— взревел Кадудаль. — Кто защитит нас от вас? Кто вытащит из ямы, в которую нас ввергла ваша дурацкая спесь? Кто...
— Спокойно, Жорж! — остановил шуана Пюизе, положив руку на его мощное плечо. — Брань здесь не поможет.
— Это не брань, а ужасная правда, — возразил Кадудаль. — Терпение моих парней на пределе. Они уже спрашивают меня, не для того ли они пришли сюда, чтобы погибнуть ради честолюбия какого-то фигляра! Возможно, они не умеют ходить в ногу, возможно, не владеют секретами построения и прочей казарменной показухой, без чего для господина полковника нет настоящего солдата; но, видит Бог, они знают, что такое настоящее сражение. За тем они и пришли сюда и не намерены, как стадо баранов, дожидаться, когда их поведут на бойню. Похоже, сражение — последнее, что входит в планы господина полковника.
Д’Эрвийи подался вперед, жестом усмиряя негодование своих друзей. Его голос дрожал от сдерживаемой ярости.
— Я не намерен вступать в пререкания с вами, Кадудаль. Я даже не намерен объясняться, поскольку никому не обязан объяснениями.
— Это мы еще посмотрим, прежде чем все кончится, — пригрозил Кадудаль.
— Я лишь выражаю мое глубокое возмущение, — напыщенно продолжал Д’Эрвийи, — тоном, который позволил себе человек вашего положения по отношению к человеку моего положения.
Кадудаль рассмеялся.
— Перейдем к главному, — заявил Д’Эрвийи. — Поскольку те из вас, кто знает Бретань, убеждены, что нет ни малейшей надежды найти здесь пропитание, нам остается вырваться отсюда, — он гордо вскинул голову и продолжил еще более выспренним тоном: — Мы дадим бой этому самому генералу Гошу.
Он помедлил, словно в ожидании аплодисментов, но вместо них услышал горький смех Пюизе. Д’Эрвийи ударил кулаком по столу.
— Господин граф! — прогремел он.
— Прошу прощения. Я не лишен чувства юмора. Оно пробудилось, стоило мне услышать, как вы предлагаете именно то, что из-за вашего собственного упрямства стало невозможным, хотя совсем недавно было не только возможным, но и простым.
— Так-то, полковник, — сказал Кадудаль.
Но чувство собственного достоинства не позволило Д’Эрвийи обратить внимание на реплику шуана.
— Вы говорите, что это невозможно, граф? — спросил он Пюизе.
— Абсолютно. Вы бросите людей на смерть перед огненной стеной, которую... которую вы же позволили Гошу построить. Последний шанс у вас был в Плоэрмеле, когда вы ошибочно решили, что слишком поздно. Теперь же, когда действительно слишком поздно, вы предлагаете этот план.
Белланже с горделивым видом пришел на выручку своему командиру:
— Это не более чем ваше мнение, господин граф.
— Мнение, — усмехнулся Вобан, — с которым согласится любой здравомыслящий человек.
— Боюсь, что так, — вздохнул Контад.
Д’Эрвийи еще раз ударил кулаком по столу. Гнев окончательно лишил его рассудка.
— Мне всегда возражают, — пожаловался он. — С той самой минуты, как я ступил на этот проклятый берег. Командующий не может успешно действовать, встречая постоянное сопротивление.
— Жалобы вам не помогут, — презрительно заметил Пюизе. — До сих пор вы всегда поступали по-своему. Благодаря чему мы и попали в эту трясину.
— Уж не боитесь ли вы, господин де Пюизе? — воскликнул Д’Эрвийи.
В слепом желании защитить себя от справедливого обвинения он позабыл об осторожности в выборе оружия.
— Боюсь? Чего? Смерти? А к чему мне еще стремиться после того, как все мои труды пошли прахом и все мои планы рухнули из-за вашей глупости? По крайней мере, смерть избавит меня от стыда смотреть в глаза тем, кто поверил моему слову и моим обещаниями.
— Не лучше ли, — мягко проговорил Контад, — отказаться от взаимных упреков? Следует признать, что мы оказались в отчаянном положении и...
— И каким образом мы попали в него? — перебил Кадудаль.
— Это не поможет нам из него выпутаться, — сказал Белланже.
Высокопарно и многословно он принялся рассуждать о задаче, которую им предстояло решить, и закончил тем, что предложил господину де Пюизе откровенно сказать, какие меры, по его мнению, надлежит принять.
Услышав слова виконта, Пюизе на мгновение остолбенел, затем глубоко вздохнул.
— Если бы, занимая пост командующего армией, как в том уверены король Франции и британское правительство, я оказался бы настолько непредусмотрительным, что позволил королевским войска угодить в ловушку, то я сделал бы следующее.
Он подошел к столу с разложенной на нем картой. При словах графа Д’Эрвийи заскрежетал зубами, но, заметив в нем внезапную перемену, удержался от возражений.
