- Будто и не врали мы, да? - продолжал размышлять вслух Пантелеев. -
И не предавали. А в общем и целом получается, что замешаны в чем-то
грязном и вонючем. Знаешь, за последние два-три года появились неизвестно
откуда новые люди, много новых людей. Откуда они, Алик?
- Откуда и мы с тобой. Только к "новым" добавь еще и молодые...
- Вероятно, ты прав. Но, новые они или молодые, они чужие. А те, с
кем мы сталкивались, рядом жили, общались, кому подчинялись, кем
командовали, кого любили, кого презирали последние тридцать с лишним лет -
свои. Чиновники, художники, писатели, гебисты, партийные функционеры,
подпольные воротилы - все сжились, переплелись друг с другом так, что не
поймешь, где друг, а где враг. Возьмешь топор, решишь - отрублю от себя
года, тяпнешь и, оказывается, сам себе два пальца отрубил.
- Курдюмов - вор, а те, кто ему помогали и помогает, грязные убийцы.
Здесь, Гена, топором по своим пальцам не попадешь.
Пантелеев не успел ответить: в полутемной гостиной неожиданно и
бесшумно, как граф Монте Кристо, объявился Михаил Прутников.
- Без меня выпиваете? - вопросом обличил Михаил.
- Алик за рулем, мне не охота... Мы сегодня не пьем, Миша.
- А я пью! - решил Михаил и направился к бару. Вернулся с нужной
бутылкой и тремя, на всякий случай, рюмками, поставил их на журнальный
столик, столик приспособил поближе к камину, к камину же подтянул третье
кресло для себя, из шести поленьев сложил в камине новый колодец, кинул в
него подожженную бересту и сел, слава богу, в свое кресло, ожидая, когда
из искры возгорится пламя: - Есть такой романс: "Ты сидишь у камина и
смотришь с тоской, как печально огонь догорает". Он не для меня, мальчики.
Так будете вы пить или нет?
- Нет, - решил Пантелеев.
- На нет и суда нет, - Прутников налил себе полную рюмку и,
разглядывая ее на разгоревшийся каминный свет, спросил у Спиридонова: -
Для начала разоблачать меня будете или мне самому разоблачиться?
- У нас самообслуживание, - сказал Пантелеев.
- Ну, раз так... - Прутников махом выпил, втянул в себя воздух,
поставил рюмку на столик и приступил к сеансу саморазоблачения: - Без
экивоков сообщаю вам, мсье Спиридонов, что я - приспособленец и
соглашатель. Но, как истинный приспособленец и талантливый соглашатель, я
очень чувствую особенности той или иной ситуации. Тогда, пришел на
свиданку с вами, я сразу просек, что Гена крутит, не хочет говорить все и
вмиг пустил разговор на сугубую технологию, процесс без личностей. Я
ощущал Генино состояние, да и сам находился в таком же: какие-никакие, а
все - свои и продавать их негоже, некрасиво как-то...
- Мишка, я об этом Альке уже говорил, - перебил его Пантелеев.
- Тогда о чем собственно, говорить?
- Вспомните тот случай, когда Курдюмов навестил вас с дамочкой и
приятелем. Вы с Геной их в резиденции какой-то принимали.
- Как же, отлично помню! - порадовался на свою хорошую память Михаил
Прутников. - Но в каком аспекте этот эпизод вспоминать?
- Аспект один, Миша. Все про приятеля, - с ленинской простотой
изложил суть дела Алик.
- Что должен чувствовать еврей, в порядке исключения занимающий
высокий пост на суперсекретном военном производстве, при встрече с
гебистом, появившемся на его горизонте с малопонятной целью? Самое
естественное: страх и гадливость. Честно признаюсь: еврей Михаил Прутников
в том случае этих чувств не испытывал. Просто милые знакомцы приехали. То
ли гебист был приличный...
- А он - точно гебист? - быстро спросил Алик.
- Мне ли не знать гебистов! - воскликнув, Миша воздел руки к небу,
увидел их и тут же приспособил к делу: наливать вторую. Налил, понюхал, не
выпил, поставил на столик. Деловито поинтересовался: - С внешности начнем?
- поймал утвердительный кивок Алика и начал: - Кажется высоким, но на
самом деле среднего роста - впечатление от культивируемой худобы. На
первый взгляд от тридцати до шестидесяти - выдает ничем не наполненная
кожа под подбородком и на шее - издержки суперменской диеты. И вообще:
стиль плейбой - супермен. В одежде модель английского
спортсмена-джентльмена. Безукоризненный двубортный блайзер, золотистая
рубаха с распахнутым воротом, фантастического кроя бежевые брюки,
темносиние макасины-тапочки.
- Тебе бы комментатором на показе мод служить, - решил Пантелеев.
- Не перебивай, - Миша вошел в раж. - То ли хорошо воспитан, то ли
умеет себя контролировать: держался безукоризненно. Крупный план: коротко
стриженные темные с сединой волосы на косой пробор, глаза зеленые, глубоко
посаженные, короткий нос с горбинкой, явственно читающиеся высокие скулы.
Подбородок острый. Еще что? Да вот, один его прокол вспомнил. Барышню
Алусю, которая с Курдюмовым была, заметно на глаз, презирал.
- Не очень-то умен, следовательно, - решил Алик.
- Не скажите! - воскликнул Миша и воспользовавшись паузой
собеседников, решительно выпил вторую Сморщившись, переменившимся утробным
- плохо что-то вторая пошла - голосом продолжил:
- Заметно было на мой глаз. Он - просто умный, а я - очень умный. Ну,
как? Угодил?
- Вы не назвали имя и фамилию, - сказал Алик.
- Дима. Дмитрий Афанасьевич. Фамилии не знаю, по фамилии не
представлялся.
- И особые приметы.
- Ну, что же можно считать особым? - вспоминал Миша. - Крупная
рельефная родинка на щеке почти у носа. Вот, пожалуй, и все. Да еще, вот,
если манеру, привычку можно считать особой приметой. Когда в беседе устает
или она ему надоедает и лицо начинает это выдавать, он ладошкой сверху ото
лба проводит вниз и как маску меняет по заказу: хотите - внимательное
личико, хотите - приветливое, хотите - веселое. В общем, что хотите. Или
точнее, что он хочет, - помолчал, потом решительно добавил: - Гена сказал
по телефону, что вероятнее всего он - убийца. Не верю.
- Он наверняка не пырял ножом, не стрелял в затылок. Он хладнокровно
и расчетливо организовывал все это не один раз. Что хуже, что лучше - не
знаю. Для меня во всяком случае, спокойная, уверенная в своем праве на
существо безнравственность без границ - хуже всего. У вас может быть
другое мнение, - ненавистно произнес Спиридонов.
- Не сердись на нас, Алик, - попросил Пантелеев у Спиридонова. У Миши
тоже попросил: - Налей-ка мне, Мишаня!
- В стакан? - спросил догадливый Миша.
- Именно, - подтвердил Пантелеев. Миша сходил за стаканом и орешками:
знал вкусы босса. Налил. Геннадий, не задумываясь, сразу же выпил,
похрупал орешком и поинтересовался у Спиридонова: - Ты, чистенький, нас за
полное говно держишь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81