Как-то, за год до того, как матушка привезла меня в замок, Виктор наблюдал дикую и ужасную бурю с грозой. Она так внезапно появилась из-за отрогов Юры и пронеслась над озером, что он не успел укрыться в замке; гром оглушительно гремел сразу со всех сторон. Все бросились наутек, только Виктор стоял, с любопытством и восторгом глядя на бушующую бурю. Вдруг он увидел, как поток пламени охватил старый величественный дуб, росший в двадцати ярдах от замка; и когда слепящая вспышка погасла, дуб исчез; ничего не осталось от него, только расщепленный пень. Виктор на другой день посетил это место и признавался потом, что в жизни не видел столь разрушительных последствий чего бы то ни было.
С того дня законы электричества стали предметом его постоянного изучения. Это придало дух опасности его опытам, поскольку они проходили с применением огромной лейденской банки, которую отец привез из Лондона, еще когда Виктор был мальчишкой. Меня это устройство пугало; я видела в нем грозную и таинственную силу, словно за его стеклянными стенками сидел плененный джинн, буйный и невидимый. Я читала сообщения об ученом, который произвел электрический разряд такой силы, что целый батальон папских гвардейцев, державшихся за провод, забился в судорогах. В Ирландии ученый физик, искавший способа усилить искру, даваемую банкой, был покалечен, а во Франкфурте электрический удар убил упряжку быков. Виктор ругал меня за мои страхи, называя их женскими. Но дело было не только в страхе; еще я испытывала отвращение. Я ненавидела опыты, в которых Виктор подвергал воздействию электричества живых существ. Он уверял, что электричество омолаживает растения и животных. Он воздействовал на деревья и видел, что они лучше плодоносят; зоофиты в растворе, через который пропускался ток, размножались активней. Но что касалось животных – кошек, домашнего скота или птицы, – то им удар электричества явно причинял боль. Как-то Виктор пригласил меня посмотреть, как он коснется оголенными проводами одной из отцовских гончих; я закричала, чтобы он прекратил мучить бедное животное, и он нехотя смилостивился.
– Когда-нибудь электрический ток излечит все болезни, какие мы только знаем, и сделает весь мир здоровым. Несильная боль не слишком большая плата за это.
Спустя несколько дней он пришел ко мне; глаза его лукаво блестели.
– Я придумал один опыт с электричеством, который, думаю, понравится тебе. Идем со мной!
В лаборатории он велел мне встать на лист стекла рядом с лейденской банкой и встал на него сам.
– Держи. – Он подал мне провод, сам взяв другой.
Я с трепетом повиновалась. Затем он потянулся ко мне, словно желая поцеловать. Но за мгновение до того, как его губы коснулись моих, между нами проскочила внезапная искра и уколола меня в верхнюю губу. В испуге я отскочила назад, едва не упав, чем вызвала хохот Виктора. Мне было вовсе не смешно, и тут я показала, что могу и разозлиться.
– Это называется «электрический поцелуй», – объяснил он, даже не попытавшись извиниться, – Повальное увлечение парижских салонов. Смотри!
И он раскрыл журнал, который держал в руке. На иллюстрации были изображены мужчина и женщина, стоящие перед электрическим аппаратом, за которым сидел оператор и крутил колесо. Пара целовалась, как мы только что, и между ними пролетала крохотная искра.
– Парижские дамы говорят, что это восхитительное применение науки об электричестве, – ухмыльнулся Виктор.
Я знала, что он потешается надо мной; Виктору доставляло удовольствие прикидываться, что, на его взгляд, женщины способны воспринимать науку только в приложении к банальным вещам. Но прежде, чем я успела выразить негодование, он стал необычайно серьезен, что всегда неотразимо действовало на меня. Он перевернул страницу.
– Вот, в том же журнале рассказывается о болонском физике по имени Гальвани, который сделал нечто совершенно невероятное. При помощи электричества он вернул мертвой материи способность движения! Посредством электрического шока смог оживить конечности мертвых существ. Видишь, лягушка дрыгает лапками? А это прибор, который он изобрел, что-то вроде электрического колеса, которое может производить последовательную серию разрядов определенной силы. Разве не удивительно, что человек придумал такое устройство? Только представь, что это сулит в будущем! Скоро мы будем в состоянии обеспечить органы трупов жизненным теплом и возрождать их. Тогда можно будет заменять поврежденный орган и продолжать жить. Не придется умирать! Это и есть подлинный эликсир бессмертия, о котором мы читали в книгах Серафины. Я бы отдал все свое состояние, чтобы заниматься исследованиями вместе с Гальвани; он штурмует последнюю твердыню Природы.
