Когда он говорил о христианах, он имел в виду и лютеран и католиков, хотя с этими лютеранами не все ладно. У них нет даже девы Марин в костеле! Но лютеране языком зря не треплют, держатся дружно, небось не такие дураки, как католики. И мой олух с каждым готов сцепиться. Я прямо не знаю, с чего эти католики, набожные люди, так поглупели. Все же Сталин помощь нам обещал. Сперва, конечно, даже разговаривав не хотел. Спросил пана президента: «А до сих пор ты где был?» — «Где был? Сам знаешь небось, где я был. Не мог же я предать Рим, когда вокруг меня столько католиков». А тот ему и говорит: «Ну и ступай себе в Рим, пусть они тебе помогают». Только потом за нас какоп-го лютеранин вступился. Нет, лютеране не дураки. Нам бы поучиться у них.
А в Омпитале, говорят,— это тоже дошло до Околичного — восстал из земли святой Ленгарт и спросил: — Что же вы, словаки-омпитальцы, сидите сложа руки?
— А что нам делать? Мы ничего не знаем. Мы всего лишь омпитальцы. Пахари и виноградари.
— Омпитальцы, да вы что, слепые? Ничего не видите? Люди гибнут, а вы ничего не знаете? Не знаете, кому помогать должны?
— Мы друг другу всегда помогаем. И раньше помогали. Юрай Фандли был тут настоятелем, может, он и родом отсюда, правда/ пока это еще точно не установлено, мы из-за этого долгие-долгие годы с частовцами спорим, потому как они ремесленники и большие господа. Идут они к себе в Частую, а никогда не скажут: идем в деревню! Всегда только: идем в городок! И Фаидли хотят присвоить себе, чтоб хотя бы из-за этого люди признали, что у них — городок. Ведь они там друг другу выкают. Тут жил еще и Палкович, а кто такой Налкович, каждому известно. У нас много Палковичей. Я, к примеру, тоже Палкович. Зовут )
меня Палкович. Мы друг друга уважаем и друг друху помогаем, потому что у пас много знамени!ых предков, они дурному нас не научили.
— Омпитальцы, но сейчас речь идет о народе! Сейчас речь о народе и о его чести! Речь и о других народах!
— И мы народ. Мы всегда были народом, а понадобится, в обиду себя не дадим. Уж как-нибудь дома спасемся и отобьемся.
И святой Ленгарт опечалился. Опечалился и ушел.
Был там еще мужичок из Штефановой, так тот после его ухода сказал: — Вовсе это не святой Ленгарт, а партизан. Русский партизан. На шапке у него была звездочка.
Со стороны Частой бежал человек. Ночью остановился в Дубовой и стал стучать кому-то в окно: — Вставайте! Слышите? Проснитесь, вставайте! Некогда толковать с вами, живо вставайте и ведите меня на Бабу
— И это разговор называется, да?!
— Некогда лясы точить! Быстро одевайтесь и отведите меня на Бабу, не то рассержусь.
Кто бы это мог быть? Опять же партизан.
Через Яблоницу бежал другой человек. Дело было днем, и он спешил в Сеницу, но не хотел в этом открыться и потому спрашивал дорогу на Брадло: — Скажите, пожалуйста, я правильно иду на Брадло?!
— Правильно, правильно. Вот идите на Сеппцу, а там за пей будет и Брадло.
Л потом спросили его: — А зачем туда идете? О такую-то пору на Брадло не ходят.
— А я вот иду на Брадло,— ответил человек.— Иду на Брадло. Я еще весной решил, что в начале осени схожу туда, а теперь вот иду.
И яблоничане улыбались.— Так идите, значит. Идите в Сеницу. Оно, конечно, еще не совсем начало осени, да это уж ваше дело. Если хотите попасть на Брадло, ступайте в Сеницу, а оттуда до Брадло рукой подать!
1 Гора в Западной Словакии, так же как и Брадло.
А в Околичном Карчимарчик ходил по деревне и убеж-дал людей:—Слушайте, люди, надо идш, ничего не попишешь.
— Ага, глядите-ка на него! Что это с ним стряслось? Да что с тобой стрясЛось, ты же во как распекал нас, а теперь по-другому заговорил?
— Положение изменилось,— отвечал Карчимарчик.— Немцы уже здесь, все мы знаем, что это означает. В Центральной и Восточной Словакии дерутся. Там наши, надо помочь им. Положение изменилось, ладо идти.
Он заглянул к Фашуигу, по ют отказался: — Не серчай, Матуга, я не пойду. У меня характер не тот. Убить корову либо 1 слепка.—эю куда ни шло, но смотреть, как люди мрут, не могу. Не серчай, Матуит! Сходи к Кирино-вичу, авось его уговоришь.
