Дети-дети... Девять их у меня. Тяжелое это слово «дети». Чего с ними не примешь! Выросли. У самих дети. До сих пор то один, то другой: «Приезжай, мама». Соскучились? Как же! Приедешь, а у них или ребенок заболел, или сами куда-то уезжают, дом оставить не на кого... Хотя бы Калапа моего возьмите. Этот рядом, не позовет — совестливый. Да не усидишь дома, когда отара у него котится, когда помощь нужна.
Не забывают меня детки мои, не забывают, наведываются.
— Вы, мама, шапку себе новую справили из лисьих лапок? Какая красивая! Можно примерить?
Раз надели, можно и не снимать... Из города приедут:
— Мяса побольше варите. И с собой бы нам барана увезти.
Хотя бы на денек-другой остались сена накосить. Куда там!
Привезли мне из колхоза премию — часы золотые. «За многолетний ваш труд», — сказали. Такие же часы Сакылта получила. А мне они зачем? Когда мы по часам работали? Мы всю жизнь по солнцу... Я эти часы тут же снохе отдала — она учительница, ей нужнее.
У кого детей много, — одна судьба. Маленькие просят: «Эне меге!» Вырастут, наравне с тобой постареют, все равно просят: «Мне, мама!» Просят — даешь. Кормишь, помогаешь, пока в ту сторону не уйдешь. А если детей не кормить, не помогать им, зачем тогда и жить. Вещи-имущество — зачем они? Разве то, что принадлежит детям твоим, не твое? Лишь бы здоровы были... Лишь бы жили хорошо.
Мы с отцом моих детей пенсию от колхоза получаем. Каждый по двадцатке — сорок рублей. Нам хватает, но обидно. Теперешние больше получают: кто пятьдесят, а кто девяносто. А нам — по двадцатке. Видно, мало работали, недостаточно. А колхоз этот потому колхоз, что мы работали. Сейчас разве работа? Праздник, а не работа! Игра — не работа.
Лошадей у нас отобрали. Говорят: «Не положено! Много сена едят, пастбища травят». А куда старому без коня? Кто ты без коня? Всю жизнь на коне ездил, ухаживал за ним. Конь — твой друг, твои руки-ноги, твои крылья... На вашем «мото» старик ездить не может, а машину ему и вовсе не понять. И денег у стариков нет столько, чтобы купить. Соседка моя, жена Ачаса, — они из-за перевала к нам приехали, — каждый день жалуется: «Как отобрали лошадь, совсем изошла от дум. Хотели снова перекочевать за перевал, а там, объясняют, аймак один, власть такая же. Какой выход найти?» И теребит меня, пристает: посоветуй, мол. Вот вы — люди грамотные, законы знающие, почему не напишете об этом? Ты, Тукпаш, к примеру... Э-э, разболталась я что-то. Чего это меня, старую, расшевелило? Ишь, какая! Спать пора, дети мои. Спать, спать!.,
...Тукпаш шел улицей села. Шел быстро, шагал широко. Накануне вечером он приехал домой на машине, которая возила зерно к сеялкам на Круглое поле. Этой же машиной Тукпаш рассчитывал вернуться утром на стрянку, а парни-сеяльщики поднатужились, выложились и к трем часам ночи засеяли все поле. На чем теперь доедешь? Даже телега попутная не подвернется. А своих попроведывать так хотелось — больше двух недель дома не был. И вот теперь топай, Тукпаш...
Машин и тракторов в селе полным-полно, да все теперь в поле. Осталась последняя пашня в Езек-Бажы — ее штурмуют. Личных машин тоже хватает — больше полсотни, но и их не видать. Ясное дело. Кто их купил? Работающие люди. Им в разгар весенних работ раскатывать на своих «Жигулях» и «Москвичах» некогда. Мотоциклов вообще не сосчитать. У Тукпаша тоже есть свой жеребенок с мотором — «Восход-2». Недавно забарахлила коробка передач — перестала включаться вторая скорость. Пока Тукпаш собирался не сегодня-завтра заняться мотоциклом — отправили на сакман... Топай теперь, Тукпаш, пешочком! Ничего. За полдня он все равно доберется до стоянки. Ноги к ходьбе привычны.
