— Нет, я как раз испытываю сильное желание, — ответил Найджел.
— А именно? — спросил Колпеппер с важным видом. — Послушаем, что за желание.
— Желание вышвырнуть вас из окошка, если только вы сами сию минуту не спуститесь вниз по лестнице.
— Меня? Из окошка? Ад и его фурии! — вскричал капитан. — Я один своей шпагой отразил натиск двадцати кривых сабель в Буде, а какой-то веснушчатый нищий шотландский лордишка собирается вышвырнуть меня из окна?! Пусти, дружище Пиллори, я сделаю из него шотландскую отбивную, его смертный час пробил!
— Ради бога, джентльмены! — завопил старый скряга, бросаясь между ними. — Не нарушайте мира ни под каким видом! Благородный постоялец, остерегайтесь капитана, он настоящий троянский Гектор. Честный Гектор, остерегайтесь моего гостя, он может оказаться вторым Ахиллесом, кхе-кхе…
Здесь его прервал приступ удушья, но он продолжал стоять между Колпеппером (который обнажил палаш и стал размахивать им, делая вид, что хочет нанести удар противнику) и Найджелом, который отошел, чтобы взять оружие, и теперь держал его в левой руке, не вынимая из ножен.
— Перестань кривляться, негодяй! — воскликнул Найджел. — Ты явился сюда, чтобы осыпать меня гнусной бранью и кичиться почерпнутой из бутылки храбростью? Ты, кажется, знаешь, кто я, но, к стыду моему, я только сейчас тебя узнал. Вспомни двор позади ресторации, наглый грубиян, вспомни, с какой быстротой ты удирал от обнаженной шпаги на глазах у полусотни людей. Убирайтесь, сэр, не заставляйте меня пачкать руки, спуская с лестницы такого труса и мерзавца!
Лицо хвастливого капитана потемнело как ночь; он никак не ожидал, что переодетым, с черным пластырем на лице, его узнает человек, который видел его всего один раз. Он стиснул зубы, сжал кулаки и, казалось, собирал на краткий миг все свое мужество, чтобы броситься на противника. Но у него не хватило духу, он вложил палаш в ножны, повернулся, сохраняя мрачное молчание, и заговорил не прежде, чем достиг двери; тут он обернулся и произнес, сопровождая свои слова грубой бранью:
— Если через несколько дней я не отомщу тебе за твою дерзость, пусть мое тело болтается на виселице, а душой завладеет дьявол.
Сказав это и бросив на Найджела угрожающий взор, полный отчаянной злобы и придавший его лицу выражение лютой ярости, которая, однако, не скрыла его страха, он повернулся и вышел. Найджел последовал за ним до верхней площадки лестницы, желая удостовериться, что капитан действительно ушел, и там столкнулся с мистрис Мартой Трапбуа, привлеченной шумом. Раздосадованный Найджел не мог удержаться, чтобы не выразить ей вполне понятного неудовольствия.
— Было бы кстати, мадам, если б вы дали своему отцу и его друзьям тот же совет, каким вы имели любезность удостоить сегодня утром меня, и убедили бы их оставить меня в покое в моей собственной комнате.
— Если вы хотели тишины и уединения, молодой человек, — ответила Марта, — то вас послали не по тому адресу. С большим успехом вы могли бы искать милосердия в Звездной палате или святости в преисподней, чем покоя в Эльзасе. Но отец мой больше не будет вам надоедать.
С этими словами она вошла в комнату и, заметив раскрытую шкатулку, многозначительно сказала:
— Если вы будете выставлять напоказ подобный магнит, он притянет не один стальной клинок к вашему горлу.
Пока Найджел поспешно запирал шкатулку, Марта обратилась с упреками к отцу, безо всякого почтения выговаривая ему за то, что он водится с таким трусливым хвастуном и жестоким негодяем, как Джек Колпеппер.
— Да, да, дитя мое, — произнес старик, лукаво подмигнув ей и выражая всем своим видом полное удовлетворение собственной хитростью, — я это знаю, знаю, кхе-кхе, но я его обведу вокруг пальца, я их всех знаю и со всеми справлюсь, да, да, я их всех проведу, кхе-кхе.
— Уж ты справишься, отец! — возразила суровая девица. — Только как бы тебя раньше не зарезали — ждать этого уже недолго. Вряд ли тебе удастся прятать от них свое золото, как прежде.
— Мое золото, сплетница, мое золото? — повторил ростовщик. — Увы, не много его, и приобретено оно тяжким трудом — не много и тяжким трудом приобретено.
— Хитрости больше тебе не помогут, отец, — сказала Марта, — да они и раньше не спасли бы тебя, если б хвастун Колпеппер не избрал более простой путь, чтобы ограбить тебя, и не посватался к твоей злосчастной дочери. Но к чему я все это говорю? — прибавила она, спохватившись и пожимая плечами с жалостью, весьма недалекой от презрения. — Он не слушает меня, он думает не обо мне. Не странно ли, что страсть к золоту у него пересиливает стремление сохранить вместе с богатством и свою жизнь?
— Ваш отец, — сказал лорд Гленварлох, который, невзирая на всю неучтивость и резкость Марты, невольно проникся уважением к силе ума и чувств, проявленной бедной девушкой, — ваш отец, как мне кажется, достаточно хорошо владеет своими способностями, когда занимается привычными делами и обязанностями. Удивляюсь, как он не сознает справедливости ваших доводов.
— Природа сотворила его человеком, не ведающим страха, и это бесстрашие — лучшее, что я могла от него унаследовать. С годами у него осталось довольно сообразительности, чтобы ходить по знакомым, протоптанным дорогам, но искать новых путей он уже не способен. Старая слепая лошадь долго еще ходит по кругу на мельнице, хотя и спотыкается на открытом лугу.
— Эй, дочь, эй, пустомеля! — закричал старик, очнувшись от задумчивости; все это время он посмеивался и похихикивал себе под нос, вспоминая, очевидно, какое-то удачное мошенничество. — Ступай к себе в комнату, девица, ступай к себе, задвинь засовы и накинь цепь, не своди глаз с двери, не впускай и не выпускай никого, кроме почтенного мейстера Грэма. Я накину плащ и схожу к герцогу Хилдеброду. Ох, ох, было время, когда мне все повиновались, но с годами мы становимся все беспомощнее.
И под привычный аккомпанемент собственной воркотни и кашля старик покинул комнату. Дочь посмотрела ему вслед с характерным для нее выражением досады и печали.
— Если вы действительно опасаетесь за жизнь вашего отца, вы должны уговорить его переехать отсюда, — сказал Найджел.
— Все равно он не будет в безопасности ни в одной части города. Я бы скорее желала видеть его мертвым, чем публично опозоренным. В других кварталах его стали бы преследовать и забрасывать камнями, как сову, которая отважилась вылететь среди бела дня. Здесь он был в безопасности, пока его товарищи извлекали выгоду из его уменья вести дела, теперь же его всячески притесняют и вымогают деньги под любым предлогом. На него смотрят как на выброшенный бурей на берег корабль, с которого каждый старается урвать себе добычу; от дерзких нападений отдельных грабителей отца спасает только ревнивая подозрительность, с какой они относятся друг к другу, считая его достояние общей собственностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165