Марта обратила столь же мало внимания на распоряжения старика, как властная жена — на приказания своего мужа, который у нее под башмаком. Она повторила только еще более выразительно и осуждающе:
— Стыдитесь, отец, стыдитесь!
Затем, обратясь к гостю, она сказала с присущей ей нелюбезностью:
— Мейстер Грэм, лучше объясниться начистоту с самого начала. Мой отец стар, очень стар, и рассудок его, как видите, ослабел, однако я не советовала бы вам вступать с ним в сделки, ибо тогда его слабый рассудок одержит над вашим верх. Про себя скажу, что привыкла к одиночеству и, по правде говоря, не имею особого желания встречаться и разговаривать с кем бы то ни было. Если вы можете довольствоваться тем, что у вас есть крыша над головой и вы здесь в полной безопасности, — очень хорошо, но вините себя, если вы это потеряете; найти безопасное убежище в нашем злополучном квартале не так-то просто. Если же вам нужны раболепное почтение и уход, то сразу предупреждаю вас — здесь вы их не найдете.
— Мадам, я не имею привычки навязывать свое общество, а также причинять другим хлопоты, — ответил Найджел, — но все же мне понадобится слуга, который помогал бы мне одеваться. Не можете ли вы, подыскать мне такого человека?
— Могу хоть двадцать, — ответила мистрис Марта. — Шнуруя вам камзол, они вытащат у вас кошелек, а поправляя подушку, перережут горло.
— Я сам буду его слугой, — вмешался старик, чьи мысли отвлеклись было на время в сторону, но теперь вновь обратились к предмету разговора. — Я буду чистить его одежду и башмаки, кхе-кхе, шнуровать костюм, кхе-кхе, и исполнять точно и быстро его поручения, кхе, кхе, кхе, — за известное вознаграждение.
— Желаю вам доброго утра, сэр, — сказала Марта Найджелу тоном, в котором прямо и недвусмысленно слышалось намерение окончить разговор. — Поймите, как тягостно дочери выслушивать от отца такие речи при чужом человеке. Если вы настоящий джентльмен, то сейчас же уйдете в свою комнату.
— Я не задержусь долее ни на минуту, — ответил Найджел почтительно, понимая, что обстоятельства оправдывают ее грубое обращение. — Я хотел бы только узнать, в самом ли деле здесь так рискованно нанимать слугу?
— Молодой человек, — сказала Марта, — вы, должно быть, плохо знаете Уайтфрайерс, что задаете такой вопрос. Мы живем одни в этом доме, и редко кто сюда заходит, да и вы, говоря откровенно, не были бы здесь, если б спросили моего согласия. Поглядите на двери: могут ли ворота замка быть прочнее? Окна первого этажа снаружи ограждены решетками, — а внутри… посмотрите на ставни.
Она отодвинула один ставень и указала на громоздкую систему цепей и задвижек; между тем отец, дергая ее трясущейся рукой за платье, шептал ей на ухо:
— Не показывай ему, как запирать и отпирать их. Только не показывай ему секрета, Марта, кхе-кхе, ни за какое вознаграждение.
Марта, однако, продолжала, не обращая на отца ровно никакого внимания:
— И тем не менее, молодой человек, несмотря на все эти меры предосторожности, мы не один уже раз едва не простились с жизнью — такое пагубное влияние имел на здешних нечестивцев злополучный слух о богатстве моего отца.
— Не смей болтать, сплетница, — прервал ее скряга, чье волнение возросло от одного намека на его предполагаемое богатство. — Не смей болтать, или я тебя поколочу тростью за то, что ты распространяешь небылицы, из-за которых нам в конце концов перережут глотки, кхе-кхе. Я ведь беден, — продолжал он, обратившись к Найджелу, — очень беден и рад оказать любую честную услугу за скромное вознаграждение.
— Итак, я предупредила вас, молодой человек, о том, какой образ жизни вы должны вести, — проговорила Марта. — Наша поденщица поможет вам, насколько это будет в ее силах, но умный человек — сам себе лучший слуга и помощник.
— Очень вам благодарен за урок, мистрис. Я постараюсь затвердить его на досуге.
— И хорошо сделаете, — ответила Марта. — Атак как вы, кажется, и впрямь благодарны за совет, то, хоть раздавать их и не в моем обычае, я даю вам еще один: не заводите дружбы ни с кем в Уайтфрайерсе и ни под каким видом не занимайте денег, а пуще всего у моего отца, ибо, хоть с виду он выжил из ума, он во всякое время оставит вас в дураках. Последнее и самое главное: не оставайтесь здесь ни секунды долее, чем будет необходимо. Прощайте, сэр.
«Кривое дерево может принести вкусные плоды, а суровая душа — дать хороший совет», — подумал лорд Гленварлох, направляясь в свою комнату. Соображение это еще не раз приходило ему в голову, пока он, не в состоянии примириться с мыслью о необходимости стать истопником, ходил взад и вперед по спальне, чтобы согреться.
Наконец размышления его вылились в следующий монолог; под этим, позвольте мне заметить раз и навсегда, я разумею вовсе не то, что Найджел, расхаживая в одиночестве по комнате, в буквальном смысле произносил вслух слова, приведенные дальше в кавычках, а то, что я сам возымел желание представить дражайшему читателю состояние духа моего героя, его размышления и намерения в виде прямой речи, а не авторского повествования. Иначе говоря, я облек его мысли в слова, и таково же, я считаю, назначение монолога на сцене, ибо монолог есть самый естественный и, пожалуй, в то же время единственный способ передать зрителю то, что, по нашим предположениям, совершается в душе театрального персонажа. В жизни таких монологов не бывает, согласен, но если не принимать их как условное средство общения между автором и публикой, то драматургам придется творить по рецепту мейстера Пуфа, у которого лорд Барли передает целую цепь политических рассуждений одним выразительным кивком своей тупой головы. Несомненно, в повествовании писатель имеет возможность сказать, что его персонажи думают так-то и так-то, подразумевают то-то и то-то и приходят к такому-то и такому-то выводу; зато монолог — более краткий и живой вид передачи тех же сведений, а потому вот что говорил или мог бы говорить сам себе лорд Гленварлох:
«Она права, я могу извлечь пользу из ее урока. Всю мою жизнь я прибегал к услугам других, вместо того чтобы более достойным образом обходиться собственными силами. Я чувствую себя жалким, когда долгая привычка заставляет меня испытывать неудобства из-за отсутствия слуги, я стыжусь этого. Но куда больше я стыжусь того, что та же привычка перекладывать свою ношу на чужие плечи сделала из меня с той поры, как я приехал в Лондон, жертву обстоятельств, на которые я даже и не пытался влиять, лицо бездействующее и лишь испытывающее всевозможные чужие воздействия, опекаемое одним другом, обманутое другим, но, извлекающее ли выгоду из знакомства с одним, претерпевающее ли зло от другого, всегда пассивное и беспомощное, как корабль без руля и ветрил, отданный на волю волн и ветра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165