Они напоминают мне, что сейчас время сбора урожая и если для них не находят лучшего занятия, чем стоять лагерем под звездами в качестве почетного караула для веселящихся щеголей, то им лучше вернуться к своим делам. Сегодня утром мы обнаружили, что пятьсот человек покинули лагерь. К завтрашнему утру мы можем потерять еще тысячу. После оказанного им на Киброне приема их терпение на пределе. Вот что я должен сказать. Может быть, господин виконт все же поверит, что я говорю то, что думаю?
— Уверяю вас, Жорж, мы высоко ценим ваше мнение, — примирительным тоном сказал Тэнтеньяк. — Но разумно ли выступать до прибытия вандейцев, которых мы ожидаем с часу на час?
— Неужели мы зря проделали весь этот путь и намного отклонились от нашего маршрута? — спросил Ла Уссэ.
— Черт меня побери, если нам вообще следовало приходить сюда, — воскликнул Кадудаль. — Нам не надо никакого подкрепления. Мы и без него достаточно сильны.
— Жорж прав, — согласился Кантэн. — Правильнее всего будет закрыть совещание и выступить в путь.
В ответ раздались решительные возражения тех, кто его особенно не любил.
— Разве здесь приказываете вы? — высокомерно спросил Белланже. — С каких пор?
— Я не приказываю, сударь. Я советую.
— Вашего совета никто не спрашивает, — отрезал Ла Марш.
Ла Уссэ в упор посмотрел на Кантэна. Он был старше и серьезнее остальных.
— Вы позволяете себе давать опытным солдатам советы по сугубо военным вопросам? Насколько я понимаю, вы человек штатский.
— Но это отнюдь не делает меня идиотом. Вывод предельно прост. Он понятен и ребенку.
— Но мы не дети, — манерно растягивая слова, проговорил Белланже.
— В таком случае, давайте не будем вести себя по-детски.
— Мне не нравится ваш тон, сударь. Вы невыносимо дерзки.
Тэнтеньяк решил, что пора вмешаться.
— Господа, не надо горячиться. Вывод, как говорит маркиз, весьма прост, — он повернулся к Кадудалю. — Если мы выступим сегодня вечером, это удовлетворит ваших людей, Жорж?
— Я бы предпочел выступить сегодня утром. Но если вы пообещаете, что мы выступим с наступлением сумерек, я не стану спорить.
Ла Марш запротестовал. Это означало бы, что они прибудут в Плоэрмель утром, за двадцать четыре часа до атаки, и Гош будет предупрежден об их присутствии в окрестностях города.
— Абсурд, — согласился Констан. — Это лучший способ потерять все преимущества неожиданного нападения.
— Господа, господа! — попробовал убедить их Кантэн. — Разве обязательно проделать весь путь за один переход? Мы пройдем пять часов, затем отдохнем часов двенадцать, и еще через пять или шесть часов пути утром подойдем к Плоэрмелю. Таким образом мы вступим в бой отдохнувшими в пятницу, неожиданного для всех.
— Вы, разумеется, полагаете, что у Гоша нет ни шпионов, ни друзей, которые сообщат ему о нашем приближении? — усмехнулся Белланже.
— О нет, — по губам Кантэна скользнула горькая улыбка. — Мне бы хотелось быть так же уверенным в существовании вандейцев господина де Шаретта, как я уверен в том, что у Гоша нет недостатка ни в друзьях, ни в шпионах.
Всем было ясно, что он чего-то не договаривает.
— Я заметил у господина де Морле склонность видеть то, чего нет, и закрывать глаза на то, что существует в действительности, — сказал Констан.
— Что у вас на уме, Кантэн? — спросил Тэнтеньяк.
— То, что чем скорее мы выступим, тем скорее исправим ошибку, в результате которой мы здесь оказались, — уклончиво ответил молодой человек.
Все разразились упреками по поводу его неблагодарности к щедрому гостеприимству госпожи де Белланже, и в этот момент пред ними явилась сама виконтесса, привлеченная их шумными препирательствами.
Госпожа де Белланже вошла в сверкающем розовом платье, свежая и восхитительная — само воплощение утра; по льстивому выражению Тэнтеньяка — роза, окропленная росой.
— Фи, господа! Вы разбудите дам! Нечего сказать, достойное воздаяние за их старания развлечь вас, — она через плечо бросила взгляд на занавешенные окна.
Не желая, чтобы его превзошли в изысканной любезности, Белланже извинился за шум, возложив вину на тех, кто, пренебрегая собранными в Кэтлегоне радостями жизни, настаивает на немедленном отбытии.
Виконтесса изобразила игривое неудовольствие.
— Кто эти бессердечные и бесчувственные?
