Турецкий заглянул и отшатнулся.
– Ну что там? – Грязнов нетерпеливо полез посмотреть. Теперь настал его черед разинуть рот. В совершенно пустом сейфе лежал мексиканский охотничий нож «Jalisco». Тот самый, которым Грязнов любовался в магазинчике «Не Помню Как Называется». Метательный клинок длиной в пятнадцать сантиметров. Черт возьми, как он сюда попал?!
– Охотничьи ножи номерные, можно выяснить, кому он принадлежит, – пробормотал Грязнов, стараясь не смотреть на Турецкого. Он отчего-то чувствовал себя виноватым.
Эксперты сняли с ножа следы пальцев и передали нож Грязнову. Тот, в свою очередь, осмотрел его со всех сторон и снова открыл рот. На хищном лезвии этого клинка была длинная царапина. У врио начальника МУРа потемнело в глазах. Он понял, что на ноже наверняка есть только его отпечатки. Спасибо хоть им никого не зарезали.
В дверь позвонили, и хмурый Турецкий отправился открывать, Грязнов поплелся за ним.
– Смотри, что я нашел, – пробормотал Турецкий, открывая дверь, имея в виду Меркулова, стоящего на площадке. Не снимая роскошного кашемирового пальто, он прошел в комнату. Грязнов едва успел спрятать неприятную находку.
Меркулов протер запотевшие очки, едва глянув на боевых приятелей непроницаемо серыми холодными глазами.
– Саша, не хотелось говорить это по телефону. Мне пришлось принять решение, альтернативы которому нет. Пойми меня верно. Я отстраняю тебя от дела Сафронова.
– Я ждал этого, – усмехнулся Турецкий. – И кто же будет теперь его вести?
– Никто. Пока что. Считай, что «дела» не существует. Хотя если они так быстро среагировали…
– Кто «они»? – живо спросил Грязнов.
– Вот это как раз самое интересное. Так вот, если они так быстро среагировали, устроив тебе, Саша, эту проблему, то возможно, что дело даже не в Сафронове, а в тебе. И еще. Нам почему-то передали дело Лозинского. Он подозревается в убийстве своей тещи. Дело, конечно, не в теще, а в том, что это крупнейший финансовый магнат. Возьми с него подписку о невыезде. Надеюсь, Вячеслав, – Меркулов кивнул на Грязнова, – тебе поможет с ним разобраться. Голова раскалывается…
Грязнов выпучил глаза. Турецкий развел руками. Сказать было нечего.
– Выпить хочешь?
– К сожалению, рабочий день только начался. И генеральный вызывает. Надо быть в форме, – Меркулов вышел в переднюю. – Аспирин есть у тебя?
– Генеральный?! – Грязнов даже подпрыгнул. – А где он?
Турецкий вернулся из кухни с облаткой аспирина.
– Генеральный нездоров, – заученно отмазался Меркулов и хлопнул входной дверью.
Турецкий выглянул в окно. Две служебные машины, Грязнова и Меркулова, – две черные «Волги» – стояли рядом у его подъезда, наводя трепет на соседей. Ничего, скоро Слава пересядет на «БМВ».
– Ваш генеральный похож на Бэтмена, – честно высказался Грязнов. – Такой же неуловимый сукин сын. – Или нет, скорее на Джо, из анекдота. – Он включил запищавший мобильник, явно обрадовался возможности избежать неприятной темы охотничьего ножа. Но выслушал сообщение довольно хмуро.
Эксперты для сравнения сняли отпечатки пальцев с обеих рук Турецкого и с чашки, которой пользовалась его жена. И поинтересовались, не желает ли господин Турецкий посодействовать в составлении фоторобота
– Какой фоторобот? – удивился Саша. – Вы что, сдурели, вы считаете, он тут при мне шуровал, а я, значит, наблюдал из-под кровати, запоминал черты лица?!
Криминалисты пожали плечами и уехали вместе с обескураженным Грязновым. Но от Турецкого не укрылось, что тот внимательно наблюдал за ним во время последней фразы, терпеливо ожидая, когда же наконец Сашка Турецкий проболтается о своих подозрениях. Вот ведь нюх у старой ищейки! Рассказать, что ли, о встрече в МГУ с «майором Резво»? Турецкий чихнул пару раз. Нет, пока что нечего рассказывать…
САФРОНОВ
15 февраля, утро
Начальник следственного отдела УВД Центрального административного округа Москвы всегда лечил простуду «Посольской» с молотым перцем и аутотренингом, мысленно приговаривая на карлсоновский манер: «Я, старый, больной человек». На самом деле Сафронов был не стар, хотя и не молод, конечно, и в свои пятьдесят с небольшим страдал только от некоторой тучности и вызванной ею одышки, и из многих же опробованных им формул аутотренинга эта оказалась самой эффективной. Аналогичное средство (но без перца!) помогало от головной боли.
