– Бывало, она влюблялась, как теперь это понимает молодежь. Регулярно, начиная с четырнадцати лет; так что мы надеемся, это не слишком серьезно. И сейчас, кажется, ее занимает одно – как мы будем жить в Париже. Я говорил вам, мне безразлично, где жить, но определенно в Париже будет удобнее, чем в Эшли-корте. Я привел ей этот довод, а остальное, надеюсь, сделает природа.
Я рассмеялась:
– Вы очень умный человек, мистер Андерхилл, и вашей девочке повезло. Сомневаюсь, что даже Эшли может долго соперничать с Парижем.
Он встал, и я тоже. Он стоял на коврике перед камином, и комната казалась еще меньше. С высоты своего роста мистер Андерхилл посмотрел на меня.
– Мне очень жаль, мисс Эшли, что мы покидаем Эшли-корт как раз тогда, когда вы вернулись сюда. Вы очень хорошая девушка, и я горжусь знакомством с вами. Полагаю, вы понимаете, как нам трудно, и это очень любезно с вашей стороны. Могу я надеяться, что вы навестите нас в Париже? Я знаю, девушки очень любят ездить в Париж.
Я не сказала, что слишком стеснена в средствах, чтобы ездить на уик-энды в Париж, а только поблагодарила его и проводила до двери, а затем по мощеной дорожке до калитки.
– Я смогу попрощаться с миссис Андерхилл? Наверное, она будет очень занята сборами, но, может быть, ничего, если я позвоню ей утром?
– Она твердо надеется скоро увидеть вас. Не знаю, насколько она занята завтра, но если вы позвоните, будет очень рада, это я могу сказать точно. У нее есть какой-то план насчет вас, и надеюсь, что Кэти... – Мистер Андерхилл помолчал, положив руку на калитку, и отвернулся. Его лицо слегка изменилось, и он прокашлялся. – А вот и Кэти. Я так и думал.
Кэти шла через сад. Теперь на ней было платье из какой-то светлой материи, оно придавало плавность ее походке. Девушка тихо продвигалась через сумерки среди старых серых деревьев. Эффект получился романтический и таинственный, как на расплывчатой картинке телевизионной рекламы. Но увидев нас у калитки, Кэти помахала рукой, и этот неуверенный жест разрушил образ. Она тянула время и сама сознавала это и нервничала. Короче говоря, она пришла извиняться.
Помахав в ответ и крикнув приветствие, я заметила, что Джеффри Андерхилла рядом нет. Он растворился тихо, как настоящая дикая кошка в джунглях, и теперь стоял у разрушенной стены, глядя на отражение заката в воде и совершая церемонию раскуривания сигары. Пожалуй, он находился вне пределов слышимости. Да, прекрасный артист этот мистер Андерхилл. Мне он определенно нравился.
– ... Должна была прийти извиниться, – торопливо говорила Кэти тонким слабым голоском, как ребенок, стремящийся поскорее с этим покончить и не уверенный, что его простят.
Она остановилась по другую сторону калитки и схватилась за нее обеими руками. Я положила сверху свои. Я была старше почти на четыре года, но в тот момент чувствовала, что на четыреста.
– Все в порядке, – быстро сказала я. – Больше не надо ничего говорить. Ваш отец все рассказал мне, но я и так знала. Я знаю, вы сделали это без злого намерения. Это все Эмори, и виноват он, а не вы. Я действительно так считаю, а не просто утешаю вас... Откуда вам знать английские законы? И кроме того, – улыбнулась я, – я хорошо знаю своих троюродных братьев. Если бы я стала рассказывать, сколько раз они подбивали меня на такое, чего я бы сама никогда не сделала, мы бы тут простояли до полуночи. Так что, пожалуйста, забудем об этом.
– Черт, хотела бы я забыть! Вы очень добры, но если честно, вы до конца не поняли.
Хорошенькое личико, похожее на мордочку мопса, было необычайно серьезно. Она не наклеила свои накладные ресницы, и глаза казались странно беззащитными. Мне почудились в них слезы.
– Честно, Бриони, – повторила она. – Вам я бы такого не сделала, но я думала, все в пределах закона – просто взять несколько вещиц для ребят и не волноваться насчет экскурсантов. А потом наверху я нашла картины, в шкафу с книгами, и когда поняла, что они тоже ценные, взяла и их тоже... – Она глотнула. – А после этого приехали вы и стали спрашивать, и я заподозрила, что тут не все чисто, и вдруг узнала, что картины на самом деле были ваши, ваша собственность... И честное слово, Бриони, мне стало так нехорошо, прямо хоть умереть! Вы простите меня?
