- Тебе нечего делать здесь. Брось меня, возвращайся и забудь обо всем.
- Но ведь и ты мог бы сделать то же самое, Карл Паттон.
- Я? Вернуться? - воскликнул я. - Ну нет, благодарю. Я еще не закончил своих
дел.
Он кивнул.
- Человек должен всегда доводить свои дела до конца. Иначе он ничем не будет
отличаться от снежинки, гонимой ветром.
- Так ты, значит, думаешь, что это игра? - рявкнул я. - Состязание? Исполни
или погибни, или, может быть, и то, и другое вместе, и пусть победит
силбнейший?
- А с кем мне состязаться, Карл Паттон? Разве мы с тобой не товарищи, идущие
бок о бок?
- Мы чужие друг другу, - ответил я. - Ты не знаешь меня, а я не знаю тебя. И
прекрати доискиваться причин, по которым я делаю то, что делаю. Я делаю так,
и точка.
- Ты отправился в путь, чтобы спасти жизни беспомощных, потому что это твой
долг.
- Да, мой, но не твой! Ведь ты-то не обязан сворачивать себе шею в этих
горах! Ты спокойно можешь покинуть эту фабрику льда и до конца своих дней
жить героем человечества, имея в распоряжении все, чего душа пожелает...
- То, чего бы я пожелал, никто не в силах мне дать.
- Должно быть, ты ненавидишь нас, - заметил я. - Ведь мы - чужаки, которые
явились сюда и погубили твой мир.
- Разве можно ненавидеть силы природы?
- Хорошо, тогда что же ты ненавидишь?
На какое-то мгновение мне показалось, что он не станет отвечать на этот
вопрос.
- Я ненавижу труса в своей душе, - произнес он. - Голос, который нашептывает
спасительные советы. Но если бы я бежал и тем самым спас свою плоть, каким
бы духом потом жила она и освещалась?
- Если хочешь бежать - беги! - почти закричал я. - Ты проиграешь эти гонки,
великан! Отступи, пока не поздно!
- Я пойду дальше - пока смогу. Если мне повезет, то плоть моя погибнет
раньше духа.
- Дух, дух, черт побери! У тебя просто мания самоубийства!
- Что ж, тогда я в неплохой компании, Карл Паттон.
Отвечать ему я не стал.
* * *
Во время следующего перехода мы, перевалив еще через один хребет, гораздо
выше предыдущего, преодолели стомильный рубеж. Холод стоял по-настоящему
арктический, а ветер был подобен летающим стрелам. Луна зашла и начало
светать. Локатор сообщил, что до грузового отсека оставалось десять миль, и
все системы жизнеобеспечения работают нормально. Источников питания хватило
бы еще на сотню лет. Если бы даже, в конце концов, я загнулся по дороге,
шахтеры все равно проснулись бы - пусть через сто лет, но проснулись.
Джонни Гром являл собой теперь уже совсем печальную картину. Руки его
потрескались и кровоточили, впалые щеки и растрескавшиеся бескровные губы
были обморожены, кожа плотно обтянула кости. Двигался он очень медленно,
плотно закутавшись в мех. Но он все же двигался. Я шел впереди, поддерживая
темп. Пес был в еще более прискорбном состоянии, чем хозяин. Он тащился
позади, и наши привалы обычно уходили у него целиком на то, чтобы нагнать
нас. Мало-помалу, несмотря на все мои усилия, привалы становились все
длиннее и длиннее, а переходы - все короче и короче. И когда мы достигли
высокогорного перевала, который, по словам верзилы, вел в пагубные места,
называемые Башнями Нанди, снова был полдень. Я дошел до конца перевала, по
обеим сторонам которого возвышались стены из шероховатого льда, и принялся
разглядывать панораму ледяных вершин, острых, как битые бутылки, и, как
акульи зубы, торчащих тесными рядами аж до самого горизонта.
Я повернулся к великану, чтобы немного его подстегнуть и заставить сократить
разрыв, но он опередил меня. Он показывал на что-то и кричал, но что именно,
я никак не мог разобрать из-за низкого грохота, который послышался сверху.
И когда я посмотрел, наконец, наверх. то увидел, что на меня рушится целая
ледяная стена.
* * *
Пол был холодным. Это был кафельный пол школьной раздевалки, а мне тогда
было десять лет от роду, и я лежал лицом вниз, прижатый к плиткам мальчишкой
по кличке Суп, обладавшим физическими данными гориллы и соответствующим КИ.
Когда он сначала толкнул меня к стене, сделал подсечку и опрокинул на пол, я
заплакал и воззвал о помощи к кольцу зрителей с горящими глазами.
Большинство из них сами не раз испытали на себе тяжесть огромных костлявых
кулаков Супа. Никто даже не пошевелился. Потом он пригнул мою голову к полу
и потребовал назвать его дядюшкой, и я уже раскрыл было рот, чтобы сказать
то, что велено, но вместо этого плюнул прямо в его ненавистную рожу. После
этого Суп окончательно вышел из себя. И теперь его рука обхватила мое горло,
отжимая голову назад, а колено упиралось мне в копчик, и я знал, без
малейшей тени сомнения знал, что Суп был мальчишкой, который не в состоянии
рассчитывать собственные силы; он напряжет свои растущие мышцы, и,
охваченный и влекомый их удивительной, только что открывшейся ему силой,
будет выгибать мне спину до тех пор, пока позвоночник не сломается, и тогда
я умру, умру, умру, буду мертвым всегда, приняв смерть от рук идиота.
Ести только я не ухитрюсь спастись. Ведь я гораздо умнее Супа... да и вснх
остальных. Человек подчинил себе животных силой разума - а ведь Суп был
самым настоящим животным. Он не сможет, не сможет убить меня. Не сможет,
если я воспользуюсь своей головой, вместо того, чтобы безуспешно
сопротивляться нажиму тела, которое в два раза больше моего собственного.
Как бы со стороны я взглянул на самого себя. Я увидел, как он стоит на
коленях надо мной, сцепив руки замком, балансируя на одной отставленной
ноге. Я увидел, как, перекатившись вправо, смогу выскользнуть из-под
прижимающего мою спину колена, а затем внезапным движением...
Я рванулся из-под него и вверх, сгибаясь пополам, изо всех сил, - и его
колено соскользнуло с моей спины. Потеряв равновесие, но все еще не выпуская
меня, он стал клониться вправо. Еще рывок, и моя голова оказалась у него под
подбородком. Я протянул руки, вцепился в его жесткие рыжие волосы, и дернул
изо всех сил.
Он закричал, и захвата как не бывало. Я извернулся, как уж, когда он
ухватился за мои руки, все еще погруженные в его шевелюру, и вцепился зубами
в его толстое ухо. Завывая, он попытался вырваться, и тут я почувствовал,
как рвется хрящ, и ощутил на губах соленый вкус крови. Он, наконец, оторвал
мои руки, потеряв при этом часть волос вместе с приличными кусками скальпа,
и я увидел его лицо, искаженное, как маска какого-то демона. Он отшатнулся
от меня, все еще держа за запястья, и тогда я двинул ему коленом в пах. Лицо
его стало серым, как глина. Я вскочил на ноги. Он скорчился, согнувшись
почти пополам, издавая горлом сдавленные звуки. Я прицелился и врезал ему
ногой прямо в рот. И пока у аудитории не проснулись зачаточные понятия о
справедливости и меня не оттащили от него, я успел еще дважды, тщательно
прицелившись, отвесить ему полновесные пинки в лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19