Когда же
по прошествии времени спросили меня: "Кто ты?" - промолчал я и не знал,
что ответить, потому что не помнил. И богатых одежд, которые подносили к
лицу моему, я не узнавал. И остался я жить в семье бедного рыбака,
подобравшего меня в море, и вот: вместо царского дворца - жалкая хижина из
нильского ила, смешанного с глиной, навозом и рубленой соломой. И стены ее
из ломаного кирпича и обмазаны илом. Окна ее - дыры, заткнутые тряпьем,
дверь ее завешена циновкой, плоская крыша выложена пальмовыми листьями и
стеблями камыша, и всякое время ходят по ней куры. И вместе с сыновьями
рыбака, у которого я жил, выходил я в море, чтобы ловить, и два года ловил
я рыбу в Красном море, как простой смертный. И ладони мои загрубели от
тяжелых сетей, набухших соленой морской влагой, и по ночам соседская
девушка выбирала из моих волос сухую рыбью чешую.
Однажды, проезжая по землям своего нома, увидел меня номарх и велел
следовать за собой, так как понравился я ему лицом своим. И сказал он мне:
"Будешь мне как сын, ибо жена моя бесплодна, и нет у меня детей". И
остался я у номарха вместо сына. И вот - отправился мой приемный отец в
Фивы и взял меня с собою, и сказал мне: "Отдам тебя в школу писцов, ибо
это почетное занятие среди людей". И приняли меня в школу писцов, и было
там, кроме меня, еще тридцать девять юношей, а всего сорок, которым выдали
по деревянному ящику с папирусными свитками и по бронзовой чернильнице,
ибо все мы были дети из богатых семей. И сказал нам учитель с оттопыренным
ухом, за которым он всегда носил тростинку: "Смотрите - и делайте, как я".
И опустились мы на землю, и подвернул каждый из нас левую ногу под себя, а
на выставленное правое колено положил чистый папирус и стал писать. И
учились мы зачинять тростниковые стилья и различать виды папирусной бумаги
по цвету ее, по запаху и длине. И взгляни: разве не отличу я теперь с
одного взгляда папирус из Себенниты, что в Дельте Нила, от папируса из
Таниса или Сомса, подобно тому как любой из непросвещенных легко отличит
священный папирус, выделываемый из сердцевины стебля, от грубой оберточной
бумаги для торговцев! И чертили мы иероглифы на беловой стороне [4]
бумаги, и был я первым среди учеников, потому что вылетало слово из уст
учителя и были готовы уши мои, чтобы услышать его [5], И вот - пришел я к
учителю и сказал: "Учитель, взгляни, что написал я сегодня ночью", ибо сам
Тот [6] водил в ту ночь моей рукой. И дивился учитель, читая письмена мои,
и говорил: "Поистине, чудесный дар вложили боги в сердце этого юноши", ибо
было то, что я написал, как лучшее из того, что написано рукой человека.
И вот - настал день, когда собрал нас учитель во внутреннем дворе
храма и разорвал на себе одежды свои, и возопил: "Горе нам, ибо вознесся
бог к окоему своему, царь Верхнего и Нижнего Египта Мерин-Птах XIII.
Вознесся он в небеса и соединился с солнцем, божественная плоть царя
слилась с тем, кто породил ее!" [7] И пали мы в пыль и рвали на себе
волосы свои. И поднял учитель руку, призывая нас к тишине, и воскликнул:
"Радуйтесь! Ибо обрели мы в этот день нового фараона, он тоже бог, сын
бога, великий и могучий". И отозвал он меня в сторону, и положил руку мне
на плечо, и сказал: "Будешь читать перед лицом фараона на церемонии". И
вот [...] увидел я прекрасную царицу, сидящую по левую руку от молодого
фараона, и словно бы тень прошла по моим глазам, и провел я тыльной
стороной ладони по лбу своему и вспомнил все, что было со мной до того,
как подобрали меня рыбаки, ловившие в Красном море. И увидел я, что
самозванец сидит на моем месте, и исказилось лицо мое от гнева, и хотел я
схватить меч свой, чтобы пронзить негодяя, но не было меча на бедре моем.
И узнала меня царица моя, и узнал меня новый фараон, ибо испуг отразился в
его глазах, и протянул он руку, чтобы схватили меня стражники его. И
бросили меня в темничный колодец как бунтовщика и подстрекателя. А наутро
должны были меня казнить.