Село большое. Стоит посреди широкой долины, заполнив ее от края и до края. Дома добротные, Улицы широкие, прямые. Заборы крепкие все-таки выглядит село каким-то открытым, голым, неуютным. Ровная серая поляна, а на ней серые деревянные дома, серые улицы, покрытые пылью. Все это потому, что деревьев нет. Не сказать, что их вовсе нет. Есть деревья, если хорошенько приглядеться. И земля не такая уж серая. То тут, то там, вдоль заборов, зеленеют островки травы с ладонь величиной. В чем же дело? Первая причина — машин-тракторов не меньше, чем в городе. Ездят они не только по дорогам, а всюду, где только не огорожено, давят, мнут траву. И люди траву топчут. А коровы, телята, овцы? А козы? Эти вообще забираются, куда хотят. А свиньи! У них одна забота — рыть-переворачивать землю. Если к этому прибавить еще гусей, кур, уток Вот по весне отродят палисадники возле домов штакетником, воткнут черенки, поливают их утром и вечером. Примутся саженцы, зазеленеют, трава вокруг них выпрет. А осенью, когда пастбища возле Корболу стравит скот, глядишь — то один, то другой завел в палисадник телят. Сначала на привязи держит, а после... И не остается в палисадниках ни прутика, ни травинки. Следующей весной начинается все сначала. Огороды здесь маленькие. Растет в них только картошка да мелочь морозостойкая — лук, морковь, репа... Приезжие удивляются: как тут люди живут? Хорошо живут. Дома крепкие, новые, построены основательно, надолго. За домами — бесчисленные сараи, скотные дворы, птичники, гаражи, бани. Посреди села даже двухэтажные здания — школа, Дом культуры, контора колхозная. Издали посмотреть: здания эти, как чабаны верхом на конях, а дома вокруг — отара, которую они пасут.
Село и вправду разрослось, растянулось. Хочешь верь, хочешь не верь, а другой раз и не скажешь, что за человека повстречал. И это в селе.
Молодежи в селе много. Ежегодно шестьдесят—семьдесят ребят среднюю школу кончают. Тридцать—сорок в армию уходят, столько же демобилизованных. Сколько-то учиться поступают — в институты, в техникумы. Остальные в колхозе работают. С дипломами, конечно, не все возвращаются: где разным специалистам — инженерам, химикам-физикам — в деревне работать? По осени каждую субботу-воскресенье по три-четыре свадьбы. Меньше нельзя — молодым успевать надо жениться. Село расти хочет, хорошеть собирается, к жизни идет.
Свадьбы — это новые семьи. Новые семьи — новые дети...
Утром и вечером улицы села заполняют машины и тракторы — ушам от грохота больно, земля дрожит, за пылью домов не видать. Техники все прибавляется и прибавляется. Та, что имеется, уже не справляться со всеми работами. Только вспахали поле — сеять надо, зеленку косить, а там и уборка подошла. Корма возить, лес возить... Никак без техники нельзя. Покосы далеко, за лесом-дровами тоже не ближний путь. Полевые дороги хорошие, так что с техникой и расстояния не помеха. Что надо довезти — довезет, привезти — привезет.
В газетах пишут о селе, по радио говорят: тут, мол, поставлена на высоком уровне агитационно-массовая работа, созданы условия для труда и отдыха молодежи, и потому молодежь охотно остается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Не забывают меня детки мои, не забывают, наведываются.
— Вы, мама, шапку себе новую справили из лисьих лапок? Какая красивая! Можно примерить?
Раз надели, можно и не снимать... Из города приедут:
— Мяса побольше варите. И с собой бы нам барана увезти.
Хотя бы на денек-другой остались сена накосить. Куда там!
Привезли мне из колхоза премию — часы золотые. «За многолетний ваш труд», — сказали. Такие же часы Сакылта получила. А мне они зачем? Когда мы по часам работали? Мы всю жизнь по солнцу... Я эти часы тут же снохе отдала — она учительница, ей нужнее.
У кого детей много, — одна судьба. Маленькие просят: «Эне меге!» Вырастут, наравне с тобой постареют, все равно просят: «Мне, мама!» Просят — даешь. Кормишь, помогаешь, пока в ту сторону не уйдешь. А если детей не кормить, не помогать им, зачем тогда и жить. Вещи-имущество — зачем они? Разве то, что принадлежит детям твоим, не твое? Лишь бы здоровы были... Лишь бы жили хорошо.
Мы с отцом моих детей пенсию от колхоза получаем. Каждый по двадцатке — сорок рублей. Нам хватает, но обидно. Теперешние больше получают: кто пятьдесят, а кто девяносто. А нам — по двадцатке. Видно, мало работали, недостаточно. А колхоз этот потому колхоз, что мы работали. Сейчас разве работа? Праздник, а не работа! Игра — не работа.