На текущий момент основной головной болью было дело инвалидов. Нищенствующим калекам предстояла сегодня смена «крыши», а Сафронов обеспечивал операцию по линии правоохранительных органов. В его епархии такие акции происходили гораздо чаще, чем на сопредельных территориях со стабильным криминальным устройством. Он же имел дело с феодальной раздробленностью, а каждому школьнику известно: никого она еще не доводила до добра и ни в одном учебнике не найти рецепта, как ее грамотно эксплуатировать и постоянно поддерживать в рабочем состоянии. Раздробленность, доставшаяся Евгению Павловичу, усугублялась тем, что уделы были не территориальными, а отраслевыми и «князья» со своими «дружинами» толклись на небольшом пятачке на виду у большого сафроновского начальства.
А большому начальству по долгу службы полагалось докладывать самому большому, как продвигается борьба с преступностью по всей России, а в момент, когда происходило это таинство, власти, ее предержащие, могли видеть из окон кабинетов его, Евгения Павловича Сафронова, угодья. Хотя, конечно, видели они совершенно разные вещи: из высоких кабинетов хорошо заметны горизонты, а из его – ноги. Они как раз Сафронова и кормили: ему следовало везде поспевать, чтобы проблемы у представителей разных течений в братве не разрешались сами собой; только ограниченный романтик может поверить, будто анархия – мать порядка. При анархии никто не работает на перспективу: какой толк, все суетятся, кто хочет чего-нибудь заполучить, а заполучив – не упустить, все друг друга стараются обогнать. От беготни, при сафроновской комплекции, с ним частенько случалась простуда, и он обращался к помощи испытанного зелья – «Посольской» с перцем.
Но самое неприятное, что кроме забот по «размирению» различных группировок, за которые он получал приличные деньги, причем от всех сразу, ему еще приходилось выполнять и служебные обязанности, за которые ему платили гроши. Скупое начальство требовало результатов в борьбе с преступностью, а щедрая преступность требовала их отсутствия. И бедный Евгений Павлович, не желавший лишаться ни должности, ни дохода, балансировал на тонком канате между Сциллой и Харибдой под перекрестным огнем.
Он спрятал в стол целительную жидкость и, забросив в рот пару подушечек «Стиморола», дабы отбить запах «лекарства», вернулся к новому делу, которое сегодня навесили на его следственный отдел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
– Ну что там? – Грязнов нетерпеливо полез посмотреть. Теперь настал его черед разинуть рот. В совершенно пустом сейфе лежал мексиканский охотничий нож «Jalisco». Тот самый, которым Грязнов любовался в магазинчике «Не Помню Как Называется». Метательный клинок длиной в пятнадцать сантиметров. Черт возьми, как он сюда попал?!
– Охотничьи ножи номерные, можно выяснить, кому он принадлежит, – пробормотал Грязнов, стараясь не смотреть на Турецкого. Он отчего-то чувствовал себя виноватым.
Эксперты сняли с ножа следы пальцев и передали нож Грязнову. Тот, в свою очередь, осмотрел его со всех сторон и снова открыл рот. На хищном лезвии этого клинка была длинная царапина. У врио начальника МУРа потемнело в глазах. Он понял, что на ноже наверняка есть только его отпечатки. Спасибо хоть им никого не зарезали.
В дверь позвонили, и хмурый Турецкий отправился открывать, Грязнов поплелся за ним.
– Смотри, что я нашел, – пробормотал Турецкий, открывая дверь, имея в виду Меркулова, стоящего на площадке. Не снимая роскошного кашемирового пальто, он прошел в комнату. Грязнов едва успел спрятать неприятную находку.
Меркулов протер запотевшие очки, едва глянув на боевых приятелей непроницаемо серыми холодными глазами.
– Саша, не хотелось говорить это по телефону. Мне пришлось принять решение, альтернативы которому нет. Пойми меня верно. Я отстраняю тебя от дела Сафронова.
– Я ждал этого, – усмехнулся Турецкий. – И кто же будет теперь его вести?
– Никто. Пока что. Считай, что «дела» не существует. Хотя если они так быстро среагировали…
– Кто «они»? – живо спросил Грязнов.
– Вот это как раз самое интересное. Так вот, если они так быстро среагировали, устроив тебе, Саша, эту проблему, то возможно, что дело даже не в Сафронове, а в тебе. И еще. Нам почему-то передали дело Лозинского. Он подозревается в убийстве своей тещи. Дело, конечно, не в теще, а в том, что это крупнейший финансовый магнат. Возьми с него подписку о невыезде. Надеюсь, Вячеслав, – Меркулов кивнул на Грязнова, – тебе поможет с ним разобраться. Голова раскалывается…
Грязнов выпучил глаза. Турецкий развел руками. Сказать было нечего.