Коротки ночные часы, и с каждой каплей воды [8] уходила от меня моя
жизнь. И услышал я шорох наверху и, подняв глаза свои к круглому отверстию
высоко над головой, увидел лицо немой служанки моей царицы. Кинула она мне
веревку, и поднялся я по веревке наверх. И выступила из тени женщина и
открыла лицо свое, и вот - о блаженнейший миг в моей жизни! - сама царица
бросилась в мои объятия и зашептала, так что ее горячее дыхание обожгло
мне кожу: "Охранники подкуплены. Ты должен бежать, ибо близится третья
стража, и тогда будет поздно!" - "А ты? - воскликнул я, сжимая ее в своих
объятиях. - Как же ты?" Но покачала она головой: "Фараон хватится меня, и
во дворце поднимется переполох, и заметят исчезновение наше прежде, чем мы
успеем уйти далеко. Беги один - и да будут ноги твои легки, как ветер!" И
склонился я перед царицей своей, и вывела меня служанка ее со двора под
покровом ночи, и побежал я из столицы на юг - так быстро, как только мог.
И вот - в поле войско фараона, и увидели меня караульные и схватили меня.
Не оказал я сопротивления им, но велел отвести меня к начальнику своему. И
привели они меня к начальнику своему, а начальник их был знаком мне по
походам против кочевников. И сказал я ему: "Не смотри на одежды мои, но
смотри на лицо. Вот - я фараонов сын, который отправился по воле отца
своего в Пунт и которого все считали погибшим. Но разве мог бы я стоять
теперь перед тобой, если бы тело мое и кости мои лежали на дне морском? Не
утонул я, хотя и бросили меня по приказу коварного жреца одного в утлой
лодчонке посреди бушующего моря, - но вернулся живым и невредимым. Они же,
хотя и остались на большом и крепком корабле, все погибли. Ныне же я хочу
взять то, что принадлежит мне по праву". И склонился начальник царского
войска перед своим законным повелителем. И той же ночью отобрали мы
пятьдесят человек из войска и побежали быстро в столицу. И прошли мы во
дворец беспрепятственно, ибо знали стражники начальника царского войска в
лицо, он же в любое время дня и ночи имел к фараону свободный вход. А меня
никто не узнал, ибо набросил я на себя одежду простого воина и прикрыл
лицо свое плащом. И ворвались мы в царские покои, заколов охранников,
стоявших у дверей. И вот - самозванец, бледный от страха и потный, как
женщина после сношения. И сбросил я его за волосы на пол и хотел вонзить
ему меч в горло, но удержал меня начальник царского войска и сказал мне:
"О повелитель, удержи руку свою от убийства брата своего, ибо это брат
твой". И склонил я слух к словам его и отбросил меч в сторону. И велел я
прекратить резню во дворце, ибо и так уже достаточно было пролито крови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
по прошествии времени спросили меня: "Кто ты?" - промолчал я и не знал,
что ответить, потому что не помнил. И богатых одежд, которые подносили к
лицу моему, я не узнавал. И остался я жить в семье бедного рыбака,
подобравшего меня в море, и вот: вместо царского дворца - жалкая хижина из
нильского ила, смешанного с глиной, навозом и рубленой соломой. И стены ее
из ломаного кирпича и обмазаны илом. Окна ее - дыры, заткнутые тряпьем,
дверь ее завешена циновкой, плоская крыша выложена пальмовыми листьями и
стеблями камыша, и всякое время ходят по ней куры. И вместе с сыновьями
рыбака, у которого я жил, выходил я в море, чтобы ловить, и два года ловил
я рыбу в Красном море, как простой смертный. И ладони мои загрубели от
тяжелых сетей, набухших соленой морской влагой, и по ночам соседская
девушка выбирала из моих волос сухую рыбью чешую.
Однажды, проезжая по землям своего нома, увидел меня номарх и велел
следовать за собой, так как понравился я ему лицом своим. И сказал он мне:
"Будешь мне как сын, ибо жена моя бесплодна, и нет у меня детей". И
остался я у номарха вместо сына. И вот - отправился мой приемный отец в
Фивы и взял меня с собою, и сказал мне: "Отдам тебя в школу писцов, ибо
это почетное занятие среди людей". И приняли меня в школу писцов, и было
там, кроме меня, еще тридцать девять юношей, а всего сорок, которым выдали
по деревянному ящику с папирусными свитками и по бронзовой чернильнице,
ибо все мы были дети из богатых семей. И сказал нам учитель с оттопыренным
ухом, за которым он всегда носил тростинку: "Смотрите - и делайте, как я".
И опустились мы на землю, и подвернул каждый из нас левую ногу под себя, а
на выставленное правое колено положил чистый папирус и стал писать. И
учились мы зачинять тростниковые стилья и различать виды папирусной бумаги
по цвету ее, по запаху и длине. И взгляни: разве не отличу я теперь с
одного взгляда папирус из Себенниты, что в Дельте Нила, от папируса из
Таниса или Сомса, подобно тому как любой из непросвещенных легко отличит
священный папирус, выделываемый из сердцевины стебля, от грубой оберточной
бумаги для торговцев! И чертили мы иероглифы на беловой стороне [4]
бумаги, и был я первым среди учеников, потому что вылетало слово из уст
учителя и были готовы уши мои, чтобы услышать его [5], И вот - пришел я к
учителю и сказал: "Учитель, взгляни, что написал я сегодня ночью", ибо сам
Тот [6] водил в ту ночь моей рукой. И дивился учитель, читая письмена мои,
и говорил: "Поистине, чудесный дар вложили боги в сердце этого юноши", ибо
было то, что я написал, как лучшее из того, что написано рукой человека.