Лошадей у нас отобрали. Говорят: «Не положено! Много сена едят, пастбища травят». А куда старому без коня? Кто ты без коня? Всю жизнь на коне ездил, ухаживал за ним. Конь — твой друг, твои руки-ноги, твои крылья... На вашем «мото» старик ездить не может, а машину ему и вовсе не понять. И денег у стариков нет столько, чтобы купить. Соседка моя, жена Ачаса, — они из-за перевала к нам приехали, — каждый день жалуется: «Как отобрали лошадь, совсем изошла от дум. Хотели снова перекочевать за перевал, а там, объясняют, аймак один, власть такая же. Какой выход найти?» И теребит меня, пристает: посоветуй, мол. Вот вы — люди грамотные, законы знающие, почему не напишете об этом? Ты, Тукпаш, к примеру... Э-э, разболталась я что-то. Чего это меня, старую, расшевелило? Ишь, какая! Спать пора, дети мои. Спать, спать!.,
...Тукпаш шел улицей села. Шел быстро, шагал широко. Накануне вечером он приехал домой на машине, которая возила зерно к сеялкам на Круглое поле. Этой же машиной Тукпаш рассчитывал вернуться утром на стрянку, а парни-сеяльщики поднатужились, выложились и к трем часам ночи засеяли все поле. На чем теперь доедешь? Даже телега попутная не подвернется. А своих попроведывать так хотелось — больше двух недель дома не был. И вот теперь топай, Тукпаш...
Машин и тракторов в селе полным-полно, да все теперь в поле. Осталась последняя пашня в Езек-Бажы — ее штурмуют. Личных машин тоже хватает — больше полсотни, но и их не видать. Ясное дело. Кто их купил? Работающие люди. Им в разгар весенних работ раскатывать на своих «Жигулях» и «Москвичах» некогда. Мотоциклов вообще не сосчитать. У Тукпаша тоже есть свой жеребенок с мотором — «Восход-2». Недавно забарахлила коробка передач — перестала включаться вторая скорость. Пока Тукпаш собирался не сегодня-завтра заняться мотоциклом — отправили на сакман... Топай теперь, Тукпаш, пешочком! Ничего. За полдня он все равно доберется до стоянки. Ноги к ходьбе привычны.
Село большое. Стоит посреди широкой долины, заполнив ее от края и до края. Дома добротные, Улицы широкие, прямые. Заборы крепкие все-таки выглядит село каким-то открытым, голым, неуютным. Ровная серая поляна, а на ней серые деревянные дома, серые улицы, покрытые пылью. Все это потому, что деревьев нет. Не сказать, что их вовсе нет. Есть деревья, если хорошенько приглядеться. И земля не такая уж серая. То тут, то там, вдоль заборов, зеленеют островки травы с ладонь величиной. В чем же дело? Первая причина — машин-тракторов не меньше, чем в городе. Ездят они не только по дорогам, а всюду, где только не огорожено, давят, мнут траву. И люди траву топчут. А коровы, телята, овцы? А козы? Эти вообще забираются, куда хотят. А свиньи! У них одна забота — рыть-переворачивать землю. Если к этому прибавить еще гусей, кур, уток Вот по весне отродят палисадники возле домов штакетником, воткнут черенки, поливают их утром и вечером. Примутся саженцы, зазеленеют, трава вокруг них выпрет. А осенью, когда пастбища возле Корболу стравит скот, глядишь — то один, то другой завел в палисадник телят. Сначала на привязи держит, а после... И не остается в палисадниках ни прутика, ни травинки. Следующей весной начинается все сначала. Огороды здесь маленькие. Растет в них только картошка да мелочь морозостойкая — лук, морковь, репа... Приезжие удивляются: как тут люди живут? Хорошо живут. Дома крепкие, новые, построены основательно, надолго. За домами — бесчисленные сараи, скотные дворы, птичники, гаражи, бани. Посреди села даже двухэтажные здания — школа, Дом культуры, контора колхозная. Издали посмотреть: здания эти, как чабаны верхом на конях, а дома вокруг — отара, которую они пасут.
Село и вправду разрослось, растянулось. Хочешь верь, хочешь не верь, а другой раз и не скажешь, что за человека повстречал. И это в селе.
Молодежи в селе много. Ежегодно шестьдесят—семьдесят ребят среднюю школу кончают. Тридцать—сорок в армию уходят, столько же демобилизованных. Сколько-то учиться поступают — в институты, в техникумы. Остальные в колхозе работают. С дипломами, конечно, не все возвращаются: где разным специалистам — инженерам, химикам-физикам — в деревне работать? По осени каждую субботу-воскресенье по три-четыре свадьбы. Меньше нельзя — молодым успевать надо жениться. Село расти хочет, хорошеть собирается, к жизни идет.
Свадьбы — это новые семьи. Новые семьи — новые дети...
Утром и вечером улицы села заполняют машины и тракторы — ушам от грохота больно, земля дрожит, за пылью домов не видать. Техники все прибавляется и прибавляется. Та, что имеется, уже не справляться со всеми работами. Только вспахали поле — сеять надо, зеленку косить, а там и уборка подошла. Корма возить, лес возить... Никак без техники нельзя. Покосы далеко, за лесом-дровами тоже не ближний путь. Полевые дороги хорошие, так что с техникой и расстояния не помеха. Что надо довезти — довезет, привезти — привезет.
В газетах пишут о селе, по радио говорят: тут, мол, поставлена на высоком уровне агитационно-массовая работа, созданы условия для труда и отдыха молодежи, и потому молодежь охотно остается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93