Я смущаюсь. Я чувствую себя чрезвычайно растерянным.
Ближе присмотревшись, я впевняюсь, что эта женщина, с которой я здесь встретился, не имеет ничего общего с моей харьковской приятельницей.
Она делает шаг назад и в ответ:
- Вы ошиблись, гражданин! Я вас не знаю!
На ее лице пробегает тень недовольства. Она ждет, чтобы я уступил и дал ей пройти, но я остолбенел и бессмысленно топчется на месте.
Идиому! .. Призраки первого ложного впечатления развеялись. Передо мной стоит посторонний, совершенно неведомая мне женщина, почти совсем не похожа на Валентину Михайловну! Я ругаю себя. Этот мой пылкий энтузиазм, взрыв восторга, тысяча приветствий, обращенных к никого. Сегодня я все время путаю, путаюсь и ошибаюсь.
Еще в полном замешательстве спешу извиниться:
- Простите! Очень вас прошу, простите! Мне очень обидно!
Она спускается вниз. Бабушки одна за другой низко кланяются ей, поясным поклоном, как монахини, и протягивают к ней свои руки.
Я стою растерянный и смотрю сверху вниз. Откуда мне показалось, что я ее знаю? Потому, что она напоминает мою знакомую? Но это исключено, они совершенно разные: рост, причиска, телосложение.
Теперь, когда я присматриваюсь внимательнее, я ухватывает это с особой четкостью.
Женщина идет по дорожке между темных кустов туи, проходит через ворота, тогда оглядывается, может, по привычке, как всегда идя из церкви, а может, посмотреть, я еще стою, замечает, что я смотрю на нее, слегка краснеет и, ускорив шаги , переходит через площадь и вот идет в сумерках домов улочке вверх.
Мрачная Молчащим облако снялась вверх, затягшы собой весь горизонт. Засуетилось птицы. Черкая крыльями, низко проносятся над землей встревожены ласточки. Нищенки начали собираться прочь. Долго крестятся, многократно кланяются на церковь и незаметно тенями исчезают неизвестно где.
Я думаю себе по поводу случившегося: я ошибся, но каждая ошибка имеет свой смысл! Ошибка пришла откуда-то из глубин подсознательного, но в то же логика иррациональна?
Я продолжаю следить взглядом за женщиной, отходит, и стараюсь понять корни иллюзии, жертвой которой я только что стал.
Собственно, мне нужно не стоять, а идти на собрание, я и без того уже слишком замешкался Я даже начинаю сердиться на себя. Это же глупо: думать о ничтожные пустяки, тогда как я должен быть на собрании. Но что я могу сделать с собой? Колеблясь между долгом быть на собрании и возможностью избежать этого, я наконец предпочитаю последний. Я никогда не торопился делать то, что мне надо было делать. Зачем? .. Я всегда больше всего ценил капризную причудливость желания, вдруг просыпалось во мне. Никогда и ни в чем не надо изменять себе, выше всего следует ставить собственную прихоть. Разве не так? ..
Я должен признаться самому себе: с меня человек беглого настроения. Вместо скучать, сидя на собрании, гораздо приятнее отдаться течению мыслей о том, что никакой веса не имеет, думать ни о чем, о том, почему эта незнакомая женщина, которую я встретил вот здесь на пороге церковного притвора показалась мне первым же впечатлением от нее такой неожиданно известной?
Я делаю все всевозможных предположения. Возможно, я встретил ее когда у знакомых на вечеринке: мы сидели с ней рядом за столом, я подкладывал ей на тарелку икра, наливал ей вина в бокал, бавив остротами, танцевал с ней ту-степ под патефон, а после того провел ее домой и в темноте лестницы перед тем, как разошлись, поцеловал. Встреча и поцелуй, которые пришли случайно, и никогда не повторились во второй раз.
Возможно, что все это произошло совсем иначе. Мы вместе отдыхали летом в санатории где-нибудь на юге, в Крыму или на Кавказе, и она промелькнула передо мной соседкой по столу, пляжа, в очереди к ваннам. По дороге с пляжа или ожидая ванну, я развлекал ее рассказами о различных происшествия, и она беззаботно смеялась.
Краткое флирт течение нескольких дней или пара недель, и после этого я вполне забыл о ней, пока сегодня упоминание о ней не проснулась в дебрях моей памяти, смывая ил поздних впечатлений.
Или, может, и не то вовсе, а в пепле забытых переживаний вспыхнула в середине меня искра сантиментальнои упоминания о какой-либо из древних моих студенток в Институте, о букете сирени, положенный перед лекцией на кафедру, о тщательно приготовленную доклад, записочку с признанием , торопливо переданную мне в вестибюле?
