Грачи, рассаживаясь на ночь, устроили великую суматоху. За крышей коттеджа подобно облакам пенились нежным цветением фруктовые деревья, а высокая груша подняла среди сада свой белоснежный султан, как фонтан среди водоема. На груше пел одинокий дрозд, свежо и страстно, и казалось, что это первая песня с начала мира. Откуда-то неподалеку донеслись тяжелые удары.
– Роб за что-то взялся, – сказал Джеймс.
– Наверное, чинит кошку, что ловила рыбу.
– Кошку?
– У шлюза, где изо рва вытекает водослив. Она сломалась. Я видела после обеда, когда мы с Кэти возвращались из лабиринта.
– Да? Жаль. Приятная была вещица. Это ты просила починить?
– Нет, я его не видела после обеда.
– Так что же он засуетился? – удивился Джеймс. – Нет, наверное, он подпирает ворота, или чинит крышу, или вырубает кусты. В любом случае это пустая трата времени. Все расползается по швам, и Робу Гренджеру этого не остановить.
Он говорил без горечи и без всякого намерения кого-нибудь обидеть, но с необычной серьезностью, и это заставило меня повнимательнее взглянуть на него. Джеймс твердо встретил мой взгляд, взял у меня пустую чашку и поставил вместе со своей на перекладину под сиденьем. Потом, как раньше в детской, его рука легко легла на мои плечи, и Джеймс нежно привлек меня к себе. Я ощутила, как бьется его сердце – кажется, чуточку учащенно. – Бриони, милая, нам надо поговорить.
Я ждала, чувствуя, что, стремясь попасть в такт с его сердцем, мое стало биться чаще. Я была поглощена красотой вечера, ароматом сирени, пением дрозда и чарующими отблесками заходящего солнца на озере. Мой троюродный брат откашлялся.
– Ты, наверное, рассердишься, но, думаю, у тебя хватит здравого смысла выслушать меня, и, надеюсь, ты в конце концов поможешь. – Его пальцы у меня на плече слегка сжались. – Ты должна быть на моей стороне. Так все складывается.
Дрозд внезапно замолчал, как будто закрыли клапан. Цапля тоже взяла перерыв на ночь. Наверное, неплохо нагрузилась, подумала я, нелегко будет взлететь. В тишине я смотрела, как она тяжело поднялась в воздух и, хлопая крыльями, скрылась из виду.
– Бриони!
– Да, я слушаю. Говори.
Я чувствовала его взгляд и слышала, как он вздохнул.
– Начну с самого начала. И лучше начать с самого неприятного. Мой отец, да и все мы влипли. Серьезно влипли. Нам отчаянно нужны наличные, нужно достать их во что бы то ни стало, и поскорее.
Я ждала совсем другого и была ошарашена, и Джеймс заметил это.
– Ты уверен? Я думала, вы сейчас на коне – ведь дело в Хересе процветает, и Перейра поддерживает вас. И я знаю, папа думал так же. Что-нибудь случилось?
– Да, многое случилось, и все сразу. – Он поерзал. – Не зря говорят: беда не приходит одна. Каждую в отдельности мы бы могли одолеть, но все св лилось разом. Я уже говорил тебе, что отцу, наверное, придется отойти от дел. А в таком случае нет никакой уверенности, что Перейра захочет нам помогать. С чего бы? А бристольское дело не много стоит, все имущество заложено. Если бы было время... Но в том-то и дело, что его нет. Болезнь отца для нас как нож к горлу.
Вот и случилось, подумала я. Из-за смерти моего отца эта обуза – Эшли-корт – свалилась и на них.
– Но я думала, у Хуаниты куча своих денег. Разве она не одолжит вам на время и не даст отсрочку?
– В том-то и ирония, – без всякой иронии, а только с явным отвращением к необходимости говорить обо всем этом сказал Джеймс, – что основная часть ее денег вложена в какой-то траст, и их трогать нельзя. Эти трасты...
Я промолчала. Тихий вечер показался пустым. Свечение озера погасло. Похолодало, и аромат сирени пропал.
– И вот, – продолжал Джеймс, – отец обратился к вам – узнать, не поможете ли вы.
На этот раз я действительно встревожилась.
– Джеймс, неужели это так серьезно? Ты же знаешь, что мы совершенно на мели.
– Конечно, мы это знали. Но у вас было Эшли.
– Эшли? Но какой толк от Эшли, если его пора заложить! Это величайшая обуза – часть национального достояния.
– В настоящее время – да. Приходится лишь тратиться на его содержание, а доходов никаких, нам это известно. – Его голос стал тусклым. – Но я говорю о трасте Эшли.
– Понятно. То есть за этим вы и обратились к папе? Ликвидировать траст?
– Да.
– Когда это было?
– Первый раз – в ноябре прошлого года. Я не знаю, что он ответил на письмо моего отца, но понимаю: бывает нужно пространство для маневра – ведь, наверное, надо было оставить отцу надежду на согласие.
