– И раз уж ты знаешь мое имя, я счел бы за честь узнать твое.
– Мое настоящее имя, – ответил великан, – грандиозно и многосложно до нелепости. А знакомые зовут меня Агардом.
– Спасибо, – сказал Харкорт. – Но, зная имена друзей, хорошо бы еще узнать имена врагов.
– Сказать, что мы с тобой друзья, конечно, нельзя, – сказал великан, – но мы можем хотя бы вести себя, как подобает хорошо воспитанным людям. Я пришел сообщить тебе, что мы про вас знаем и будем за вами следить. Если вы не совершите ничего плохого, мы не причиним вам вреда. Или, быть может, правильнее было бы сказать – я сделаю все возможное, чтобы вам не причинили вреда. В настоящий момент я меньше всего заинтересован в чем-нибудь таком, что могло бы разжечь страсти у нашей молодежи. Если бы удалось без лишней крови выпроводить отсюда этих бестолковых римлян, я был бы очень рад. С севера и с востока нам угрожают варвары; не хватало еще, чтобы с юга на нас напали римские легионы. Даже небольшой бойни, жертвой которой станете вы четверо, будет достаточно, чтобы раззадорить нашу несдержанную молодежь.
– Насколько я понимаю, ты намекаешь, чтобы мы покинули вашу страну.
– Откровенно говоря, я был бы очень обязан, если бы вы собрали вещички и отправились восвояси. Но, боюсь, убедить вас это сделать мне не удастся.
– Видишь ли, – сказал Харкорт, – не надо забывать про моего дядю. Я его очень люблю.
– Тогда поскорее отыщите его и уходите. И при этом, ради меня и ради себя самих, действуйте как можно осторожнее. У нас хватает забот и без вас. Старайтесь ни во что не впутываться. Держитесь подальше к югу от римской дороги. Не злоупотребляйте своим везением. И не задерживайтесь здесь.
– Именно таковы наши намерения, – заверил его Харкорт. – Задерживаться здесь мы не собираемся. Еще несколько дней – и мы или услышим что-нибудь о моем дяде, или нет. И в любом случае скоро покинем эти места.
– Ну что ж, – сказал великан, – похоже, мы поняли друг друга, и теперь мне пора. Ты, конечно, понимаешь, что этот мой визит ни в коей мере не свидетельствует о хорошем к вам отношении. Я делаю это исключительно ради собственной выгоды. Я хочу сохранить спокойствие в стране и не допустить поголовного истребления римлян – нам совершенно ни к чему, чтобы Империя навалилась на нас с тыла. Спасением своей шкуры вы обязаны чисто политическим соображениям.
– Я все это понимаю, – ответил Харкорт. – Надеюсь, что больше нам встретиться не придется, хотя было приятно побеседовать с тобой.
– Я тоже, – согласился великан. – И от всей души.
Он поднялся, демонстративно повернулся к ним спиной и начал вразвалку подниматься по склону. Все смотрели ему вслед, пока он не исчез из вида.
– Что все это значит? – спросил аббат.
– Толком не понимаю, – ответил Харкорт. – Зная Нечисть, мы всегда приписываем ей гнусные побуждения. Но в данном случае я наполовину склоняюсь к тому, чтобы отчасти ему поверить. Он уже стар и, наверное, пользуется кое-каким весом среди своих соплеменников. Он в трудном положении. У них слишком много забот на севере и на востоке, и новые заботы на юге им совершенно не нужны. Я, правда, не уверен, что, если они расправятся с римлянами, это причинит им какие-нибудь новые хлопоты. Видит бог, легионы сейчас уже не те, какими были когда-то. Но кто может сказать, что предпримут римские политики? На мой взгляд, Брошенные Земли нужны Империи только как буфер между нею и варварами, но кто знает…
– Теперь мы знаем: Нечисти известно, что мы здесь, – сказал Шишковатый. – Наверное, они уже не первый день следят за нами. Нас всего четверо. Они бы давно нас перебили, если бы имели такое намерение и не боялись потерь.
– Они играют с нами, как с котятами, – сказала Иоланда. – Глумятся над нами. Как над этим стариком. Если бы они хотели нас убить, они бы пришли сюда и так и сделали. Наверное, они могли бы это сделать в любое время за последние три дня.
– Я думаю, – сказал аббат, – безопаснее всего было бы бросить все и бежать. Только мне что-то не хочется.
– Мне тоже, – согласился Харкорт. – Все мы должны бы перепугаться и поступить именно так, только мне почему-то не страшно. Я никогда не отличался благоразумием.
– Я тоже, – заявил Шишковатый. – По-моему, надо двигаться дальше.
– Интересно, что случилось с нашим стариком, – сказал Харкорт. – Он убежал со всех ног, как будто за ним гнались все дьяволы ада. – Может быть, он еще чешет вовсю, – сказал Шишковатый. – На этот раз ему, глядишь, удастся улизнуть.
– Оуррк! – визгливо прокричал попугай.