Или это было попутное знакомство где в фойе театра или кино, на концерте, и ее лицо навсегда бессознательно для меня отложилось в глубинах моей существа, чтобы сегодня проснуться из небытия с новой силой и сначала вызвать, по асоцияциею, иллюзорную мнению о моей приятельницу с тем, чтобы потом вновь растаять и обернуться в неведомое ничто.
Я страдаю от своих усилий, нетерпеливо роясь в хаосе пережитого и, возможно, направляя себя в совершенно ошибочный сторону, тогда как дело, может, не идет о Никакой реальный факт, о никакой жизненный эпизод, а о совсем другом, о каких осложнены комплексы, о контексте разорванных и ризноплощинних отрывков, что срослись, представ с вполне отличных, совсем не тождественных между собой сфер.
Я продолжаю свои блуждания в темных лябиринтах памяти, напрасно надеясь встретить кончик Арияднинои нити, которая бы меня вывела из этих провалов. Я делаю предположение, что коренные иллюзии надо искать в области моего профессионального опыта. Дело идет о каком-либо художественный портрет, о картине какого-нибудь выдающегося мастера Я перебираю в своем воображении тысячи картин, я произвольно брожу по зале в зал в петербургском Эрмитаже , мюнхенской пинакотеке, парижском Люври. Перелистываю многочисленные альбомы, иллюстрации, коллекцию рисунков, которые я демонстрирую на своих лекциях. Но зря!
Зря в самых глухих и отдаленных уголках своей ерудитнои памяти я ищу возможности попасть хоть на малейшую аналогию.
Те, что появляются, я их перечеркиваю одну за другой.
Я устал от имен, дат, школ, картин. Я дошел до изнеможения от калейдоскопической смены женских лиц и фигур. У меня хорошая, если не сказать профессионально взлелеянная память, и я совершенно определенно могу сказать:
- Нет, я никогда ранее не встречал ее в своей жизни, но живопись тоже не дает мне оснований сказать, что память о каком-либо художественный образ сочеталась с впечатлением от нее.
Я жалуюсь на себя: зачем все это мне? Разве мне не все равно, откуда показалось мне, что я ее знаю? Но я не хочу капитулировать.
Чувство газардови овладевает меня. Так или иначе я достигну своего: я узнаю.
Перепрыгивая через ступеньки, сбегаю вниз. Быстрыми шагами я иду тем же путем, которым шла перед этим и она. Она прошла не так много, чтобы я ее не успел догнать.
Скрепим так: я ее никогда не видел в своей жизни, она мне не напоминает никого женский портрет в искусстве и, однако, у меня есть уверенность, что я почему ее знаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Ближе присмотревшись, я впевняюсь, что эта женщина, с которой я здесь встретился, не имеет ничего общего с моей харьковской приятельницей.
Она делает шаг назад и в ответ:
- Вы ошиблись, гражданин! Я вас не знаю!
На ее лице пробегает тень недовольства. Она ждет, чтобы я уступил и дал ей пройти, но я остолбенел и бессмысленно топчется на месте.
Идиому! .. Призраки первого ложного впечатления развеялись. Передо мной стоит посторонний, совершенно неведомая мне женщина, почти совсем не похожа на Валентину Михайловну! Я ругаю себя. Этот мой пылкий энтузиазм, взрыв восторга, тысяча приветствий, обращенных к никого. Сегодня я все время путаю, путаюсь и ошибаюсь.
Еще в полном замешательстве спешу извиниться:
- Простите! Очень вас прошу, простите! Мне очень обидно!
Она спускается вниз. Бабушки одна за другой низко кланяются ей, поясным поклоном, как монахини, и протягивают к ней свои руки.
Я стою растерянный и смотрю сверху вниз. Откуда мне показалось, что я ее знаю? Потому, что она напоминает мою знакомую? Но это исключено, они совершенно разные: рост, причиска, телосложение.
Теперь, когда я присматриваюсь внимательнее, я ухватывает это с особой четкостью.
Женщина идет по дорожке между темных кустов туи, проходит через ворота, тогда оглядывается, может, по привычке, как всегда идя из церкви, а может, посмотреть, я еще стою, замечает, что я смотрю на нее, слегка краснеет и, ускорив шаги , переходит через площадь и вот идет в сумерках домов улочке вверх.
Мрачная Молчащим облако снялась вверх, затягшы собой весь горизонт. Засуетилось птицы. Черкая крыльями, низко проносятся над землей встревожены ласточки. Нищенки начали собираться прочь. Долго крестятся, многократно кланяются на церковь и незаметно тенями исчезают неизвестно где.
Я думаю себе по поводу случившегося: я ошибся, но каждая ошибка имеет свой смысл! Ошибка пришла откуда-то из глубин подсознательного, но в то же логика иррациональна?
Я продолжаю следить взглядом за женщиной, отходит, и стараюсь понять корни иллюзии, жертвой которой я только что стал.