Карчимарчик зашел и к Гульдаиам. Мастер был дома один. Имро с Вильмой пошли проведать Агнешку, утешить ее — события последних дней сильно напугали ее. Она ничего не знала о Штефане и тревожилась за пего. Несколько раз ходила на почту, думала дозвониться, по всякий раз ей говорили, что линия повреждена.
Мастер, правда, получил телефонный вызов, почтальон еще вчера принес его, и старый вмиг припустил па почту, но разговор получил только на второй день. Невестки сообщали ему, что Якуб и Оидрей ушли к партизанам. А до этого, говорили они, мужья их получили повестки, отбыли в армию, но и обжиться-то не успели в казарме, как начался переполох; командир, дескать на линейке прямо так и сказал солдатам: положение очень серьезное, вот-вот нагрянут немцы, захватят казарму, а потому разумней, не дожидаясь прихода чужих войск, разойтись и рассеяться. Кто хочет, может вернуться домой к семье, однако в таком случае пусть действует на свой страх и риск. Остальные же по двое, по трое, а то и большими группами пусть попытаются перейти к партизанам. Якуб с Оидреем выбрали этот путь. Одни их товарищ, из тех, что вместе с ними прибыл в казарму и вместе с ними обзаводился портянками и онучами, предпочел другое: он помчался домой, оповещая каждого встречного о том, что случилось в казарме, разгласил, одним словом, военную тайну, военный приказ — рассказал обо всем и Ондровой жене и Якубовой и )
передал от мужей им поклоны. Невестки, когда говорили с мастером, вздыхали и хлюпали в телефон, и он все хотел их утешить, но так и не успел — связь оборвали и больше не наладили.
Сейчас мастер с озабоченным видом ходил по горнице и раздумывал, делать. Сесть за стол и написать что-нибудь невесткам? Или отправиться к ним и заодно навестить того, кто принес эту новость? Может, он знает больше, чем мастер услышал по телефону. Или чуть обождать? Может, Якуб с Ондреем отзовутся. Только когда? Когда это будет? Когда они отзовутся!
Карчимарчику он обрадовался. И тут же выложил все в надежде, что приятель посоветует ему что-нибудь дельное.
Карчимарчик внимательно выслушал его, порасспросил о том о сем, а под конец робко сказал: — Гульдан, а ведь я пришел и тебя позвать с собой.
Гульдан удивился.— Позвать? А куда? Ты что, уже забыл, что твердил раньше?
— Нет, не забыл,— ответил Карчимарчик.
— Ты же ненавидишь войну. Твердил, что и слышать о ней не можешь. Ты еще намедни об этом кричал.
— Забудь!
— Как так забыть? Небось не о пустяках речь. Два моих сына уже ушли, где они — неизвестно. Захоти я разыскать их, так не знал бы даже, в какую сторону податься.
— Зачем тебе их искать? — спросил Карчимарчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186
А в Омпитале, говорят,— это тоже дошло до Околичного — восстал из земли святой Ленгарт и спросил: — Что же вы, словаки-омпитальцы, сидите сложа руки?
— А что нам делать? Мы ничего не знаем. Мы всего лишь омпитальцы. Пахари и виноградари.
— Омпитальцы, да вы что, слепые? Ничего не видите? Люди гибнут, а вы ничего не знаете? Не знаете, кому помогать должны?
— Мы друг другу всегда помогаем. И раньше помогали. Юрай Фандли был тут настоятелем, может, он и родом отсюда, правда/ пока это еще точно не установлено, мы из-за этого долгие-долгие годы с частовцами спорим, потому как они ремесленники и большие господа. Идут они к себе в Частую, а никогда не скажут: идем в деревню! Всегда только: идем в городок! И Фаидли хотят присвоить себе, чтоб хотя бы из-за этого люди признали, что у них — городок. Ведь они там друг другу выкают. Тут жил еще и Палкович, а кто такой Налкович, каждому известно. У нас много Палковичей. Я, к примеру, тоже Палкович. Зовут )
меня Палкович. Мы друг друга уважаем и друг друху помогаем, потому что у пас много знамени!ых предков, они дурному нас не научили.
— Омпитальцы, но сейчас речь идет о народе! Сейчас речь о народе и о его чести! Речь и о других народах!
— И мы народ. Мы всегда были народом, а понадобится, в обиду себя не дадим. Уж как-нибудь дома спасемся и отобьемся.
И святой Ленгарт опечалился. Опечалился и ушел.
Был там еще мужичок из Штефановой, так тот после его ухода сказал: — Вовсе это не святой Ленгарт, а партизан. Русский партизан. На шапке у него была звездочка.
Со стороны Частой бежал человек. Ночью остановился в Дубовой и стал стучать кому-то в окно: — Вставайте! Слышите? Проснитесь, вставайте! Некогда толковать с вами, живо вставайте и ведите меня на Бабу
— И это разговор называется, да?!
