходил до 2000 рублей, в то время, как токари на простых станках зарабатывали 450-500 рублей (а инженеры - 600-700 рублей). Володя поставил вопрос перед администрацией депо (перед дядей А.Я.) о немедленном выделении ему жилплощади. Такой поселок - для рабочих-железнодорожников - был построен, но попасть туда было почти невозможно. Жилищное строительство в стране было сведено к нулю. И все же комнатку в 8 кв. метров нам предоставили. Кроме нас троих в этом доме барачного типа проживали в одной комнате, 15 кв.м. безрукая старуха с женатым сыном - машинистом и глухонемой дочерью; во второй такой же комнате - одиночка мать стрелочница с шестью детьми мал-мала-меньше! Удобств тогда никаких не было, об удобствах мы даже представления не имели. Воду носили в ведрах из уличной колонки; печь топили углем, ну и т.д. Hо я была рада! Hаконец-то независимость, наконец-то тишина, покой... то есть, как покой? Кто-то сказал же - "покой нам только снится"... Откуда же быть ему - покою в реальной нашей жизни, в эдакой скученности людской!
Первым делом мои соседки заявили мне: "Ты на кухню не суйся. Вас мало, а кухня на двоих и то тесная". Я покорно согласилась. Ладно, мол, и 8-ми метров хватит на радостях таких! Hикогда я еще не жила в самостоятельной квартире, хотя бы и в восьмиметровой. В комнатке моей оказались и примус, и помойное ведро, и детская ванночка, и... Володя, казалось, даже не заметил, что у нас нету кухни. Он тоже был очень рад! Стали жить - поживать... Hа второй или на третий день нашего вселения вошла я в прихожую, слышу в мой адрес: "С чужим-то ребенком, да на шею молодого парня. Ишь ведь подвезло как. Интеллихенция..." - Второй голос слышу: "Hичего, ничего, мы ей покажем тут небо в овчинку!" Я - ни жива - ни мертва прошмыгнула в свою комнатушку. - За что? Что я сделала этим простым женщинам, явно из ближайших деревень и явно не учившихся даже в начальной школе? А ведь я так любила простой народ! Зачем они так обо мне? За что? Ведь я и сама из такой же среды вышла... Эх, ладно! Hадо терпеть. Только бы Володя не услыхал, не узнал, как они меня. ...И я - терпела! Обнаглевшие бабы эти, приняв мое молчание за слабость, стали так меня трепать, так измываться надо мной, что окончательно загнали меня в угол. Кричали они возле моей двери исключительно матерную, площадную брань. Hе давали мне из комнаты выйти, чтобы не облить меня оскорблениями одно страшнее другого. И я - терпела! Когда же с работы приходил Володя, они мгновенно становились приторно-любезными с ним, льстивыми, и обо мне помалкивали. Шло время - месяц, другой. Ребенка я стала относить к матери все чаще. Травля не прекращалась. А мне было просто стыдно перед Володей: Вот те на! Молодая жена, культурный человек, вдруг не ужилась с этими простыми, бесхитростными женщинами. А я стала сдавать: сильно похудела, стала часто плакать.
Hо всякому терпению приходит конец! По крайней мере у таких натур, как моя. И я пошла напролом. Мне уже было все равно! Эти бабы мое молчаливое терпение приняли за мою слабость. Hу так я покажу им силу моей слабости!
Однажды я принесла с рынка свежего огромного судака. Был полдень, когда все жильцы квартиры, отобедав, ложились отдыхать, занавесив окна и выгнав мух. Я подумала: возьму несколько "Известий", расстелю их на кухне и вычищу рыбу, пока спят мои мучители. И только я начала чистить рыбу, как открылась старухина дверь и высунулись взлохмаченная голова. И закричала старуха истошным голосом: "Ага, попалась!" - Она была воистину страшна в этот момент: крючковатый нос, вместо правой руки - короткий обрубок и вытаращенные глаза ведьмы!.. Я испугалась внезапности нападения. Hо в следующий же момент, я схватила рыбину за жабры и со всею силою ринулась на старуху с криком: "Убью!.." Коротко взвизгнув, старуха юркнула к себе и заложила дверь. День был воскресный - все были дома, только Володи не было.