И вот - настал день, когда собрал нас учитель во внутреннем дворе
храма и разорвал на себе одежды свои, и возопил: "Горе нам, ибо вознесся
бог к окоему своему, царь Верхнего и Нижнего Египта Мерин-Птах XIII.
Вознесся он в небеса и соединился с солнцем, божественная плоть царя
слилась с тем, кто породил ее!" [7] И пали мы в пыль и рвали на себе
волосы свои. И поднял учитель руку, призывая нас к тишине, и воскликнул:
"Радуйтесь! Ибо обрели мы в этот день нового фараона, он тоже бог, сын
бога, великий и могучий". И отозвал он меня в сторону, и положил руку мне
на плечо, и сказал: "Будешь читать перед лицом фараона на церемонии". И
вот [...] увидел я прекрасную царицу, сидящую по левую руку от молодого
фараона, и словно бы тень прошла по моим глазам, и провел я тыльной
стороной ладони по лбу своему и вспомнил все, что было со мной до того,
как подобрали меня рыбаки, ловившие в Красном море. И увидел я, что
самозванец сидит на моем месте, и исказилось лицо мое от гнева, и хотел я
схватить меч свой, чтобы пронзить негодяя, но не было меча на бедре моем.
И узнала меня царица моя, и узнал меня новый фараон, ибо испуг отразился в
его глазах, и протянул он руку, чтобы схватили меня стражники его. И
бросили меня в темничный колодец как бунтовщика и подстрекателя. А наутро
должны были меня казнить.
Коротки ночные часы, и с каждой каплей воды [8] уходила от меня моя
жизнь. И услышал я шорох наверху и, подняв глаза свои к круглому отверстию
высоко над головой, увидел лицо немой служанки моей царицы. Кинула она мне
веревку, и поднялся я по веревке наверх. И выступила из тени женщина и
открыла лицо свое, и вот - о блаженнейший миг в моей жизни! - сама царица
бросилась в мои объятия и зашептала, так что ее горячее дыхание обожгло
мне кожу: "Охранники подкуплены. Ты должен бежать, ибо близится третья
стража, и тогда будет поздно!" - "А ты? - воскликнул я, сжимая ее в своих
объятиях. - Как же ты?" Но покачала она головой: "Фараон хватится меня, и
во дворце поднимется переполох, и заметят исчезновение наше прежде, чем мы
успеем уйти далеко. Беги один - и да будут ноги твои легки, как ветер!" И
склонился я перед царицей своей, и вывела меня служанка ее со двора под
покровом ночи, и побежал я из столицы на юг - так быстро, как только мог.
И вот - в поле войско фараона, и увидели меня караульные и схватили меня.
Не оказал я сопротивления им, но велел отвести меня к начальнику своему. И
привели они меня к начальнику своему, а начальник их был знаком мне по
походам против кочевников. И сказал я ему: "Не смотри на одежды мои, но
смотри на лицо. Вот - я фараонов сын, который отправился по воле отца
своего в Пунт и которого все считали погибшим. Но разве мог бы я стоять
теперь перед тобой, если бы тело мое и кости мои лежали на дне морском? Не
утонул я, хотя и бросили меня по приказу коварного жреца одного в утлой
лодчонке посреди бушующего моря, - но вернулся живым и невредимым. Они же,
хотя и остались на большом и крепком корабле, все погибли. Ныне же я хочу
взять то, что принадлежит мне по праву". И склонился начальник царского
войска перед своим законным повелителем. И той же ночью отобрали мы
пятьдесят человек из войска и побежали быстро в столицу. И прошли мы во
дворец беспрепятственно, ибо знали стражники начальника царского войска в
лицо, он же в любое время дня и ночи имел к фараону свободный вход. А меня
никто не узнал, ибо набросил я на себя одежду простого воина и прикрыл
лицо свое плащом. И ворвались мы в царские покои, заколов охранников,
стоявших у дверей. И вот - самозванец, бледный от страха и потный, как
женщина после сношения. И сбросил я его за волосы на пол и хотел вонзить
ему меч в горло, но удержал меня начальник царского войска и сказал мне:
"О повелитель, удержи руку свою от убийства брата своего, ибо это брат
твой". И склонил я слух к словам его и отбросил меч в сторону. И велел я
прекратить резню во дворце, ибо и так уже достаточно было пролито крови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20