По словам Ж. Барро, «ленинизм, вырванный из своего первоначального контекста, выступил всего лишь средством подчинения масс, идеологией, узаконивающей бюрократию и сохраняющей капитализм: его осуществление было исторически необходимым для развития новых социальных структур, которые, в свою очередь, исторически необходимы для развития капитала. Когда капитализм распространился на всю планету и установил над ней своё господство, условия для революции созрели. Дни ленинистской идеологии были сочтены».
Активная пропаганда «ленинистской» модели общественных преобразований была полезна в той своей части, которая оказывала дисциплинирующее воздействие на развитие индивидуализированного капитализма старого, классического образца, удерживая «капиталистический дух» индивидуальных предпринимателей в жёстких дисциплинарных рамках государства. Однако пользы от такой дисциплины было тем меньше, чем больше буржуазное государство отрывалось от живых семейно-общественных связей, и чем больше оно ориентировалось на обслуживание гигантских индустриальных комплексов, которые функционировали в режиме «бюрократистической» централизации, подпитываясь монополизированным акционерным капиталом.
Ленинистская идеология становилась всё более бесполезной и бессмысленной в условиях «бюрократистической» централизации, производной от «огромной величины хозяйственных тел, делающей невозможным непосредственно личное наблюдение». «Советские» пропагандисты старались не замечать, что и без их активного участия «капиталистический дух» обречён на то, чтобы в скором времени иссякнуть под давлением «картелей, во главе которых стоят не предприниматели, а чиновники», и что бороться надо как раз против этого опасного давления. В этой связи они ничего не предпринимали против «вступившей в действие силы, которая вызывает к жизни чрезмерную, прямо расточительную массу крупных предприятий в форме акционерных обществ». Коммунистическая партия и советские профсоюзы защищали работника от и так слабого «капиталиста», и никоим образом не защищали его от растущей армии государственных чиновников и «промышленных королей», безответственно распоряжающихся капиталом общества.
До определённого времени, - писал задолго до развала СССР влиятельный американский экономист Д. Гэлбрейт, размышляя о разнице между социалистами и капиталистами, - было принято не принимать в расчёт того, что «капиталисты, эти извечные враги социалистов, также оказываются отстранёнными от власти. Большинство социалистов продолжало рассуждать по старинке, не считаясь с реальностью. Они не видели либо не хотели признать, что капиталисты точно так же отстранены от власти. Капитализм, мол, остаётся капитализмом. Но нарастала озабоченность по поводу того, как мало изменений приносит национализация отрасли. … Независимо от того, идёт ли речь о государственной или о частной собственности, техноструктура обладает сходными полномочиями и использует одинаковые групповые методы для принятия решений. Не удивительно поэтому, что она во многом схожа».
Сила, отстранившая от власти «социалистов» вместе с «капиталистами», сосредоточившаяся в «экономических формах очиновниченного хозяйства» (Г. Бенте) и приобретшая вид «организованной бесхозяйственности» (он же), была хорошо известна большевистским лидерам, ведь ею были воплощены в реальность все «социалистические» предприятия. Хорошо известно было и то, что действие этой силы могло быть намного опаснее действий частного предпринимателя, пытающегося посредством эксплуатации наёмного труда компенсировать праздное расточение унаследованного им капитала. Опасность этой новой силы, возрастающей по мере того, как происходило «обезличение предприятия (акционерная форма, большая свобода перемещения капитала через куплю-продажу акций, отделение предприятия от лица, допускающее возможность известной рациональной децентрализации)», ясно характеризует приводимый далее отрывок из статьи «любимца всей партии» Н.И. Бухарина. Этот отрывок отчётливо указывает также на отсутствие принципиальной разницы между государственным социализмом и коллективно-хозяйственным капитализмом, а значит и на бессмысленность «советской» пропаганды, направленной на критику последнего.
«Борьба против «капиталистов», как владельцев капитала становится бессмысленной в той мере, в какой капитал становится составной частью обезличенного совокупного аппарата, а доход капиталиста в огромнейшей своей части вновь инвестируется. Ибо тогда народно-хозяйственное значение заключается в том, как производительно применять капитал; благодаря этому частное владение и общественное владение становится на одинаковую ступень. Под флагом обоих титулов владения возможно как хозяйственное, так и бесхозяйственное применение: в этом отношения правовое регулирование не даёт никому привилегии. В целом вредное с народно-хозяйственной точки зрения расточение, которое может производить капиталист благодаря своему личному потреблению, - как бы он ни стремился к наслаждениям и какому бы мотовству ни предавался - во всяком случае, почти совершенно не идёт в счёт по сравнению с тем расточительством, которое ежедневно производится самыми честными, самыми добросовестными, но поставленными не на то место чиновниками и хозяйственниками, которые сами бесхозяйственно работают и заставляют так же бесхозяйственно работать других. Таким образом классовая борьба - это «малость» по сравнению с борьбой против расточительности и бесхозяйственности». В обществе, где «обезличенный совокупный аппарат» направляет огромные концентрированные потоки инвестиций без согласования с разрозненной совокупностью безответственных, не связанных друг с другом собственников-акционеров «именно защита субъекта, в его личности и в его культуре, против логики аппаратов и рынков, заменяет идею классовой борьбы».