— Главный преступник — господин де Морле, — как и Констан, Белланже избегал употреблять его титул. — Недавно принятый в воинские ряды, он проявляет нетерпеливое рвение неофита [...нетерпеливое рвение неофита — Неофит — новый приверженец религии, новый сторонник какого-либо учения; новичок] .
— Ради такого рвения простим его. Но какая военная необходимость оправдывает подобное нетерпение?
— Никакая, сударыня, — сказал Тэнтеньяк.
— Действительно, никакая, — добавил Белланже. — На рассвете мы должны быть в тылу у Гоша, чтобы...
— Черт возьми, любезный! — бурно прервал его Кантэн. — Уж не собираетесь ли вы поведать о наших планах всем ветрам небесным?
Над террасой зазвенел серебристый смех виконтессы.
— Четыре ветра небесные, взгляните на меня, на ту, кто нежнее, чем самый нежный зефир.
Чудовищная неосторожность Белланже даже Тэнтеньяка заставила нахмуриться.
— Эти вандейцы, которые должны были нас здесь встретить, сударыня, откуда вы получили известие о них?
— Из Редона, четыре дня назад. Господин де Шаретт прислал всадника с письмом; он просил оказать им гостеприимство в Кэтлегоне. Он писал, что они прибудут во вторник, то есть вчера. Они задержались. Но в том, что они прибудут, нет никакого сомнения. Они могут появиться в любую минуту.
— Шаретт сообщил, куда они направляются? — спросил Кантэн.
— Да, на побережье, чтобы переправиться на Киброн и пополнить стоящую там армию.
— Странный путь на побережье из Редона через Кэтлегон. Все равно что идти в обратную сторону.
— Неужели? — виконтесса подняла брови. — Вам надо сказать об этом господину де Шаретту, когда он появится. Он, вероятно, ответит, что Кэтлегон очень удобен для размещения людей, раз он посылает гонца с просьбой обеспечить его всем необходимым.
— Он мог бы остановиться в Мюзийаке, у моря. Кроме того из Редона до Мюзийака вдвое ближе, чем до Кэтлегона.
— Как хорошо вы знаете здешние края! Вам обо всем этом надо сказать господину де Шаретту, — она кокетливо улыбнулась. — Едва ли я сумею постичь рассуждения военных людей.
— Равно как и рассуждения господина де Морле, — предположил ее супруг.
Властным тоном Тэнтеньяк положил конец обсуждению.
— Мы дождемся вечера. Затем выступим. С вандейцами или без них.
— Вы оставите нас безутешными, — всем своим видом изображая огорчение, посетовала госпожа де Белланже.
— Увы, сударыня! — вздохнул Ла Уссэ. — Мы склоняемся пред жестокой необходимостью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
— Уверяю вас, Жорж, мы высоко ценим ваше мнение, — примирительным тоном сказал Тэнтеньяк. — Но разумно ли выступать до прибытия вандейцев, которых мы ожидаем с часу на час?
— Неужели мы зря проделали весь этот путь и намного отклонились от нашего маршрута? — спросил Ла Уссэ.
— Черт меня побери, если нам вообще следовало приходить сюда, — воскликнул Кадудаль. — Нам не надо никакого подкрепления. Мы и без него достаточно сильны.
— Жорж прав, — согласился Кантэн. — Правильнее всего будет закрыть совещание и выступить в путь.
В ответ раздались решительные возражения тех, кто его особенно не любил.
— Разве здесь приказываете вы? — высокомерно спросил Белланже. — С каких пор?
— Я не приказываю, сударь. Я советую.
— Вашего совета никто не спрашивает, — отрезал Ла Марш.
Ла Уссэ в упор посмотрел на Кантэна. Он был старше и серьезнее остальных.
— Вы позволяете себе давать опытным солдатам советы по сугубо военным вопросам? Насколько я понимаю, вы человек штатский.
— Но это отнюдь не делает меня идиотом. Вывод предельно прост. Он понятен и ребенку.
— Но мы не дети, — манерно растягивая слова, проговорил Белланже.
— В таком случае, давайте не будем вести себя по-детски.
— Мне не нравится ваш тон, сударь. Вы невыносимо дерзки.
Тэнтеньяк решил, что пора вмешаться.
— Господа, не надо горячиться. Вывод, как говорит маркиз, весьма прост, — он повернулся к Кадудалю. — Если мы выступим сегодня вечером, это удовлетворит ваших людей, Жорж?
— Я бы предпочел выступить сегодня утром. Но если вы пообещаете, что мы выступим с наступлением сумерек, я не стану спорить.
Ла Марш запротестовал. Это означало бы, что они прибудут в Плоэрмель утром, за двадцать четыре часа до атаки, и Гош будет предупрежден об их присутствии в окрестностях города.
— Абсурд, — согласился Констан. — Это лучший способ потерять все преимущества неожиданного нападения.