Увлечение опытами с электричеством ничуть не мешало Виктору продолжать свои занятия химической философией. Даже напротив. Он поставил себе целью стать и метафизиком, и изобретателем механических устройств. Ибо оставался убежден: все, что искали химические адепты со времен Гермеса Трижды Величайшего, достижимо, если только вооружиться правильной системой; и до этой системы, уверен был он, теперь рукой подать. Ее величественное здание уже обретало в его уме стройные черты, в которых сочеталось прошлое и будущее, фанатичная вера древних адептов и искусность последователей Гальвани.
– Разве не был Ньютон величайшим из всех алхимиков? – часто спрашивал он, – Я лишь следую его путем. Знай он об истинной мощи электричества, уверен, он использовал бы его в своих алхимических изысканиях. Но это предстоит сделать мне – или, скорее, нам с тобой. Потому что я не пойду вперед без тебя, Элизабет. Думаю, все, чему Серафина и моя матушка учили нас, говорит об этом: женитьба наших душ откроет секрет золота.
Мы с Виктором часто разглядывали рисунки в «Лавандовой книге», изображавшие обряд Грифона, и спрашивали себя: предложила бы нам Серафина исполнить столь смелый обряд? Мы говорили о нем в последнюю нашу встречу с Серафиной. Разговор был нелегким. Серафина старалась уклониться от наших вопросов; пришлось Виктору проявить настойчивость. Ему хотелось знать, в чем смысл этого обряда. На что Серафина ответила: Полет на Грифоне столь близок к совершению самой химической женитьбы, что нам не следует торопиться. Полет Грифона, предостерегла она, понимается превратно даже наиболее умудренными адептами.
– Видите ли, дети мои, книги, которые я дала вам для изучения, – великое сокровище, но требуют благоразумия от читающего. Неверное применение изложенных в них знаний способно причинить огромный вред. Всегда помните: мы имеем дело с заимствованной мудростью – я говорю «заимствованной», вместо грубого «краденой». Она была заимствована у тех, кто понимает истинный смысл Делания и роль женщины в нем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123
С того дня законы электричества стали предметом его постоянного изучения. Это придало дух опасности его опытам, поскольку они проходили с применением огромной лейденской банки, которую отец привез из Лондона, еще когда Виктор был мальчишкой. Меня это устройство пугало; я видела в нем грозную и таинственную силу, словно за его стеклянными стенками сидел плененный джинн, буйный и невидимый. Я читала сообщения об ученом, который произвел электрический разряд такой силы, что целый батальон папских гвардейцев, державшихся за провод, забился в судорогах. В Ирландии ученый физик, искавший способа усилить искру, даваемую банкой, был покалечен, а во Франкфурте электрический удар убил упряжку быков. Виктор ругал меня за мои страхи, называя их женскими. Но дело было не только в страхе; еще я испытывала отвращение. Я ненавидела опыты, в которых Виктор подвергал воздействию электричества живых существ. Он уверял, что электричество омолаживает растения и животных. Он воздействовал на деревья и видел, что они лучше плодоносят; зоофиты в растворе, через который пропускался ток, размножались активней. Но что касалось животных – кошек, домашнего скота или птицы, – то им удар электричества явно причинял боль. Как-то Виктор пригласил меня посмотреть, как он коснется оголенными проводами одной из отцовских гончих; я закричала, чтобы он прекратил мучить бедное животное, и он нехотя смилостивился.
– Когда-нибудь электрический ток излечит все болезни, какие мы только знаем, и сделает весь мир здоровым. Несильная боль не слишком большая плата за это.
Спустя несколько дней он пришел ко мне; глаза его лукаво блестели.
– Я придумал один опыт с электричеством, который, думаю, понравится тебе. Идем со мной!
В лаборатории он велел мне встать на лист стекла рядом с лейденской банкой и встал на него сам.