– Первый раз? Значит, он просил еще?
Джеймс кивнул:
– Недавно он написал опять и пару раз говорил с твоим отцом по телефону. Это было, когда дядя Джонатан находился в Бад-Тёльце. Мой отец не очень напирал, он понимал, что дяде Джону надо отдохнуть, но... Положение становилось отчаянным. В последний раз дядя Джон сказал, что и думать об этом не станет. – Джеймс на мгновение замолк, склонив голову. – Я думал о причинах, почему он так решил, но так до конца и не могу понять. Как ты сама знаешь, в прошлом собственность продавалась, и никто особенно не возражал. Наверное, твой отец настолько поправился, что надеялся сам кое-как содержать поместье. Да и, в конце концов, это твой дом.
– И его. Он любил его. Ты ведь неспроста употребил слово «собственность», Джеймс? Как я поняла, ты говоришь о самом месте, о земле.
– Да. – Он бросил на меня робкий взгляд. – Ты что-нибудь знала об этом?
– Ничего. Конечно, если встанет вопрос о расторжении траста, это не пройдет мимо меня. И мне придется согласиться, ты знаешь. – Я на мгновение задумалась. – А никому не приходило в голову попытаться вывести Хуаниту из ее траста, не касаясь нас? В конце концов, она жена дяди Говарда.
– Да, конечно, пытались. Но ее никак нельзя трогать. Ее доля переходит к детям, а если их не будет, то может быть изъята из траста, лишь когда мачехе исполнится сорок.
– Что ж, не так уж долго ждать.
– Нет. Если бы речь шла о шести месяцах, и то для нас было бы слишком долго.
– Значит, – сказала я, – после смерти папы вы обращаетесь ко мне с просьбой со своей стороны расторгнуть траст.
Он молчал.
– Ты ведь к этому ведешь, не так ли? Вы этого хотите?
– Да, мы хотим этого, – ответил Джеймс.
Пауза.
– А папа приводил какие-нибудь причины, почему он ни в какую не хочет ликвидации траста? – резко спросила я.
– Нет. Он не хотел это обсуждать. А тебе ничего не говорил, не намекал хотя бы?
Покачав головой, в какой-то момент просветления я вдруг поняла, что да, говорил: «Траст. Положись. Делать, как надо». Это была одна из беспокоящих его забот. Остального я пока не знала. И пока не могла ничего предпринимать. Я нашла выход в полуправде:
– Не могу сказать, что говорил. Он мог считать, что ваши денежные затруднения – это ваше личное дело, в которое не стоит никого посвящать, даже меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
– Роб за что-то взялся, – сказал Джеймс.
– Наверное, чинит кошку, что ловила рыбу.
– Кошку?
– У шлюза, где изо рва вытекает водослив. Она сломалась. Я видела после обеда, когда мы с Кэти возвращались из лабиринта.
– Да? Жаль. Приятная была вещица. Это ты просила починить?
– Нет, я его не видела после обеда.
– Так что же он засуетился? – удивился Джеймс. – Нет, наверное, он подпирает ворота, или чинит крышу, или вырубает кусты. В любом случае это пустая трата времени. Все расползается по швам, и Робу Гренджеру этого не остановить.
Он говорил без горечи и без всякого намерения кого-нибудь обидеть, но с необычной серьезностью, и это заставило меня повнимательнее взглянуть на него. Джеймс твердо встретил мой взгляд, взял у меня пустую чашку и поставил вместе со своей на перекладину под сиденьем. Потом, как раньше в детской, его рука легко легла на мои плечи, и Джеймс нежно привлек меня к себе. Я ощутила, как бьется его сердце – кажется, чуточку учащенно. – Бриони, милая, нам надо поговорить.
Я ждала, чувствуя, что, стремясь попасть в такт с его сердцем, мое стало биться чаще. Я была поглощена красотой вечера, ароматом сирени, пением дрозда и чарующими отблесками заходящего солнца на озере. Мой троюродный брат откашлялся.
– Ты, наверное, рассердишься, но, думаю, у тебя хватит здравого смысла выслушать меня, и, надеюсь, ты в конце концов поможешь. – Его пальцы у меня на плече слегка сжались. – Ты должна быть на моей стороне. Так все складывается.
Дрозд внезапно замолчал, как будто закрыли клапан. Цапля тоже взяла перерыв на ночь. Наверное, неплохо нагрузилась, подумала я, нелегко будет взлететь. В тишине я смотрела, как она тяжело поднялась в воздух и, хлопая крыльями, скрылась из виду.
– Бриони!
– Да, я слушаю. Говори.
Я чувствовала его взгляд и слышала, как он вздохнул.
– Начну с самого начала. И лучше начать с самого неприятного. Мой отец, да и все мы влипли. Серьезно влипли. Нам отчаянно нужны наличные, нужно достать их во что бы то ни стало, и поскорее.