– Мне кажется, нам не надо здесь задерживаться, – сказал аббат. – Нам нужно искать место, где провести ночь и где можно было бы в случае чего обороняться. Что нам делать с этой птицей? Вдруг ее хозяин решит не возвращаться?
– Давайте ее выпустим, – предложила Иоланда. – Нельзя же оставить ее в клетке, она умрет от голода.
С этими словами она направилась к мельнице и вскарабкалась наверх. Повозившись с клеткой, она отыскала шпенек, на который закрывалась дверца, и вытащила его. Попугай вылетел наружу, вспорхнул на верхнюю перекладину мельницы и забегал по ней взад и вперед, что-то бормоча про себя.
Иоланда слезла на землю.
– Как-нибудь выживет, – сказала она. – Он может питаться семенами и плодами.
– Оуррк! – прокричал попугай.
– А красивая птица, – заметил аббат. – Куда эффектнее, чем наши павлины.
Попугай поднялся в воздух и стрелой полетел к аббату. Тот попытался увернуться, но попугай уселся ему на плечо.
– Спасигосподьмоюдушу! – завопил он. – Спасигосподьмоюдушу! Спасигосподьмоюдушу!
Харкорт усмехнулся и сказал:
– Я думал, он это говорит, только когда висит вниз головой.
– Он потрясен святостью нашего друга аббата, – сказал Шишковатый.
Аббат покосился на попугая. Тот игриво щелкнул клювом, едва не достав до его носа.
– А ты ему понравился, аббат, – сказала Иоланда. – Он понял, что ты тут единственный добрый человек.
– Девушка, – строго сказал аббат, – я буду тебе очень благодарен, если ты не станешь меня подначивать.
Харкорт услышал какой-то шорох в густом кустарнике, которым зарос ближний склон оврага. Он оглянулся и увидел, как над кустами взлетело вверх чье-то тело, Раскинув руки и болтая ногами, оно на мгновение бессильно повисло в воздухе и с глухим стуком шлепнулось на землю. Харкорт разглядел длинные седые волосы и белую бороду. В том, что старик мертв, сомнений быть не могло.
Харкорт выхватил из ножен меч. Но ни в кустах, ни где-нибудь поблизости никого не было видно. Все в овраге, казалось, дремлет в лучах полуденного солнца. В тишине слышалось жужжание пчелы.
– Не повезло ему, – сказал Шишковатый. – На этот раз они решили не заставлять его вернуться.
Из кустов на склоне оврага донеслось чье-то хриплое хихиканье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
– Мое настоящее имя, – ответил великан, – грандиозно и многосложно до нелепости. А знакомые зовут меня Агардом.
– Спасибо, – сказал Харкорт. – Но, зная имена друзей, хорошо бы еще узнать имена врагов.
– Сказать, что мы с тобой друзья, конечно, нельзя, – сказал великан, – но мы можем хотя бы вести себя, как подобает хорошо воспитанным людям. Я пришел сообщить тебе, что мы про вас знаем и будем за вами следить. Если вы не совершите ничего плохого, мы не причиним вам вреда. Или, быть может, правильнее было бы сказать – я сделаю все возможное, чтобы вам не причинили вреда. В настоящий момент я меньше всего заинтересован в чем-нибудь таком, что могло бы разжечь страсти у нашей молодежи. Если бы удалось без лишней крови выпроводить отсюда этих бестолковых римлян, я был бы очень рад. С севера и с востока нам угрожают варвары; не хватало еще, чтобы с юга на нас напали римские легионы. Даже небольшой бойни, жертвой которой станете вы четверо, будет достаточно, чтобы раззадорить нашу несдержанную молодежь.
– Насколько я понимаю, ты намекаешь, чтобы мы покинули вашу страну.
– Откровенно говоря, я был бы очень обязан, если бы вы собрали вещички и отправились восвояси. Но, боюсь, убедить вас это сделать мне не удастся.
– Видишь ли, – сказал Харкорт, – не надо забывать про моего дядю. Я его очень люблю.
– Тогда поскорее отыщите его и уходите. И при этом, ради меня и ради себя самих, действуйте как можно осторожнее. У нас хватает забот и без вас. Старайтесь ни во что не впутываться. Держитесь подальше к югу от римской дороги. Не злоупотребляйте своим везением. И не задерживайтесь здесь.
– Именно таковы наши намерения, – заверил его Харкорт. – Задерживаться здесь мы не собираемся. Еще несколько дней – и мы или услышим что-нибудь о моем дяде, или нет. И в любом случае скоро покинем эти места.
– Ну что ж, – сказал великан, – похоже, мы поняли друг друга, и теперь мне пора. Ты, конечно, понимаешь, что этот мой визит ни в коей мере не свидетельствует о хорошем к вам отношении. Я делаю это исключительно ради собственной выгоды. Я хочу сохранить спокойствие в стране и не допустить поголовного истребления римлян – нам совершенно ни к чему, чтобы Империя навалилась на нас с тыла. Спасением своей шкуры вы обязаны чисто политическим соображениям.