По мере глобализации экономики и институционализации корпоративного управления идеологическое противостояние «социалистов» и «капиталистов» теряло всякий смысл. «Когда в последние десятилетия прошлого столетия начали формироваться идеи демократического социализма, капиталист-предприниматель ещё пользовался властью. Фирмы были ещё очень малы, а техника сравнительно простой, что позволяло капиталисту оказывать решающее воздействие в процессе принятия решений. Вера в то, что власть капиталиста может быть передана парламенту или ответственному перед ним чиновнику, не была полностью беспочвенной. Не вызывала сомнения и способность государственных органов лишить капиталиста его власти устанавливать цены и ставки заработной платы и права эксплуатировать потребителей и рабочих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Активная пропаганда «ленинистской» модели общественных преобразований была полезна в той своей части, которая оказывала дисциплинирующее воздействие на развитие индивидуализированного капитализма старого, классического образца, удерживая «капиталистический дух» индивидуальных предпринимателей в жёстких дисциплинарных рамках государства. Однако пользы от такой дисциплины было тем меньше, чем больше буржуазное государство отрывалось от живых семейно-общественных связей, и чем больше оно ориентировалось на обслуживание гигантских индустриальных комплексов, которые функционировали в режиме «бюрократистической» централизации, подпитываясь монополизированным акционерным капиталом.
Ленинистская идеология становилась всё более бесполезной и бессмысленной в условиях «бюрократистической» централизации, производной от «огромной величины хозяйственных тел, делающей невозможным непосредственно личное наблюдение». «Советские» пропагандисты старались не замечать, что и без их активного участия «капиталистический дух» обречён на то, чтобы в скором времени иссякнуть под давлением «картелей, во главе которых стоят не предприниматели, а чиновники», и что бороться надо как раз против этого опасного давления. В этой связи они ничего не предпринимали против «вступившей в действие силы, которая вызывает к жизни чрезмерную, прямо расточительную массу крупных предприятий в форме акционерных обществ». Коммунистическая партия и советские профсоюзы защищали работника от и так слабого «капиталиста», и никоим образом не защищали его от растущей армии государственных чиновников и «промышленных королей», безответственно распоряжающихся капиталом общества.
До определённого времени, - писал задолго до развала СССР влиятельный американский экономист Д. Гэлбрейт, размышляя о разнице между социалистами и капиталистами, - было принято не принимать в расчёт того, что «капиталисты, эти извечные враги социалистов, также оказываются отстранёнными от власти. Большинство социалистов продолжало рассуждать по старинке, не считаясь с реальностью. Они не видели либо не хотели признать, что капиталисты точно так же отстранены от власти. Капитализм, мол, остаётся капитализмом. Но нарастала озабоченность по поводу того, как мало изменений приносит национализация отрасли. … Независимо от того, идёт ли речь о государственной или о частной собственности, техноструктура обладает сходными полномочиями и использует одинаковые групповые методы для принятия решений. Не удивительно поэтому, что она во многом схожа».
Сила, отстранившая от власти «социалистов» вместе с «капиталистами», сосредоточившаяся в «экономических формах очиновниченного хозяйства» (Г. Бенте) и приобретшая вид «организованной бесхозяйственности» (он же), была хорошо известна большевистским лидерам, ведь ею были воплощены в реальность все «социалистические» предприятия. Хорошо известно было и то, что действие этой силы могло быть намного опаснее действий частного предпринимателя, пытающегося посредством эксплуатации наёмного труда компенсировать праздное расточение унаследованного им капитала. Опасность этой новой силы, возрастающей по мере того, как происходило «обезличение предприятия (акционерная форма, большая свобода перемещения капитала через куплю-продажу акций, отделение предприятия от лица, допускающее возможность известной рациональной децентрализации)», ясно характеризует приводимый далее отрывок из статьи «любимца всей партии» Н.И. Бухарина. Этот отрывок отчётливо указывает также на отсутствие принципиальной разницы между государственным социализмом и коллективно-хозяйственным капитализмом, а значит и на бессмысленность «советской» пропаганды, направленной на критику последнего.
«Борьба против «капиталистов», как владельцев капитала становится бессмысленной в той мере, в какой капитал становится составной частью обезличенного совокупного аппарата, а доход капиталиста в огромнейшей своей части вновь инвестируется. Ибо тогда народно-хозяйственное значение заключается в том, как производительно применять капитал; благодаря этому частное владение и общественное владение становится на одинаковую ступень. Под флагом обоих титулов владения возможно как хозяйственное, так и бесхозяйственное применение: в этом отношения правовое регулирование не даёт никому привилегии. В целом вредное с народно-хозяйственной точки зрения расточение, которое может производить капиталист благодаря своему личному потреблению, - как бы он ни стремился к наслаждениям и какому бы мотовству ни предавался - во всяком случае, почти совершенно не идёт в счёт по сравнению с тем расточительством, которое ежедневно производится самыми честными, самыми добросовестными, но поставленными не на то место чиновниками и хозяйственниками, которые сами бесхозяйственно работают и заставляют так же бесхозяйственно работать других. Таким образом классовая борьба - это «малость» по сравнению с борьбой против расточительности и бесхозяйственности». В обществе, где «обезличенный совокупный аппарат» направляет огромные концентрированные потоки инвестиций без согласования с разрозненной совокупностью безответственных, не связанных друг с другом собственников-акционеров «именно защита субъекта, в его личности и в его культуре, против логики аппаратов и рынков, заменяет идею классовой борьбы».
По мере глобализации экономики и институционализации корпоративного управления идеологическое противостояние «социалистов» и «капиталистов» теряло всякий смысл. «Когда в последние десятилетия прошлого столетия начали формироваться идеи демократического социализма, капиталист-предприниматель ещё пользовался властью. Фирмы были ещё очень малы, а техника сравнительно простой, что позволяло капиталисту оказывать решающее воздействие в процессе принятия решений. Вера в то, что власть капиталиста может быть передана парламенту или ответственному перед ним чиновнику, не была полностью беспочвенной. Не вызывала сомнения и способность государственных органов лишить капиталиста его власти устанавливать цены и ставки заработной платы и права эксплуатировать потребителей и рабочих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77