Но не Бог был рядом, а туман да молчание и доносящееся издалека эхо его собственного голоса.
…Я спал, знаете ли. Не знал, что он ушел. Побежал разыскивать его, а он уже висел. Не смог снять его, сил не хватило. Подумал, что он еще жив, и попытался молиться за него. Надеялся, что он услышит и присоединится ко мне в молитве. Но он не слышал. А потом я ничего не помню…
– Но Бог услышал и запомнил, – донесся из тумана знакомый, но далекий голос.
– Я потерпел неудачу. Хотел помочь, но не смог.
– Никто не может судить, неудача ли это, кроме Бога.
– Человек должен судить себя сам.
– А потом вверить себя милосердию божьему.
Туман начал рассеиваться, знакомый голос приблизился и, наконец, Мередит увидел склоненное лицо Аурелио, епископа Валенты. Мередит поднял исхудалую руку, и епископ зажал ее в своих.
– Я умираю, мой господин.
Лицо епископа осветила такая знакомая, братская улыбка.
– Как и должно человеку, сын мой. С достоинством и среди друзей.
Мередит чуть повернул голову и увидел их, стоящих у кровати. Анну де Санктис, Альдо Мейера, Нину Сандуцци, старика Ансельмо в сутане и епитрахиле на шее.
– Где мальчик? – едва слышно спросил он.
– С Розеттой, – ответила Нина. – Они дружат.
– Я рад.
– Вам нельзя много говорить, – обеспокоился Мейер.
– Это мой последний шанс… – Он посмотрел на епископа. – Николас Блэк… вы похоронили его по-христиански?
– Кто я такой, чтобы отказать ему в этом? – ответил Аурелио, епископ Валенты.
– Я… я написал вам письмо.
– Я его получил. Все будет исполнено.
– Как апельсины?
– Наливаются соком.
– Вы должны… послать несколько штук его преосвященству… Они помогут ему понять. Подарок от меня.
– Пошлю обязательно.
– Не могли бы вы исповедовать меня? Я очень устал.
Аурелио, епископ, снял епитрахиль с шеи Ансельмо и положил на свои плечи. А когда остальные покинули комнату, склонился над Мередитом, чтобы узнать о его последних грехах.
А затем, отпустив ему грехи, позвал всех, и они стояли на коленях у кровати, пока отец Ансельмо причащал умирающего.
После причастия Мередит лежал с закрытыми глазами, сложив руки на груди, а по комнате шелестел шепот молитв за упокой его души. Молитвы давно смолкли, когда Мередит открыл глаза и отчетливо произнес:
– Я так долго боялся. Теперь все очень легко.
Слабая дрожь пробежала по его телу, голова упала на подушку.
– Он умер, – констатировал Альдо Мейер.
– Он с Богом, – эхом отозвался Аурелио, епископ Валенты.
Кардинал Маротта сидел за столом, на который секретарь только что положил утреннюю почту. Тут же стояла шкатулка из полированного дерева, а в ней лежали шесть золотистых апельсинов. В руках Маротты хрустело письмо его светлости, епископа Валенты. Письмо он перечитывал в третий раз:
«…К сожалению, должен сообщить Вам, что монсеньор Блейз Мередит умер вчера утром, в девять часов. Мне будет очень не хватать его. Я скорблю о нем, как о брате, каковым он стал для меня. Его отличали мужество, удивительная честность и человеколюбие, глубины которого не осознавал даже он сам. Я знаю, что его смерть – большая потеря для Вашего преосвященства и для церкви.
Перед смертью он попросил меня извиниться перед Вашим преосвященством за то, что он, но его словам, не смог справиться с порученным ему делом. В действительности это не так. Его расследование позволило пролить свет на жизнь и личность слуги божьего, Джакомо Нероне, и доказало святость Нероне, если не в каноническом, то в моральном смысле. Я все еще сомневаюсь, начинать ли официальный процесс о приобщении к лику блаженных, но у меня нет сомнений в добре, сотворенном Джакомо Нероне и почившим монсеньором Мередитом. Согрешивший священник вернулся к Богу, мальчик убережен от большой беды, несчастная женщина увидела путь к исцелению своих бед.
В житейском смысле это все мелочи. Но, с точки зрения нашей Веры, это великие дела, и в них я, по натуре скептик, ясно вижу перст господний.
Апельсины, которые я посылаю Вам, – последний подарок от монсеньора Мередита. Они из моего сада – первые плоды нового сорта, который завезен из Калифорнии. В следующем году, если будет на то божья воля, мы надеемся привезти новые саженцы для местных садоводов. Монсеньора Мередита очень заинтересовало это направление нашей деятельности, и, будь он жив, я думаю, он захотел бы принять участие в этой работе. Уже на смертном одре Мередит попросил послать вам эти апельсины. Сказал, я цитирую его слова: «Они помогут ему понять». Вашему преосвященству, несомненно, ясна символика.
Тело монсеньора Мередита лежит сейчас в церкви Джимелло Миноре и будет похоронено завтра, на вновь освященной земле, близ могилы Джакомо Нероне. Мессу отслужу я.
Я буду поминать монсеньора Мередита в своих молитвах, что, без сомнения, сделаете и Вы, Ваше преосвященство. Насколько мне известно, монсеньор Мередит раньше просил о том, чтобы его похоронили в церкви Вашего преосвященства в Риме. Причина изменения его решения представляет, как мне кажется, немалый интерес. В последнем письме ко мне, написанном за день до смерти, он говорит: «Рим далеко, и здесь, впервые, я почувствовал себя человеком и священником».
И я стыжусь мысли о том, что многие из нас прожили дольше, но сделали куда меньше.
Ваш брат во Христе,
Аурелио+
Епископ Валенты».
Его преосвященство положил письмо на стол, откинулся на высокую спинку стула, задумался. Похоже, он стареет. Или слишком долго жил в Риме. Он не мог ни прочесть письмо, ни понять человека.
Умер совсем не тот человек, которого он посылал в Валенту, сухого педанта, с сердцем, покрытым густым слоем библиотечной пыли.
И епископ, написавший первое письмо с просьбой прислать адвоката дьявола, не был нынешним Аурелио, с острым умом и ироничной речью.
А может, они были теми же, и только он изменился – еще одна жертва опасностей, подстерегающих принцев церкви: гордости, власти, слепоты, холодности. Христос говорил о церковниках, но не о кардиналах. Даже в самом этом слове содержался определенный намек – Corde, дверная петля, – словно они те петли, на которых подвешены райские врата. Петлями они могут быть, но петли эти – ненужные куски металла, если они не укреплены в живой плоти церкви, основа которой – бедные, униженные, невежественные, грешащие и любящие, забытые принцами, но не Богом.
Мысль эта встревожила его, и он напомнил себе вернуться к ней вечером. Днем же предстояло заниматься другими делами. Маротта достал из кармана маленькую записную книжку в кожаном переплете и написал под датой следующего дня: «Вспомнить в мессе… Мередит».
Затем убрал книжку, быстро просмотрел остальную корреспонденцию и попросил секретаря вызвать машину. Часы показывали 10.45. Вторая пятница месяца, в этот день префект святой Конгрегации ритуалов встречался с Его святейшеством Папой, чтобы обсудить, среди прочего, приобщение к лику блаженных и канонизацию слуг божьих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72