Я ждала совсем другого и была ошарашена, и Джеймс заметил это.
– Ты уверен? Я думала, вы сейчас на коне – ведь дело в Хересе процветает, и Перейра поддерживает вас. И я знаю, папа думал так же. Что-нибудь случилось?
– Да, многое случилось, и все сразу. – Он поерзал. – Не зря говорят: беда не приходит одна. Каждую в отдельности мы бы могли одолеть, но все св лилось разом. Я уже говорил тебе, что отцу, наверное, придется отойти от дел. А в таком случае нет никакой уверенности, что Перейра захочет нам помогать. С чего бы? А бристольское дело не много стоит, все имущество заложено. Если бы было время... Но в том-то и дело, что его нет. Болезнь отца для нас как нож к горлу.
Вот и случилось, подумала я. Из-за смерти моего отца эта обуза – Эшли-корт – свалилась и на них.
– Но я думала, у Хуаниты куча своих денег. Разве она не одолжит вам на время и не даст отсрочку?
– В том-то и ирония, – без всякой иронии, а только с явным отвращением к необходимости говорить обо всем этом сказал Джеймс, – что основная часть ее денег вложена в какой-то траст, и их трогать нельзя. Эти трасты...
Я промолчала. Тихий вечер показался пустым. Свечение озера погасло. Похолодало, и аромат сирени пропал.
– И вот, – продолжал Джеймс, – отец обратился к вам – узнать, не поможете ли вы.
На этот раз я действительно встревожилась.
– Джеймс, неужели это так серьезно? Ты же знаешь, что мы совершенно на мели.
– Конечно, мы это знали. Но у вас было Эшли.
– Эшли? Но какой толк от Эшли, если его пора заложить! Это величайшая обуза – часть национального достояния.
– В настоящее время – да. Приходится лишь тратиться на его содержание, а доходов никаких, нам это известно. – Его голос стал тусклым. – Но я говорю о трасте Эшли.
– Понятно. То есть за этим вы и обратились к папе? Ликвидировать траст?
– Да.
– Когда это было?
– Первый раз – в ноябре прошлого года. Я не знаю, что он ответил на письмо моего отца, но понимаю: бывает нужно пространство для маневра – ведь, наверное, надо было оставить отцу надежду на согласие.
– Первый раз? Значит, он просил еще?
Джеймс кивнул:
– Недавно он написал опять и пару раз говорил с твоим отцом по телефону. Это было, когда дядя Джонатан находился в Бад-Тёльце. Мой отец не очень напирал, он понимал, что дяде Джону надо отдохнуть, но... Положение становилось отчаянным. В последний раз дядя Джон сказал, что и думать об этом не станет. – Джеймс на мгновение замолк, склонив голову. – Я думал о причинах, почему он так решил, но так до конца и не могу понять. Как ты сама знаешь, в прошлом собственность продавалась, и никто особенно не возражал. Наверное, твой отец настолько поправился, что надеялся сам кое-как содержать поместье. Да и, в конце концов, это твой дом.
– И его. Он любил его. Ты ведь неспроста употребил слово «собственность», Джеймс? Как я поняла, ты говоришь о самом месте, о земле.
– Да. – Он бросил на меня робкий взгляд. – Ты что-нибудь знала об этом?
– Ничего. Конечно, если встанет вопрос о расторжении траста, это не пройдет мимо меня. И мне придется согласиться, ты знаешь. – Я на мгновение задумалась. – А никому не приходило в голову попытаться вывести Хуаниту из ее траста, не касаясь нас? В конце концов, она жена дяди Говарда.
– Да, конечно, пытались. Но ее никак нельзя трогать. Ее доля переходит к детям, а если их не будет, то может быть изъята из траста, лишь когда мачехе исполнится сорок.
– Что ж, не так уж долго ждать.
– Нет. Если бы речь шла о шести месяцах, и то для нас было бы слишком долго.
– Значит, – сказала я, – после смерти папы вы обращаетесь ко мне с просьбой со своей стороны расторгнуть траст.
Он молчал.
– Ты ведь к этому ведешь, не так ли? Вы этого хотите?
– Да, мы хотим этого, – ответил Джеймс.
Пауза.
– А папа приводил какие-нибудь причины, почему он ни в какую не хочет ликвидации траста? – резко спросила я.
– Нет. Он не хотел это обсуждать. А тебе ничего не говорил, не намекал хотя бы?
Покачав головой, в какой-то момент просветления я вдруг поняла, что да, говорил: «Траст. Положись. Делать, как надо». Это была одна из беспокоящих его забот. Остального я пока не знала. И пока не могла ничего предпринимать. Я нашла выход в полуправде:
– Не могу сказать, что говорил. Он мог считать, что ваши денежные затруднения – это ваше личное дело, в которое не стоит никого посвящать, даже меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73