Я еще некоторое время поуверяла ее, старательно избегая упреков по адресу Эмори. Я боялась, что Кэти начнет его защищать, хотя казалось, она уже не так вздыхает о нем. У меня осталось отчетливое впечатление, что ей не хочется о нем говорить. Ну и хорошо. Но сам факт, что она пришла ко мне извиниться, когда было проще простого завтра уехать и больше никогда меня не увидеть, говорил о том, что в Кэти было зерно отцовского характера. Я не разделяла страхов мистера Андерхилла насчет ее возрастных «проблем», но если она на этот раз с ними не столкнулась, то уж никак не благодаря Эмори. Я обнаружила, что теперь легче отношусь к тому, что послала фотографии в Бад-Тёльц. О Джеймсе же я вообще отказывалась думать. Кэти, однако, помнила о нем.
– Знаете, Джеймс не имел к этому никакого отношения. Честное слово! И я знаю, что когда он увидел эти картины, то хотел сразу же их вернуть. Джеймс очень, очень вас любит и никогда бы ничего не сделал вам во вред!
– Я знаю.
Причудливый тающий красный солнечный луч, пробившись сквозь облака над горизонтом, коснулся верхушки груши в саду. Там сидел дрозд, чистя перышки на груди, готовясь запеть.
Я снова взглянула на Кэти. Она смотрела на меня встревоженными беззащитными глазами.
– А теперь, – улыбнулась я, – расскажите мне о Париже.
Джеффри Андерхилл до половины выкурил сигару, прежде чем Кэти, говорившая теперь о Париже и о планах матери, вернулась к своей обычной живости:
– Завтра мы уезжаем, и будет этот сказочный ужин, и мы хотим, чтобы вы тоже приехали! Пожалуйста, Бриони, скажите, что приедете! Мама сказала, чтобы я обязательно вас пригласила.
– Ну, – начала я с сомнением.
Но мистер Андерхилл, уловив новую тональность в голосе дочери, перестал созерцать пруд и по траве подошел к нам.
– Кэти имеет в виду Лондон, мисс Эшли. Я доверил ей пригласить вас, но, кажется, она толком не объяснила. Завтра вечером мы устраиваем прием. Он был запланирован давно, это ежегодный прием, и мы пригласили некоторых друзей. Вы окажете нам честь, если тоже присоединитесь. Как я уже говорил вам, мы на несколько дней поселимся в Лондоне, пока не переедем в Париж, так что заодно это будет, можно сказать, и прощальный ужин. Стефани сегодня полдня висела на телефоне, страшно хотела видеть вас на этом ужине. Пообещайте, что придете.
– Пожалуйста, пожалуйста! – воскликнула Кэти.
– Страшно любезно с вашей стороны, спасибо большое. Мне бы очень хотелось прийти, но...
Я заколебалась.
Кэти тут же забеспокоилась:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Я рассмеялась:
– Вы очень умный человек, мистер Андерхилл, и вашей девочке повезло. Сомневаюсь, что даже Эшли может долго соперничать с Парижем.
Он встал, и я тоже. Он стоял на коврике перед камином, и комната казалась еще меньше. С высоты своего роста мистер Андерхилл посмотрел на меня.
– Мне очень жаль, мисс Эшли, что мы покидаем Эшли-корт как раз тогда, когда вы вернулись сюда. Вы очень хорошая девушка, и я горжусь знакомством с вами. Полагаю, вы понимаете, как нам трудно, и это очень любезно с вашей стороны. Могу я надеяться, что вы навестите нас в Париже? Я знаю, девушки очень любят ездить в Париж.
Я не сказала, что слишком стеснена в средствах, чтобы ездить на уик-энды в Париж, а только поблагодарила его и проводила до двери, а затем по мощеной дорожке до калитки.
– Я смогу попрощаться с миссис Андерхилл? Наверное, она будет очень занята сборами, но, может быть, ничего, если я позвоню ей утром?
– Она твердо надеется скоро увидеть вас. Не знаю, насколько она занята завтра, но если вы позвоните, будет очень рада, это я могу сказать точно. У нее есть какой-то план насчет вас, и надеюсь, что Кэти... – Мистер Андерхилл помолчал, положив руку на калитку, и отвернулся. Его лицо слегка изменилось, и он прокашлялся. – А вот и Кэти. Я так и думал.
Кэти шла через сад. Теперь на ней было платье из какой-то светлой материи, оно придавало плавность ее походке. Девушка тихо продвигалась через сумерки среди старых серых деревьев. Эффект получился романтический и таинственный, как на расплывчатой картинке телевизионной рекламы. Но увидев нас у калитки, Кэти помахала рукой, и этот неуверенный жест разрушил образ. Она тянула время и сама сознавала это и нервничала. Короче говоря, она пришла извиняться.
Помахав в ответ и крикнув приветствие, я заметила, что Джеффри Андерхилла рядом нет. Он растворился тихо, как настоящая дикая кошка в джунглях, и теперь стоял у разрушенной стены, глядя на отражение заката в воде и совершая церемонию раскуривания сигары. Пожалуй, он находился вне пределов слышимости. Да, прекрасный артист этот мистер Андерхилл. Мне он определенно нравился.
