Идти здесь было довольно легко, и продвигались они быстро. Иоланды не было видно – она шла где-то впереди, разведывая дорогу. Никто не заметил, как она исчезла из вида: только что была тут, и вот ее уже нет.
– Я проголодался, – пожаловался аббат. – Мы ничего не ели со вчерашнего вечера. Как насчет того, чтобы сделать остановку и закусить хлебом с сыром?
– Достань еду из своего мешка и ешь на ходу, – предложил Шишковатый.
– Не могу я есть на ходу, – возразил аббат. – У меня все в животе бултыхается и начинаются колики.
– Часа через два или около того мы сможем остановиться на ночлег, – сказал Харкорт. – Солнце стоит уже низко. Мы прошли порядочное расстояние. И прошли бы еще больше, если бы не задержались из-за этих единорогов.
Аббат что-то недовольно проворчал, но продолжал идти, время от времени ускоряя шаг, чтобы не отставать от остальных.
Прошло еще около часа, и гребень, по которому они шли, начал спускаться в глубокую долину. Над долиной клочьями висел туман. Сквозь него сверкало множество небольших озер и проток. Далекие белые холмы по ту сторону долины казались голубоватыми в свете уходящего дня.
– Болото, – недовольно сказал Шишковатый. – Надеюсь, нам удастся найти обход. Идти вброд через болото – штука малоприятная.
– Оно не такое уж большое, – заметил аббат. – И мне кажется, оно тут не совсем на месте. Болота бывают большей частью на ровной местности, а не посреди холмов.
– Болота бывают везде, – возразил Шишковатый, – где только может скапливаться вода.
– Может быть, стоит изменить наш план? – сказал аббат. – Не лучше ли нам свернуть на север и отыскать римскую дорогу? Римляне строили хорошие дороги. На них почти нет уклонов. Мы могли бы идти по ровному месту, а не плутать в густом лесу и не брести через болото.
– На римской дороге нас сожрут раньше, чем сядет солнце, – сказал Шишковатый.
Харкорт услышал позади себя шорох листьев и быстро обернулся. В нескольких футах от него стояла Иоланда, низко надвинув на лицо капюшон.
– Господа, – сказала она, – я нашла совсем близко удобное место для привала. Там рядом ручей с чистой водой, а на дереве подвешен молодой олень.
Аббат мгновенно повернулся к ней.
– Оленина! – произнес он внезапно охрипшим голосом. – Оленина! А я тут мечтаю поесть хоть хлеба с сыром!
– Идите за мной, – сказала Иоланда, и они последовали за ней.
Еще не начинало темнеть, когда они устроились на ночлег. Ярко горел костер, рядом лежал запас дров, а на углях жарились огромные куски оленины.
Аббат сидел, прислонившись спиной к стволу огромного дерева, сцепив могучие руки на животе и положив рядом свою тяжелую булаву, и принюхивался к аромату жареного мяса.
– Я считаю, именно так лучше всего завершить наш день после всего этого лазанья по горам, единорогов и драконов, – сказал он с удовлетворением. – Запах оленины искупает все испытания, через которые мы сегодня прошли.
– Там, впереди, болото, – сказал Шишковатый Иоланде. – Нам нужно будет его пересечь?
– Нет, не нужно, – ответила она. – Мы можем его обойти.
– Слава Богу, – вздохнул аббат и повернулся к Харкорту: – Нашей проводнице просто цены нет.
Когда мясо изжарилось, они поели, потом поджарили еще и тоже съели. В конце концов аббат уже не мог заставить себя проглотить ни кусочка. Борода его лоснилась от жира.
Сытые и довольные, они удобно расположились вокруг костра. Аббат разыскал у себя в мешке бутылку вина и пустил ее по кругу. Уже окончательно стемнело. Над болотом перекликались ночные птицы, легкий ветерок шелестел в верхушках деревьев. Все чувствовали себя прекрасно. Что-то уж слишком хорошо, подумал Харкорт. Несмотря на наслаждение, доставленное сытным ужином и отдыхом после трудного дня, его одолевали недобрые предчувствия. Слишком тут хорошо, думал он. А ведь это враждебная страна, здесь не должно быть так хорошо.
Он взглянул на Иоланду, которая сидела скрестив ноги на земле по другую сторону костра. В ее лице появилась мягкость, которой он до сих пор не замечал. Может быть, это только так кажется в свете пламени, подумал Харкорт. Но она, очевидно, не испытывала никакого беспокойства. А именно она, наверное, раньше других почувствовала бы, если бы им грозила какая-нибудь опасность.
Аббат с трудом поднялся и подбросил в костер дров.
– Стоит ли? – спросил Харкорт. – Может быть, теперь, когда мясо зажарено, дать костру догореть? Нам лучше бы сидеть без огня.
– Ты опять за свое, вечно тебе что-то не нравится, – засмеялся аббат. – Отдыхай, как все, и радуйся, что набил брюхо. Мы еще на самом краю Брошенных Земель, едва ли нам здесь что-нибудь грозит.
– Мы уже видели единорогов и драконов.
– Единороги давно ускакали, – сказал аббат, – и драконы тоже улетели. Я не вижу, почему…
Он умолк и насторожился.
Харкорт поднялся с земли.
– Что такое, Гай? – спросил он.
– Я что-то слышал. Какой-то шорох.
И тут же шорох послышался снова. Все вскочили.
Харкорт потянулся к мечу, но не успел выхватить его из ножен, как шорох прекратился. Все четверо стояли, напряженно прислушиваясь.
Может быть, это всего-навсего птица шевельнулась на ветке, подумал Харкорт. Или какое-нибудь маленькое пушистое существо пробежало по сухим листьям.
Аббат нагнулся и поднял с земли свою булаву.
Харкорт обошел костер и встал рядом с Иоландой.
– Что ты слышала? – спросил он.
– То же, что и все вы. Шорох. Там кто-то есть.
Новая порция дров, подброшенная в костер аббатом, только теперь занялась, внезапно разгорелась ярким пламенем, и Харкорт увидел, откуда шел шорох. У подножья гигантского дуба, стоявшего недалеко от костра, возник из земли какой-то корявый бугор. Он продолжал подниматься на глазах, и с него сыпались вниз сухие листья, сучки, кости мертвых животных, живая трава и клочья мха. Это выросшее из земли порождение леса двигалось, оно было живое. Густой смрад распространялся вокруг, и вместе с ним – непомерная злоба, почти ощутимая физически. Зловоние было так сильно, что от него перехватывало дыхание, как будто горло стискивали длинные цепкие пальцы.
Харкорт отступил на шаг перед этой невероятной злобой и давящим зловонием. Он со скрежетом выхватил меч, и пламя костра окрасило клинок в цвет крови.
Но у этого существа, которое выросло перед ними у подножья дуба, не могло быть живой красной крови – если его разрубить, из него должен был потечь зеленоватый гной или сукровица, похожая на чернила. Харкорту на мгновение показалось, будто он увидел блеснувшие в свете пламени острые клыки и когти. Но если это действительно клыки и когти, то они располагались в самых неподходящих местах. Может быть, на самом деле это были всего лишь обломки костей или острые каменные осколки, покоившиеся в лесной почве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78