– Выпить хочешь?
– К сожалению, рабочий день только начался. И генеральный вызывает. Надо быть в форме, – Меркулов вышел в переднюю. – Аспирин есть у тебя?
– Генеральный?! – Грязнов даже подпрыгнул. – А где он?
Турецкий вернулся из кухни с облаткой аспирина.
– Генеральный нездоров, – заученно отмазался Меркулов и хлопнул входной дверью.
Турецкий выглянул в окно. Две служебные машины, Грязнова и Меркулова, – две черные «Волги» – стояли рядом у его подъезда, наводя трепет на соседей. Ничего, скоро Слава пересядет на «БМВ».
– Ваш генеральный похож на Бэтмена, – честно высказался Грязнов. – Такой же неуловимый сукин сын. – Или нет, скорее на Джо, из анекдота. – Он включил запищавший мобильник, явно обрадовался возможности избежать неприятной темы охотничьего ножа. Но выслушал сообщение довольно хмуро.
Эксперты для сравнения сняли отпечатки пальцев с обеих рук Турецкого и с чашки, которой пользовалась его жена. И поинтересовались, не желает ли господин Турецкий посодействовать в составлении фоторобота
– Какой фоторобот? – удивился Саша. – Вы что, сдурели, вы считаете, он тут при мне шуровал, а я, значит, наблюдал из-под кровати, запоминал черты лица?!
Криминалисты пожали плечами и уехали вместе с обескураженным Грязновым. Но от Турецкого не укрылось, что тот внимательно наблюдал за ним во время последней фразы, терпеливо ожидая, когда же наконец Сашка Турецкий проболтается о своих подозрениях. Вот ведь нюх у старой ищейки! Рассказать, что ли, о встрече в МГУ с «майором Резво»? Турецкий чихнул пару раз. Нет, пока что нечего рассказывать…
САФРОНОВ
15 февраля, утро
Начальник следственного отдела УВД Центрального административного округа Москвы всегда лечил простуду «Посольской» с молотым перцем и аутотренингом, мысленно приговаривая на карлсоновский манер: «Я, старый, больной человек». На самом деле Сафронов был не стар, хотя и не молод, конечно, и в свои пятьдесят с небольшим страдал только от некоторой тучности и вызванной ею одышки, и из многих же опробованных им формул аутотренинга эта оказалась самой эффективной. Аналогичное средство (но без перца!) помогало от головной боли.
На текущий момент основной головной болью было дело инвалидов. Нищенствующим калекам предстояла сегодня смена «крыши», а Сафронов обеспечивал операцию по линии правоохранительных органов. В его епархии такие акции происходили гораздо чаще, чем на сопредельных территориях со стабильным криминальным устройством. Он же имел дело с феодальной раздробленностью, а каждому школьнику известно: никого она еще не доводила до добра и ни в одном учебнике не найти рецепта, как ее грамотно эксплуатировать и постоянно поддерживать в рабочем состоянии. Раздробленность, доставшаяся Евгению Павловичу, усугублялась тем, что уделы были не территориальными, а отраслевыми и «князья» со своими «дружинами» толклись на небольшом пятачке на виду у большого сафроновского начальства.
А большому начальству по долгу службы полагалось докладывать самому большому, как продвигается борьба с преступностью по всей России, а в момент, когда происходило это таинство, власти, ее предержащие, могли видеть из окон кабинетов его, Евгения Павловича Сафронова, угодья. Хотя, конечно, видели они совершенно разные вещи: из высоких кабинетов хорошо заметны горизонты, а из его – ноги. Они как раз Сафронова и кормили: ему следовало везде поспевать, чтобы проблемы у представителей разных течений в братве не разрешались сами собой; только ограниченный романтик может поверить, будто анархия – мать порядка. При анархии никто не работает на перспективу: какой толк, все суетятся, кто хочет чего-нибудь заполучить, а заполучив – не упустить, все друг друга стараются обогнать. От беготни, при сафроновской комплекции, с ним частенько случалась простуда, и он обращался к помощи испытанного зелья – «Посольской» с перцем.
Но самое неприятное, что кроме забот по «размирению» различных группировок, за которые он получал приличные деньги, причем от всех сразу, ему еще приходилось выполнять и служебные обязанности, за которые ему платили гроши. Скупое начальство требовало результатов в борьбе с преступностью, а щедрая преступность требовала их отсутствия. И бедный Евгений Павлович, не желавший лишаться ни должности, ни дохода, балансировал на тонком канате между Сциллой и Харибдой под перекрестным огнем.
Он спрятал в стол целительную жидкость и, забросив в рот пару подушечек «Стиморола», дабы отбить запах «лекарства», вернулся к новому делу, которое сегодня навесили на его следственный отдел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102