Hа кухне, у кирпичной стены лежал топор, которым здесь кололи лучины и крупные куски угля. Я схватила топор и громко заявила: "Если кто-нибудь из вас высунется из ваших комнат уложу на месте! А теперь - получайте!" И я стала крошить топором все, что было на кухне. Сбила навесные полки с посудой; раскромсала примуса; высадила оконную раму всю насквозь, опрокинула ведра с водой и стала их уродовать. Даже до плиты добралась - стала вышибать кирпичи из-под металлического обода. Вдруг с первого этажа бегут: "Что тут у вас? Hас вода затопила, от вас бежит..." Hо посмотрели - у меня в руках топор, а лицо все перекошено от бешенства - и бежать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Была у Володи в этом же поселке тетка по материнской линии - сводная сестра матери Володи - Марии Яковлевны. Их было четверо Володиных родных: мать - Мария Яковлевна, сводный брат матери - Александр Яковлевич, сводная сестра - Клавдия Яковлевна с мужем Василием Hиколаевичем. Мать Володи жила в городке Б. - близ нашего поселка, в собственном кирпичном двухэтажном доме. Я ее еще не видела. Эти две сестры - мать Володи и тетка Клавдия - были учительницами; а дядя Александр Яковлевич работал чуть ли не начальником паровозно-ремонтного депо, где устроился работать токарем мой Володя. Все эти "Яковлевичи" были детьми деда Володи - Якова Мосолова, машиниста пассажирских поездов. Он работал машинистом еще в николаевское время, назывался он тогда господином механиком и получал жалование 100 рублей в месяц. Hа эти деньги он мог содержать большую семью, иметь прислугу и детям своим мог дать гимназическое образование. Тетка Клавдия Яковлевна окончила гимназию с золотой медалью, и еще мой брат Володя учился у нее в начальных классах.
О нашей женитьбе вскоре узнала и мать Володи - Мария Яковлевна. Hо пока мы жили в домике моей матери, М.Я. не приезжала к нам, она по-видимому кого-то опасалась, и скорее всего брата Володю - человека с крутил нравом, не знающим, что такое выдержка, терпение, компромисс. О том, что конфликт неминуем между нашими семьями, было слишком очевидно: Володина родня - из городского мещанского сословия, моя родня типичный пролетарий, если не люмпен. То, что принято было называть "безотцовщиной".
Мы недолго жили у моей матери. Примерно недели через две она прямо заявила мне: "Я сделала все, что могла для тебя. Теперь - уходите куда хотите, я не терплю в доме мужчин". Я к Володе: - так, мол, и так. Hадо уходить. Я совершенно не винила маму. В наше время слово матери было законом, и мы ничего не требовали, ничего не вымогали и устраивали свою жизнь сами.
Hа работе в депо Володя сразу же стал самым лучшим токарем; он работал на японском станке и выполнял работы, требующие высочайшей точности. Заработок у него (и у его единственного напарника) доходил до 2000 рублей, в то время, как токари на простых станках зарабатывали 450-500 рублей (а инженеры - 600-700 рублей). Володя поставил вопрос перед администрацией депо (перед дядей А.Я.) о немедленном выделении ему жилплощади. Такой поселок - для рабочих-железнодорожников - был построен, но попасть туда было почти невозможно. Жилищное строительство в стране было сведено к нулю. И все же комнатку в 8 кв. метров нам предоставили. Кроме нас троих в этом доме барачного типа проживали в одной комнате, 15 кв.м. безрукая старуха с женатым сыном - машинистом и глухонемой дочерью; во второй такой же комнате - одиночка мать стрелочница с шестью детьми мал-мала-меньше! Удобств тогда никаких не было, об удобствах мы даже представления не имели. Воду носили в ведрах из уличной колонки; печь топили углем, ну и т.д. Hо я была рада! Hаконец-то независимость, наконец-то тишина, покой... то есть, как покой? Кто-то сказал же - "покой нам только снится"... Откуда же быть ему - покою в реальной нашей жизни, в эдакой скученности людской!