— Некогда лясы точить! Быстро одевайтесь и отведите меня на Бабу, не то рассержусь.
Кто бы это мог быть? Опять же партизан.
Через Яблоницу бежал другой человек. Дело было днем, и он спешил в Сеницу, но не хотел в этом открыться и потому спрашивал дорогу на Брадло: — Скажите, пожалуйста, я правильно иду на Брадло?!
— Правильно, правильно. Вот идите на Сеппцу, а там за пей будет и Брадло.
Л потом спросили его: — А зачем туда идете? О такую-то пору на Брадло не ходят.
— А я вот иду на Брадло,— ответил человек.— Иду на Брадло. Я еще весной решил, что в начале осени схожу туда, а теперь вот иду.
И яблоничане улыбались.— Так идите, значит. Идите в Сеницу. Оно, конечно, еще не совсем начало осени, да это уж ваше дело. Если хотите попасть на Брадло, ступайте в Сеницу, а оттуда до Брадло рукой подать!
1 Гора в Западной Словакии, так же как и Брадло.
А в Околичном Карчимарчик ходил по деревне и убеж-дал людей:—Слушайте, люди, надо идш, ничего не попишешь.
— Ага, глядите-ка на него! Что это с ним стряслось? Да что с тобой стрясЛось, ты же во как распекал нас, а теперь по-другому заговорил?
— Положение изменилось,— отвечал Карчимарчик.— Немцы уже здесь, все мы знаем, что это означает. В Центральной и Восточной Словакии дерутся. Там наши, надо помочь им. Положение изменилось, ладо идти.
Он заглянул к Фашуигу, по ют отказался: — Не серчай, Матуга, я не пойду. У меня характер не тот. Убить корову либо 1 слепка.—эю куда ни шло, но смотреть, как люди мрут, не могу. Не серчай, Матуит! Сходи к Кирино-вичу, авось его уговоришь.
Карчимарчик зашел и к Гульдаиам. Мастер был дома один. Имро с Вильмой пошли проведать Агнешку, утешить ее — события последних дней сильно напугали ее. Она ничего не знала о Штефане и тревожилась за пего. Несколько раз ходила на почту, думала дозвониться, по всякий раз ей говорили, что линия повреждена.
Мастер, правда, получил телефонный вызов, почтальон еще вчера принес его, и старый вмиг припустил па почту, но разговор получил только на второй день. Невестки сообщали ему, что Якуб и Оидрей ушли к партизанам. А до этого, говорили они, мужья их получили повестки, отбыли в армию, но и обжиться-то не успели в казарме, как начался переполох; командир, дескать на линейке прямо так и сказал солдатам: положение очень серьезное, вот-вот нагрянут немцы, захватят казарму, а потому разумней, не дожидаясь прихода чужих войск, разойтись и рассеяться. Кто хочет, может вернуться домой к семье, однако в таком случае пусть действует на свой страх и риск. Остальные же по двое, по трое, а то и большими группами пусть попытаются перейти к партизанам. Якуб с Оидреем выбрали этот путь. Одни их товарищ, из тех, что вместе с ними прибыл в казарму и вместе с ними обзаводился портянками и онучами, предпочел другое: он помчался домой, оповещая каждого встречного о том, что случилось в казарме, разгласил, одним словом, военную тайну, военный приказ — рассказал обо всем и Ондровой жене и Якубовой и )
передал от мужей им поклоны. Невестки, когда говорили с мастером, вздыхали и хлюпали в телефон, и он все хотел их утешить, но так и не успел — связь оборвали и больше не наладили.
Сейчас мастер с озабоченным видом ходил по горнице и раздумывал, делать. Сесть за стол и написать что-нибудь невесткам? Или отправиться к ним и заодно навестить того, кто принес эту новость? Может, он знает больше, чем мастер услышал по телефону. Или чуть обождать? Может, Якуб с Ондреем отзовутся. Только когда? Когда это будет? Когда они отзовутся!
Карчимарчику он обрадовался. И тут же выложил все в надежде, что приятель посоветует ему что-нибудь дельное.
Карчимарчик внимательно выслушал его, порасспросил о том о сем, а под конец робко сказал: — Гульдан, а ведь я пришел и тебя позвать с собой.
Гульдан удивился.— Позвать? А куда? Ты что, уже забыл, что твердил раньше?
— Нет, не забыл,— ответил Карчимарчик.
— Ты же ненавидишь войну. Твердил, что и слышать о ней не можешь. Ты еще намедни об этом кричал.
— Забудь!
— Как так забыть? Небось не о пустяках речь. Два моих сына уже ушли, где они — неизвестно. Захоти я разыскать их, так не знал бы даже, в какую сторону податься.
— Зачем тебе их искать? — спросил Карчимарчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186