– Я все это понимаю, – ответил Харкорт. – Надеюсь, что больше нам встретиться не придется, хотя было приятно побеседовать с тобой.
– Я тоже, – согласился великан. – И от всей души.
Он поднялся, демонстративно повернулся к ним спиной и начал вразвалку подниматься по склону. Все смотрели ему вслед, пока он не исчез из вида.
– Что все это значит? – спросил аббат.
– Толком не понимаю, – ответил Харкорт. – Зная Нечисть, мы всегда приписываем ей гнусные побуждения. Но в данном случае я наполовину склоняюсь к тому, чтобы отчасти ему поверить. Он уже стар и, наверное, пользуется кое-каким весом среди своих соплеменников. Он в трудном положении. У них слишком много забот на севере и на востоке, и новые заботы на юге им совершенно не нужны. Я, правда, не уверен, что, если они расправятся с римлянами, это причинит им какие-нибудь новые хлопоты. Видит бог, легионы сейчас уже не те, какими были когда-то. Но кто может сказать, что предпримут римские политики? На мой взгляд, Брошенные Земли нужны Империи только как буфер между нею и варварами, но кто знает…
– Теперь мы знаем: Нечисти известно, что мы здесь, – сказал Шишковатый. – Наверное, они уже не первый день следят за нами. Нас всего четверо. Они бы давно нас перебили, если бы имели такое намерение и не боялись потерь.
– Они играют с нами, как с котятами, – сказала Иоланда. – Глумятся над нами. Как над этим стариком. Если бы они хотели нас убить, они бы пришли сюда и так и сделали. Наверное, они могли бы это сделать в любое время за последние три дня.
– Я думаю, – сказал аббат, – безопаснее всего было бы бросить все и бежать. Только мне что-то не хочется.
– Мне тоже, – согласился Харкорт. – Все мы должны бы перепугаться и поступить именно так, только мне почему-то не страшно. Я никогда не отличался благоразумием.
– Я тоже, – заявил Шишковатый. – По-моему, надо двигаться дальше.
– Интересно, что случилось с нашим стариком, – сказал Харкорт. – Он убежал со всех ног, как будто за ним гнались все дьяволы ада. – Может быть, он еще чешет вовсю, – сказал Шишковатый. – На этот раз ему, глядишь, удастся улизнуть.
– Оуррк! – визгливо прокричал попугай.
– Мне кажется, нам не надо здесь задерживаться, – сказал аббат. – Нам нужно искать место, где провести ночь и где можно было бы в случае чего обороняться. Что нам делать с этой птицей? Вдруг ее хозяин решит не возвращаться?
– Давайте ее выпустим, – предложила Иоланда. – Нельзя же оставить ее в клетке, она умрет от голода.
С этими словами она направилась к мельнице и вскарабкалась наверх. Повозившись с клеткой, она отыскала шпенек, на который закрывалась дверца, и вытащила его. Попугай вылетел наружу, вспорхнул на верхнюю перекладину мельницы и забегал по ней взад и вперед, что-то бормоча про себя.
Иоланда слезла на землю.
– Как-нибудь выживет, – сказала она. – Он может питаться семенами и плодами.
– Оуррк! – прокричал попугай.
– А красивая птица, – заметил аббат. – Куда эффектнее, чем наши павлины.
Попугай поднялся в воздух и стрелой полетел к аббату. Тот попытался увернуться, но попугай уселся ему на плечо.
– Спасигосподьмоюдушу! – завопил он. – Спасигосподьмоюдушу! Спасигосподьмоюдушу!
Харкорт усмехнулся и сказал:
– Я думал, он это говорит, только когда висит вниз головой.
– Он потрясен святостью нашего друга аббата, – сказал Шишковатый.
Аббат покосился на попугая. Тот игриво щелкнул клювом, едва не достав до его носа.
– А ты ему понравился, аббат, – сказала Иоланда. – Он понял, что ты тут единственный добрый человек.
– Девушка, – строго сказал аббат, – я буду тебе очень благодарен, если ты не станешь меня подначивать.
Харкорт услышал какой-то шорох в густом кустарнике, которым зарос ближний склон оврага. Он оглянулся и увидел, как над кустами взлетело вверх чье-то тело, Раскинув руки и болтая ногами, оно на мгновение бессильно повисло в воздухе и с глухим стуком шлепнулось на землю. Харкорт разглядел длинные седые волосы и белую бороду. В том, что старик мертв, сомнений быть не могло.
Харкорт выхватил из ножен меч. Но ни в кустах, ни где-нибудь поблизости никого не было видно. Все в овраге, казалось, дремлет в лучах полуденного солнца. В тишине слышалось жужжание пчелы.
– Не повезло ему, – сказал Шишковатый. – На этот раз они решили не заставлять его вернуться.
Из кустов на склоне оврага донеслось чье-то хриплое хихиканье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78