— Господа, господа! — попробовал убедить их Кантэн. — Разве обязательно проделать весь путь за один переход? Мы пройдем пять часов, затем отдохнем часов двенадцать, и еще через пять или шесть часов пути утром подойдем к Плоэрмелю. Таким образом мы вступим в бой отдохнувшими в пятницу, неожиданного для всех.
— Вы, разумеется, полагаете, что у Гоша нет ни шпионов, ни друзей, которые сообщат ему о нашем приближении? — усмехнулся Белланже.
— О нет, — по губам Кантэна скользнула горькая улыбка. — Мне бы хотелось быть так же уверенным в существовании вандейцев господина де Шаретта, как я уверен в том, что у Гоша нет недостатка ни в друзьях, ни в шпионах.
Всем было ясно, что он чего-то не договаривает.
— Я заметил у господина де Морле склонность видеть то, чего нет, и закрывать глаза на то, что существует в действительности, — сказал Констан.
— Что у вас на уме, Кантэн? — спросил Тэнтеньяк.
— То, что чем скорее мы выступим, тем скорее исправим ошибку, в результате которой мы здесь оказались, — уклончиво ответил молодой человек.
Все разразились упреками по поводу его неблагодарности к щедрому гостеприимству госпожи де Белланже, и в этот момент пред ними явилась сама виконтесса, привлеченная их шумными препирательствами.
Госпожа де Белланже вошла в сверкающем розовом платье, свежая и восхитительная — само воплощение утра; по льстивому выражению Тэнтеньяка — роза, окропленная росой.
— Фи, господа! Вы разбудите дам! Нечего сказать, достойное воздаяние за их старания развлечь вас, — она через плечо бросила взгляд на занавешенные окна.
Не желая, чтобы его превзошли в изысканной любезности, Белланже извинился за шум, возложив вину на тех, кто, пренебрегая собранными в Кэтлегоне радостями жизни, настаивает на немедленном отбытии.
Виконтесса изобразила игривое неудовольствие.
— Кто эти бессердечные и бесчувственные?
— Главный преступник — господин де Морле, — как и Констан, Белланже избегал употреблять его титул. — Недавно принятый в воинские ряды, он проявляет нетерпеливое рвение неофита [...нетерпеливое рвение неофита — Неофит — новый приверженец религии, новый сторонник какого-либо учения; новичок] .
— Ради такого рвения простим его. Но какая военная необходимость оправдывает подобное нетерпение?
— Никакая, сударыня, — сказал Тэнтеньяк.
— Действительно, никакая, — добавил Белланже. — На рассвете мы должны быть в тылу у Гоша, чтобы...
— Черт возьми, любезный! — бурно прервал его Кантэн. — Уж не собираетесь ли вы поведать о наших планах всем ветрам небесным?
Над террасой зазвенел серебристый смех виконтессы.
— Четыре ветра небесные, взгляните на меня, на ту, кто нежнее, чем самый нежный зефир.
Чудовищная неосторожность Белланже даже Тэнтеньяка заставила нахмуриться.
— Эти вандейцы, которые должны были нас здесь встретить, сударыня, откуда вы получили известие о них?
— Из Редона, четыре дня назад. Господин де Шаретт прислал всадника с письмом; он просил оказать им гостеприимство в Кэтлегоне. Он писал, что они прибудут во вторник, то есть вчера. Они задержались. Но в том, что они прибудут, нет никакого сомнения. Они могут появиться в любую минуту.
— Шаретт сообщил, куда они направляются? — спросил Кантэн.
— Да, на побережье, чтобы переправиться на Киброн и пополнить стоящую там армию.
— Странный путь на побережье из Редона через Кэтлегон. Все равно что идти в обратную сторону.
— Неужели? — виконтесса подняла брови. — Вам надо сказать об этом господину де Шаретту, когда он появится. Он, вероятно, ответит, что Кэтлегон очень удобен для размещения людей, раз он посылает гонца с просьбой обеспечить его всем необходимым.
— Он мог бы остановиться в Мюзийаке, у моря. Кроме того из Редона до Мюзийака вдвое ближе, чем до Кэтлегона.
— Как хорошо вы знаете здешние края! Вам обо всем этом надо сказать господину де Шаретту, — она кокетливо улыбнулась. — Едва ли я сумею постичь рассуждения военных людей.
— Равно как и рассуждения господина де Морле, — предположил ее супруг.
Властным тоном Тэнтеньяк положил конец обсуждению.
— Мы дождемся вечера. Затем выступим. С вандейцами или без них.
— Вы оставите нас безутешными, — всем своим видом изображая огорчение, посетовала госпожа де Белланже.
— Увы, сударыня! — вздохнул Ла Уссэ. — Мы склоняемся пред жестокой необходимостью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105