Собственно, мне нужно не стоять, а идти на собрание, я и без того уже слишком замешкался Я даже начинаю сердиться на себя. Это же глупо: думать о ничтожные пустяки, тогда как я должен быть на собрании. Но что я могу сделать с собой? Колеблясь между долгом быть на собрании и возможностью избежать этого, я наконец предпочитаю последний. Я никогда не торопился делать то, что мне надо было делать. Зачем? .. Я всегда больше всего ценил капризную причудливость желания, вдруг просыпалось во мне. Никогда и ни в чем не надо изменять себе, выше всего следует ставить собственную прихоть. Разве не так? ..
Я должен признаться самому себе: с меня человек беглого настроения. Вместо скучать, сидя на собрании, гораздо приятнее отдаться течению мыслей о том, что никакой веса не имеет, думать ни о чем, о том, почему эта незнакомая женщина, которую я встретил вот здесь на пороге церковного притвора показалась мне первым же впечатлением от нее такой неожиданно известной?
Я делаю все всевозможных предположения. Возможно, я встретил ее когда у знакомых на вечеринке: мы сидели с ней рядом за столом, я подкладывал ей на тарелку икра, наливал ей вина в бокал, бавив остротами, танцевал с ней ту-степ под патефон, а после того провел ее домой и в темноте лестницы перед тем, как разошлись, поцеловал. Встреча и поцелуй, которые пришли случайно, и никогда не повторились во второй раз.
Возможно, что все это произошло совсем иначе. Мы вместе отдыхали летом в санатории где-нибудь на юге, в Крыму или на Кавказе, и она промелькнула передо мной соседкой по столу, пляжа, в очереди к ваннам. По дороге с пляжа или ожидая ванну, я развлекал ее рассказами о различных происшествия, и она беззаботно смеялась.
Краткое флирт течение нескольких дней или пара недель, и после этого я вполне забыл о ней, пока сегодня упоминание о ней не проснулась в дебрях моей памяти, смывая ил поздних впечатлений.
Или, может, и не то вовсе, а в пепле забытых переживаний вспыхнула в середине меня искра сантиментальнои упоминания о какой-либо из древних моих студенток в Институте, о букете сирени, положенный перед лекцией на кафедру, о тщательно приготовленную доклад, записочку с признанием , торопливо переданную мне в вестибюле?
Или это было попутное знакомство где в фойе театра или кино, на концерте, и ее лицо навсегда бессознательно для меня отложилось в глубинах моей существа, чтобы сегодня проснуться из небытия с новой силой и сначала вызвать, по асоцияциею, иллюзорную мнению о моей приятельницу с тем, чтобы потом вновь растаять и обернуться в неведомое ничто.
Я страдаю от своих усилий, нетерпеливо роясь в хаосе пережитого и, возможно, направляя себя в совершенно ошибочный сторону, тогда как дело, может, не идет о Никакой реальный факт, о никакой жизненный эпизод, а о совсем другом, о каких осложнены комплексы, о контексте разорванных и ризноплощинних отрывков, что срослись, представ с вполне отличных, совсем не тождественных между собой сфер.
Я продолжаю свои блуждания в темных лябиринтах памяти, напрасно надеясь встретить кончик Арияднинои нити, которая бы меня вывела из этих провалов. Я делаю предположение, что коренные иллюзии надо искать в области моего профессионального опыта. Дело идет о каком-либо художественный портрет, о картине какого-нибудь выдающегося мастера Я перебираю в своем воображении тысячи картин, я произвольно брожу по зале в зал в петербургском Эрмитаже , мюнхенской пинакотеке, парижском Люври. Перелистываю многочисленные альбомы, иллюстрации, коллекцию рисунков, которые я демонстрирую на своих лекциях. Но зря!
Зря в самых глухих и отдаленных уголках своей ерудитнои памяти я ищу возможности попасть хоть на малейшую аналогию.
Те, что появляются, я их перечеркиваю одну за другой.
Я устал от имен, дат, школ, картин. Я дошел до изнеможения от калейдоскопической смены женских лиц и фигур. У меня хорошая, если не сказать профессионально взлелеянная память, и я совершенно определенно могу сказать:
- Нет, я никогда ранее не встречал ее в своей жизни, но живопись тоже не дает мне оснований сказать, что память о каком-либо художественный образ сочеталась с впечатлением от нее.
Я жалуюсь на себя: зачем все это мне? Разве мне не все равно, откуда показалось мне, что я ее знаю? Но я не хочу капитулировать.
Чувство газардови овладевает меня. Так или иначе я достигну своего: я узнаю.
Перепрыгивая через ступеньки, сбегаю вниз. Быстрыми шагами я иду тем же путем, которым шла перед этим и она. Она прошла не так много, чтобы я ее не успел догнать.
Скрепим так: я ее никогда не видел в своей жизни, она мне не напоминает никого женский портрет в искусстве и, однако, у меня есть уверенность, что я почему ее знаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52