– Держи. – Он подал мне провод, сам взяв другой.
Я с трепетом повиновалась. Затем он потянулся ко мне, словно желая поцеловать. Но за мгновение до того, как его губы коснулись моих, между нами проскочила внезапная искра и уколола меня в верхнюю губу. В испуге я отскочила назад, едва не упав, чем вызвала хохот Виктора. Мне было вовсе не смешно, и тут я показала, что могу и разозлиться.
– Это называется «электрический поцелуй», – объяснил он, даже не попытавшись извиниться, – Повальное увлечение парижских салонов. Смотри!
И он раскрыл журнал, который держал в руке. На иллюстрации были изображены мужчина и женщина, стоящие перед электрическим аппаратом, за которым сидел оператор и крутил колесо. Пара целовалась, как мы только что, и между ними пролетала крохотная искра.
– Парижские дамы говорят, что это восхитительное применение науки об электричестве, – ухмыльнулся Виктор.
Я знала, что он потешается надо мной; Виктору доставляло удовольствие прикидываться, что, на его взгляд, женщины способны воспринимать науку только в приложении к банальным вещам. Но прежде, чем я успела выразить негодование, он стал необычайно серьезен, что всегда неотразимо действовало на меня. Он перевернул страницу.
– Вот, в том же журнале рассказывается о болонском физике по имени Гальвани, который сделал нечто совершенно невероятное. При помощи электричества он вернул мертвой материи способность движения! Посредством электрического шока смог оживить конечности мертвых существ. Видишь, лягушка дрыгает лапками? А это прибор, который он изобрел, что-то вроде электрического колеса, которое может производить последовательную серию разрядов определенной силы. Разве не удивительно, что человек придумал такое устройство? Только представь, что это сулит в будущем! Скоро мы будем в состоянии обеспечить органы трупов жизненным теплом и возрождать их. Тогда можно будет заменять поврежденный орган и продолжать жить. Не придется умирать! Это и есть подлинный эликсир бессмертия, о котором мы читали в книгах Серафины. Я бы отдал все свое состояние, чтобы заниматься исследованиями вместе с Гальвани; он штурмует последнюю твердыню Природы.
Увлечение опытами с электричеством ничуть не мешало Виктору продолжать свои занятия химической философией. Даже напротив. Он поставил себе целью стать и метафизиком, и изобретателем механических устройств. Ибо оставался убежден: все, что искали химические адепты со времен Гермеса Трижды Величайшего, достижимо, если только вооружиться правильной системой; и до этой системы, уверен был он, теперь рукой подать. Ее величественное здание уже обретало в его уме стройные черты, в которых сочеталось прошлое и будущее, фанатичная вера древних адептов и искусность последователей Гальвани.
– Разве не был Ньютон величайшим из всех алхимиков? – часто спрашивал он, – Я лишь следую его путем. Знай он об истинной мощи электричества, уверен, он использовал бы его в своих алхимических изысканиях. Но это предстоит сделать мне – или, скорее, нам с тобой. Потому что я не пойду вперед без тебя, Элизабет. Думаю, все, чему Серафина и моя матушка учили нас, говорит об этом: женитьба наших душ откроет секрет золота.
Мы с Виктором часто разглядывали рисунки в «Лавандовой книге», изображавшие обряд Грифона, и спрашивали себя: предложила бы нам Серафина исполнить столь смелый обряд? Мы говорили о нем в последнюю нашу встречу с Серафиной. Разговор был нелегким. Серафина старалась уклониться от наших вопросов; пришлось Виктору проявить настойчивость. Ему хотелось знать, в чем смысл этого обряда. На что Серафина ответила: Полет на Грифоне столь близок к совершению самой химической женитьбы, что нам не следует торопиться. Полет Грифона, предостерегла она, понимается превратно даже наиболее умудренными адептами.
– Видите ли, дети мои, книги, которые я дала вам для изучения, – великое сокровище, но требуют благоразумия от читающего. Неверное применение изложенных в них знаний способно причинить огромный вред. Всегда помните: мы имеем дело с заимствованной мудростью – я говорю «заимствованной», вместо грубого «краденой». Она была заимствована у тех, кто понимает истинный смысл Делания и роль женщины в нем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123