– ... Должна была прийти извиниться, – торопливо говорила Кэти тонким слабым голоском, как ребенок, стремящийся поскорее с этим покончить и не уверенный, что его простят.
Она остановилась по другую сторону калитки и схватилась за нее обеими руками. Я положила сверху свои. Я была старше почти на четыре года, но в тот момент чувствовала, что на четыреста.
– Все в порядке, – быстро сказала я. – Больше не надо ничего говорить. Ваш отец все рассказал мне, но я и так знала. Я знаю, вы сделали это без злого намерения. Это все Эмори, и виноват он, а не вы. Я действительно так считаю, а не просто утешаю вас... Откуда вам знать английские законы? И кроме того, – улыбнулась я, – я хорошо знаю своих троюродных братьев. Если бы я стала рассказывать, сколько раз они подбивали меня на такое, чего я бы сама никогда не сделала, мы бы тут простояли до полуночи. Так что, пожалуйста, забудем об этом.
– Черт, хотела бы я забыть! Вы очень добры, но если честно, вы до конца не поняли.
Хорошенькое личико, похожее на мордочку мопса, было необычайно серьезно. Она не наклеила свои накладные ресницы, и глаза казались странно беззащитными. Мне почудились в них слезы.
– Честно, Бриони, – повторила она. – Вам я бы такого не сделала, но я думала, все в пределах закона – просто взять несколько вещиц для ребят и не волноваться насчет экскурсантов. А потом наверху я нашла картины, в шкафу с книгами, и когда поняла, что они тоже ценные, взяла и их тоже... – Она глотнула. – А после этого приехали вы и стали спрашивать, и я заподозрила, что тут не все чисто, и вдруг узнала, что картины на самом деле были ваши, ваша собственность... И честное слово, Бриони, мне стало так нехорошо, прямо хоть умереть! Вы простите меня?
Я еще некоторое время поуверяла ее, старательно избегая упреков по адресу Эмори. Я боялась, что Кэти начнет его защищать, хотя казалось, она уже не так вздыхает о нем. У меня осталось отчетливое впечатление, что ей не хочется о нем говорить. Ну и хорошо. Но сам факт, что она пришла ко мне извиниться, когда было проще простого завтра уехать и больше никогда меня не увидеть, говорил о том, что в Кэти было зерно отцовского характера. Я не разделяла страхов мистера Андерхилла насчет ее возрастных «проблем», но если она на этот раз с ними не столкнулась, то уж никак не благодаря Эмори. Я обнаружила, что теперь легче отношусь к тому, что послала фотографии в Бад-Тёльц. О Джеймсе же я вообще отказывалась думать. Кэти, однако, помнила о нем.
– Знаете, Джеймс не имел к этому никакого отношения. Честное слово! И я знаю, что когда он увидел эти картины, то хотел сразу же их вернуть. Джеймс очень, очень вас любит и никогда бы ничего не сделал вам во вред!
– Я знаю.
Причудливый тающий красный солнечный луч, пробившись сквозь облака над горизонтом, коснулся верхушки груши в саду. Там сидел дрозд, чистя перышки на груди, готовясь запеть.
Я снова взглянула на Кэти. Она смотрела на меня встревоженными беззащитными глазами.
– А теперь, – улыбнулась я, – расскажите мне о Париже.
Джеффри Андерхилл до половины выкурил сигару, прежде чем Кэти, говорившая теперь о Париже и о планах матери, вернулась к своей обычной живости:
– Завтра мы уезжаем, и будет этот сказочный ужин, и мы хотим, чтобы вы тоже приехали! Пожалуйста, Бриони, скажите, что приедете! Мама сказала, чтобы я обязательно вас пригласила.
– Ну, – начала я с сомнением.
Но мистер Андерхилл, уловив новую тональность в голосе дочери, перестал созерцать пруд и по траве подошел к нам.
– Кэти имеет в виду Лондон, мисс Эшли. Я доверил ей пригласить вас, но, кажется, она толком не объяснила. Завтра вечером мы устраиваем прием. Он был запланирован давно, это ежегодный прием, и мы пригласили некоторых друзей. Вы окажете нам честь, если тоже присоединитесь. Как я уже говорил вам, мы на несколько дней поселимся в Лондоне, пока не переедем в Париж, так что заодно это будет, можно сказать, и прощальный ужин. Стефани сегодня полдня висела на телефоне, страшно хотела видеть вас на этом ужине. Пообещайте, что придете.
– Пожалуйста, пожалуйста! – воскликнула Кэти.
– Страшно любезно с вашей стороны, спасибо большое. Мне бы очень хотелось прийти, но...
Я заколебалась.
Кэти тут же забеспокоилась:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73