Пюизе нетерпеливым движением расправил карту.
— Подойдите ближе, господа. Вы, Жорж, и все остальные.
Граф, хоть и смягчился, однако взглядом удержал Д’Эрвийи на прежнем месте.
— У нас остается единственная возможность исправить положение и разбить Гоша. Единственная. И последняя. Если мы ею воспользуемся, то сможем вернуться к моему первоначальному плану. Наш успех возродит энтузиазм и будет способствовать всеобщему восстанию, которое даст нам возможность предпринять поход на Париж. Но предупреждаю: в случае неудачи мы обречены. Собственно, мы и так обречены, если упустим последний шанс. Каждый должен неукоснительно исполнять свои обязанности. — Пюизе склонился над картой. — Смотрите. Вот Плоэрмель. Вот укрепления Сент-Барбе, где стоит тридцатитысячная армия Гоша. Мы в общей сложности располагаем двадцатью тысячами. Будь нас даже вдвое больше, нам не удалось бы захватить позицию фронтальным ударом; однако наших людей более чем достаточно, чтобы справиться с Гошем, если мы сумеем сделать так, чтобы он оказался между двух огней. А это мы можем. В наших силах устроить так, что он, словно орех, будет зажат в щипцах, и раздавить его.
Пюизе сделал эффектную паузу и посмотрел на собравшихся вокруг него офицеров.
— Да! Да! — воскликнул в лихорадочном нетерпении Д’Эрвийи. — Но каким образом мы это устроим?
— А вот каким: десятитысячное регулярное войско из числа эмигрантских полков и пять тысяч шуанов, которые примут на себя главный удар в сражении, атакуют его с фронта, тогда как другие десять тысяч обойдут Плоэрмель и одновременно ударят с тыла.
— Вы говорите так, будто у нас есть свобода передвижения, — нетерпеливо проговорил Д’Эрвийи. — Как переправим мы наших людей в Плоэрмель?
— Вы разными словами говорите об одном! — воскликнул Белланже. — Вся сложность в том, господин граф, как добраться до Плоэрмеля.
— Щеголи из ваших полков поднимут скулеж, — рассмеялся Кадудаль.
— Клянусь Богом, сударь! — вскинув подбородок, взревел Белланже. — Я ни от кого не потерплю дерзости! Я...
Д’Эрвийи с грохотом стукнул по столу.
— Попридержите язык! Прошу вас, господин де Пюизе.
— Здесь нет ничего сложного, — сказал Пюизе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
— Спокойно, Жорж! — остановил шуана Пюизе, положив руку на его мощное плечо. — Брань здесь не поможет.
— Это не брань, а ужасная правда, — возразил Кадудаль. — Терпение моих парней на пределе. Они уже спрашивают меня, не для того ли они пришли сюда, чтобы погибнуть ради честолюбия какого-то фигляра! Возможно, они не умеют ходить в ногу, возможно, не владеют секретами построения и прочей казарменной показухой, без чего для господина полковника нет настоящего солдата; но, видит Бог, они знают, что такое настоящее сражение. За тем они и пришли сюда и не намерены, как стадо баранов, дожидаться, когда их поведут на бойню. Похоже, сражение — последнее, что входит в планы господина полковника.
Д’Эрвийи подался вперед, жестом усмиряя негодование своих друзей. Его голос дрожал от сдерживаемой ярости.
— Я не намерен вступать в пререкания с вами, Кадудаль. Я даже не намерен объясняться, поскольку никому не обязан объяснениями.
— Это мы еще посмотрим, прежде чем все кончится, — пригрозил Кадудаль.
— Я лишь выражаю мое глубокое возмущение, — напыщенно продолжал Д’Эрвийи, — тоном, который позволил себе человек вашего положения по отношению к человеку моего положения.
Кадудаль рассмеялся.
— Перейдем к главному, — заявил Д’Эрвийи. — Поскольку те из вас, кто знает Бретань, убеждены, что нет ни малейшей надежды найти здесь пропитание, нам остается вырваться отсюда, — он гордо вскинул голову и продолжил еще более выспренним тоном: — Мы дадим бой этому самому генералу Гошу.
Он помедлил, словно в ожидании аплодисментов, но вместо них услышал горький смех Пюизе. Д’Эрвийи ударил кулаком по столу.
— Господин граф! — прогремел он.
— Прошу прощения. Я не лишен чувства юмора. Оно пробудилось, стоило мне услышать, как вы предлагаете именно то, что из-за вашего собственного упрямства стало невозможным, хотя совсем недавно было не только возможным, но и простым.
— Так-то, полковник, — сказал Кадудаль.
Но чувство собственного достоинства не позволило Д’Эрвийи обратить внимание на реплику шуана.
— Вы говорите, что это невозможно, граф? — спросил он Пюизе.