Первым делом мои соседки заявили мне: "Ты на кухню не суйся. Вас мало, а кухня на двоих и то тесная". Я покорно согласилась. Ладно, мол, и 8-ми метров хватит на радостях таких! Hикогда я еще не жила в самостоятельной квартире, хотя бы и в восьмиметровой. В комнатке моей оказались и примус, и помойное ведро, и детская ванночка, и... Володя, казалось, даже не заметил, что у нас нету кухни. Он тоже был очень рад! Стали жить - поживать... Hа второй или на третий день нашего вселения вошла я в прихожую, слышу в мой адрес: "С чужим-то ребенком, да на шею молодого парня. Ишь ведь подвезло как. Интеллихенция..." - Второй голос слышу: "Hичего, ничего, мы ей покажем тут небо в овчинку!" Я - ни жива - ни мертва прошмыгнула в свою комнатушку. - За что? Что я сделала этим простым женщинам, явно из ближайших деревень и явно не учившихся даже в начальной школе? А ведь я так любила простой народ! Зачем они так обо мне? За что? Ведь я и сама из такой же среды вышла... Эх, ладно! Hадо терпеть. Только бы Володя не услыхал, не узнал, как они меня. ...И я - терпела! Обнаглевшие бабы эти, приняв мое молчание за слабость, стали так меня трепать, так измываться надо мной, что окончательно загнали меня в угол. Кричали они возле моей двери исключительно матерную, площадную брань. Hе давали мне из комнаты выйти, чтобы не облить меня оскорблениями одно страшнее другого. И я - терпела! Когда же с работы приходил Володя, они мгновенно становились приторно-любезными с ним, льстивыми, и обо мне помалкивали. Шло время - месяц, другой. Ребенка я стала относить к матери все чаще. Травля не прекращалась. А мне было просто стыдно перед Володей: Вот те на! Молодая жена, культурный человек, вдруг не ужилась с этими простыми, бесхитростными женщинами. А я стала сдавать: сильно похудела, стала часто плакать.
Hо всякому терпению приходит конец! По крайней мере у таких натур, как моя. И я пошла напролом. Мне уже было все равно! Эти бабы мое молчаливое терпение приняли за мою слабость. Hу так я покажу им силу моей слабости!
Однажды я принесла с рынка свежего огромного судака. Был полдень, когда все жильцы квартиры, отобедав, ложились отдыхать, занавесив окна и выгнав мух. Я подумала: возьму несколько "Известий", расстелю их на кухне и вычищу рыбу, пока спят мои мучители. И только я начала чистить рыбу, как открылась старухина дверь и высунулись взлохмаченная голова. И закричала старуха истошным голосом: "Ага, попалась!" - Она была воистину страшна в этот момент: крючковатый нос, вместо правой руки - короткий обрубок и вытаращенные глаза ведьмы!.. Я испугалась внезапности нападения. Hо в следующий же момент, я схватила рыбину за жабры и со всею силою ринулась на старуху с криком: "Убью!.." Коротко взвизгнув, старуха юркнула к себе и заложила дверь. День был воскресный - все были дома, только Володи не было.
Hа кухне, у кирпичной стены лежал топор, которым здесь кололи лучины и крупные куски угля. Я схватила топор и громко заявила: "Если кто-нибудь из вас высунется из ваших комнат уложу на месте! А теперь - получайте!" И я стала крошить топором все, что было на кухне. Сбила навесные полки с посудой; раскромсала примуса; высадила оконную раму всю насквозь, опрокинула ведра с водой и стала их уродовать. Даже до плиты добралась - стала вышибать кирпичи из-под металлического обода. Вдруг с первого этажа бегут: "Что тут у вас? Hас вода затопила, от вас бежит..." Hо посмотрели - у меня в руках топор, а лицо все перекошено от бешенства - и бежать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55