"Жили двенадцать разбойников, жил кудеяр-атаман.
Много разбойников пролил крови честных христиан."
Про смерть в сортире знали только те, кому положено знать. Они и
суетились. Участники презентации продолжали делать свое благородное дело:
пить вино, мило беседовать, незаметно обжиматься и, естественно, слушать
хорошую музыку.
Подошел мент из бригады и сказал Махову:
- Похоже, это не наш, начальник.
- Это почему?
- Работник Министерства иностранных дел. И дипкурьер к тому же.
- Совершеннейший гебистский клиент, - решил Махов. - Звони им, Гриша.
- Фамилия его как? - поспешил без надежды спросить Смирнов.
- Савкин. Геннадий Иванович, - автоматически ответил мент и пошел
искать телефон. Махов, окончательно расслабившись, закурил вторично.
- Везет тебе в последнее время, Леня, - сказал Смирнов.
- Стараюсь.
- Это не ты, это кто-то старается.
- Так кто же старается? - ощетинился вдруг Махов.
- Судьба, - объяснил Смирнов. - Везенье - это судьба.
- Пойдемте отсюда, Александр Иванович, - подал голос Сырцов.
33
С презентации вернулись очень поздно. Имевшая успех Алуся насосалась
там у детишек прилично. Без разуменья и соразмерности рухнув на тахту, она
отшибла задницу, обиделась неизвестно на кого и решила плачуще:
- Все! Постель стелить не буду! Будем спать, как на вокзале!
И, действительно, завалилась на тахту, не снимая меховой жакетки и
декольтированного платья. Только туфлями выстрелила по разным углам. Злой,
как бес, Кузьминский направился на кухню. В связи с водительскими
обязанностями он был трезв, как Егор Лигачев, и намерен сиюминутно
ликвидировать какое-либо свое сходство с одним из лидеров бывшей когда-то
КПСС.
- Витька, телефон принеси! - прокричала из комнаты Алуся. - Мне с
Лариской срочно поговорить надо.
- Третий час уже! - для порядка проворчал Виктор, вырвал штекер и
перенес аппарат из кухни к алуськиной тахте. - Очень хочется услышать как
ты хороша была сегодня, да?
- Пошел вон! - капризно распорядилась она и поставила телефонный
аппарат себе на живот. Для удобства.
Кузьминский на кухне, на всякий случай, прицепил наушник и включил
его в сеть. Пока готовил выпить-закусить с интересом слушал сплетни,
интонацию сплетни, стиль сегодняшней сплетни. Авось для дела пригодится.
Порезал свежих огурчиков и тут же посолил. Огурчики сразу дали
направляющий дух. Дух этот торопил сделать основное, и Кузьминский, вынув
бутылку "Смирнофф" из холодильника, налил в старинную двадцатиграммовую
стопку до краев. Под благоухающую дольку огурца, под животворящий вкус
черняшки, а ну ее, всю до дна!
"Кузьминский-то у тебя?" Это Лариска. "У меня, где же ему быть." Это
Алуська. "Он в принципе ничего, но какой-то грубый, неинтеллигентный. Ты
поработай над ним. Ну, пока, курочка-ряба."
Дамы одновременно положили трубки. Алуся громко сообщила из комнаты:
- Лариса считает, что ты - ничего, только какой-то грубый,
неинтеллигентный!
- Я уже давно обнаружил одну закономерность, - спрятав наушники в
карман, Кузьминский, подготавливая незаметное приближение алкогольного
кайфа, был непрочь и побеседовать. - Чем дурее баба, тем неинтеллигентным
кажусь я ей.
- Ну, а на самом деле какой ты: интеллигентный или неинтеллигентный?
- громко спросила Алуся и тут же страстно зевнула с зубовным лязгом. И так
громко, что Кузьминский, испугавшись, пролил несколько капель смирновской
мимо стопки на голубой пластик стола.
- Ты чего там, проволочку перекусывала? - злобно полюбопытствовал он.
- Ты на вопрос отвечай, - резонно заметила она и зевнула на этот раз
протяжно.
Выпив вторую и закусив, Кузьминский объяснил все как есть:
- Я умею носить костюм, на мне ловко сидят джинсы, я не боюсь
отращивать бороду и не боюсь сбривать ее. Я - нахватан в малоизвестных
областях, я знаю смысл слова "амбивалентность", мне никто не нравится, я
читал Кафку и делаю вид, что читал Марселя Пруста. Я - интеллигентный,
Алуся.
- А я читала Ломоносова, - с гордостью сообщила она.
- С чем и поздравляю, - почти двухсотпятидесятиграммовая доза
пришлась весьма и весьма кстати, и Кузьминский стоял перед альтернативой:
продолжить игры со Смирновым или начать с Алусей игры другого рода.
Забренчал, забренчал телефон. Алуся сняла трубку и сказала:
- Слушаю, - и через паузу - подожди минуту.
Она прошлепала к кухонной двери и закрыла ее. Возвращаясь на тахту,
закрыла дверь и в комнату.
Кузьминский в этот момент подсоединился.
- Говори, - это Алуся.
- Киска, ты даже не представляешь, как я рад слышать твой голос!
- Я так понимаю, что даже один мой голос тебя вполне устраивает.
- Устраивает, ласточка, но, если честно, не удовлетворяет.
- Раз уж до меня никак добраться не можешь, занимайся онанизмом.
- Можешь мне поверить, этим я и занимаюсь. В переносном смысле,
естественно. Просьба небольшая: передай по команде, что все прошло
благополучно и звонко. Я уже с Шереметьева с нейтральной полосы. Отбываю
надолго, Алла. И на нелегкие дела.
- Ах, куда же ты, милок,
Ах, куда ты?
Не ходил бы ты, Ванек, во солдаты.
В Красной Армии штыки
Чай, найдутся.
Без тебя большевики
Обойдутся!
с хорошей народной интонацией спела в трубку Алуся.
- Не обойдутся, - серьезно возразил голос и спросил: - Известного
советского драматурга ты с презентации, конечно, прихватила с собой?
- Да иди ты! - разозлилась Алуся.
- Передай ему, голубка, следующее: они проиграли. Впрочем, он сейчас,
наверняка, нас слушает и я буду говорить прямо ему. Витя, передай своему
дряхлеющему полковнику, что сегодня деньги, все деньги ушли за бугор с
концами. Здесь не оставлено ни ниточки, за которую он мог бы ухватиться.
Документация отбывает со мной.
- Ванек! - вдруг прорвалась Алуся. - Ты туда навсегда?
- Не знаю, милая.
- А я?
- А ты туда очень хочешь?
- Не знаю.
- Если очень захочешь, тебе это сделают. По тем же каналам. Ну, вроде
погнали в трубу. Я буду скучать без тебя, цыпленочек.
И не дожидаясь ответа повесил трубку.
Разъяренной фурией ворвалась Алуся на кухню.
- Подслушивал, гад?! - криком спрашивая, утверждала она. Он схватил
ее за запястья и сдавил так, что она, скуля присела.
- Сейчас ты мне, курва, расскажешь все, что знаешь о Курдюмове. Все,
понимаешь, все! Иначе я тебя искалечу, сука!
...Вдруг беспрерывно загремел дверной звонок - дверной. Кузьминский
отпустил ее и, уже стесняясь своей бессильной ярости, спросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81