— Абсолютно. Вы бросите людей на смерть перед огненной стеной, которую... которую вы же позволили Гошу построить. Последний шанс у вас был в Плоэрмеле, когда вы ошибочно решили, что слишком поздно. Теперь же, когда действительно слишком поздно, вы предлагаете этот план.
Белланже с горделивым видом пришел на выручку своему командиру:
— Это не более чем ваше мнение, господин граф.
— Мнение, — усмехнулся Вобан, — с которым согласится любой здравомыслящий человек.
— Боюсь, что так, — вздохнул Контад.
Д’Эрвийи еще раз ударил кулаком по столу. Гнев окончательно лишил его рассудка.
— Мне всегда возражают, — пожаловался он. — С той самой минуты, как я ступил на этот проклятый берег. Командующий не может успешно действовать, встречая постоянное сопротивление.
— Жалобы вам не помогут, — презрительно заметил Пюизе. — До сих пор вы всегда поступали по-своему. Благодаря чему мы и попали в эту трясину.
— Уж не боитесь ли вы, господин де Пюизе? — воскликнул Д’Эрвийи.
В слепом желании защитить себя от справедливого обвинения он позабыл об осторожности в выборе оружия.
— Боюсь? Чего? Смерти? А к чему мне еще стремиться после того, как все мои труды пошли прахом и все мои планы рухнули из-за вашей глупости? По крайней мере, смерть избавит меня от стыда смотреть в глаза тем, кто поверил моему слову и моим обещаниями.
— Не лучше ли, — мягко проговорил Контад, — отказаться от взаимных упреков? Следует признать, что мы оказались в отчаянном положении и...
— И каким образом мы попали в него? — перебил Кадудаль.
— Это не поможет нам из него выпутаться, — сказал Белланже.
Высокопарно и многословно он принялся рассуждать о задаче, которую им предстояло решить, и закончил тем, что предложил господину де Пюизе откровенно сказать, какие меры, по его мнению, надлежит принять.
Услышав слова виконта, Пюизе на мгновение остолбенел, затем глубоко вздохнул.
— Если бы, занимая пост командующего армией, как в том уверены король Франции и британское правительство, я оказался бы настолько непредусмотрительным, что позволил королевским войска угодить в ловушку, то я сделал бы следующее.
Он подошел к столу с разложенной на нем картой. При словах графа Д’Эрвийи заскрежетал зубами, но, заметив в нем внезапную перемену, удержался от возражений.
Пюизе нетерпеливым движением расправил карту.
— Подойдите ближе, господа. Вы, Жорж, и все остальные.
Граф, хоть и смягчился, однако взглядом удержал Д’Эрвийи на прежнем месте.
— У нас остается единственная возможность исправить положение и разбить Гоша. Единственная. И последняя. Если мы ею воспользуемся, то сможем вернуться к моему первоначальному плану. Наш успех возродит энтузиазм и будет способствовать всеобщему восстанию, которое даст нам возможность предпринять поход на Париж. Но предупреждаю: в случае неудачи мы обречены. Собственно, мы и так обречены, если упустим последний шанс. Каждый должен неукоснительно исполнять свои обязанности. — Пюизе склонился над картой. — Смотрите. Вот Плоэрмель. Вот укрепления Сент-Барбе, где стоит тридцатитысячная армия Гоша. Мы в общей сложности располагаем двадцатью тысячами. Будь нас даже вдвое больше, нам не удалось бы захватить позицию фронтальным ударом; однако наших людей более чем достаточно, чтобы справиться с Гошем, если мы сумеем сделать так, чтобы он оказался между двух огней. А это мы можем. В наших силах устроить так, что он, словно орех, будет зажат в щипцах, и раздавить его.
Пюизе сделал эффектную паузу и посмотрел на собравшихся вокруг него офицеров.
— Да! Да! — воскликнул в лихорадочном нетерпении Д’Эрвийи. — Но каким образом мы это устроим?
— А вот каким: десятитысячное регулярное войско из числа эмигрантских полков и пять тысяч шуанов, которые примут на себя главный удар в сражении, атакуют его с фронта, тогда как другие десять тысяч обойдут Плоэрмель и одновременно ударят с тыла.
— Вы говорите так, будто у нас есть свобода передвижения, — нетерпеливо проговорил Д’Эрвийи. — Как переправим мы наших людей в Плоэрмель?
— Вы разными словами говорите об одном! — воскликнул Белланже. — Вся сложность в том, господин граф, как добраться до Плоэрмеля.
— Щеголи из ваших полков поднимут скулеж, — рассмеялся Кадудаль.
— Клянусь Богом, сударь! — вскинув подбородок, взревел Белланже. — Я ни от кого не потерплю дерзости! Я...
Д’Эрвийи с грохотом стукнул по столу.
— Попридержите язык! Прошу вас, господин де Пюизе.
— Здесь нет ничего сложного, — сказал Пюизе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105