Черное для меня время. Словно вновь окружила меня тьма, и в отчаянии я молюсь и приникаю к Отцу нашему, говоря: «Я не могу понять, но я верую! Помоги мне не отступиться!..»
…Если вера может сдвинуть горы, она может сделать зрячими слепые глаза. Если Бог того пожелает. Но как мне узнать: чего Он желает? Заговори со мной, о Боже, ради спасения Твоего сына… Амен…
Записи продолжались, и Блейз Мередит внимательно прочитал их до конца. Налицо полное соответствие с догматами веры, соответствие разума, сердца, воли. И капитуляция, когда человек отказывается от любой материальной поддержки, надеясь лишь на веру, надежду, любовь, отдавая себя в руки, сотворившие его.
На последней странице Джакомо Нероне написал свой некролог: «…Если после моей смерти кто-либо прочтет написанное мною, пусть знает он обо мне:
Я родился в вере, я потерял ее, но рука Господа вернула меня назад.
Все мои дела побуждены Им. Моей заслуги в них нет.
Я любил женщину и стал отцом сына, и я люблю, и буду любить их вечно.
Тех, кому я причинил боль, умоляю простить меня.
На тех, кто убил меня, я укажу Богу, как на братьев, которых любил.
Те, кто забудет меня, поступят хорошо. Те, кто помнит меня, я прошу молиться за душу
Джакомо Нероне, который умер,
веря в Господа
нашего».
Блейз Мередит опустил пожелтевший лист на покрывало, откинулся на подушку и устало закрыл глаза. Теперь он со всей определенностью знал, что его поиски подошли к концу. Он заглянул в жизнь человека, и она легла перед ним, как длинная, извивающаяся река, текущая к морю. Он заглянул в душу человека и увидел, как она росла, словно дерево, от черноты земли к сияющему в небе солнцу.
Он увидел плоды этого дерева: мудрость и любовь Нины Сандуцци, человечность Альдо Мейера, неохотное раскаяние отца Ансельмо. Хорошие плоды, благословлённые Богом. Но не все они еще вызрели. Некоторые могли засохнуть на ветви, другие упасть зелеными и сгнить по недосмотру садовника. А садовник-то он, Блейз Мередит.
Он начал молиться за Анну де Санктис, Паоло Сандуцци и Николаса Блэка, которые ушли в ту же пустыню, по которой блуждал Джакомо Нероне. Но прежде чем он успел закончить молитву, боль скрутила его, в горле заклокотала кровь и желчь.
Много позже, ослабевший, с кружащейся головой, он дотащился до письменного стола и дрожащей рукой начал писать:
«Господин мой епископ!
Я тяжело болен и опасаюсь, что умру прежде, чем успею составить полный отчет о результатах моего расследования. Несмотря на прогнозы специалистов, я чувствую, что жизнь покидает меня, и меня печалит мысль о том, как мало мне осталось времени. Я, однако, хочу, чтобы Ваша светлость знали, что я смирился перед Богом, как вы и ожидали, и смерть уже не пугает меня.
Первым делом позвольте сообщить Вам, что я выяснил. Я более чем уверен, что свидетельские показания тех, кто лично знал Джакомо Нероие, и обнаруженные мною его записи ясно указывают, что он был верным слугой Господа и умер в вере, приняв мученическую смерть. Что решит суд – вопрос другой, возможно, не все доказательства будут признаны каноническим законом, но перст божий указал на Джакомо Нероне, и исходившая от него благодать все еще живет в знавших его людях.
Главными свидетелями Вашей светлости станут доктор Альдо Мейер и Нина Сандуцци. Показаниями последней засвидетельствовано исцеление, которое может считаться чудесным, хотя определенные сомнения у меня остаются. Записи Джакомо Нероне, которые я посылаю Вам вместе с письмом, несомненно, подлинные и, с моей точки зрения, являются веским подтверждением героической святости их автора.
Признаюсь Вам, Ваша светлость, что на текущий момент меня более заботит не порученное мне дело о приобщении к лику блаженных, но состояние души некоих жителей Джимелло Миноре.
Я переговорил с отцом Ансельмо и взял на себя смелость объявить ему, что Ваша светлость примите его раскаяние, если он отселит Розу Бензони в другую комнату его же дома. Мне жаль отца Ансельмо. Для него, нищего и довольно невежественного человека, все упирается в деньги и обеспеченную старость. Я обещал ему сто тысяч лир из моего наследства и дал денег, чтобы он купил кровать и все необходимое для отселения Розы в отдельную комнату. Похоже, я не успею оформить требуемые документы. Могу я рассчитывать, что Ваша светлость уладите все формальности? Мысль о том, что я подведу отца Ансельмо, непереносима для меня.
Очень тревожат меня отношения графини де Санктис, Паоло Сандуцци – сына Джакомо Нероне – и английского художника, гостя графини. Мне не хотелось бы вдаваться в детали, и, к сожалению, Вы мало что можете сделать. Я поручил их покровительству Бога и просил Его принять мое смирение как плату за спасение их душ. Завтра я надеюсь предпринять более активные действия, но я так слаб и болен, что не уверен, удастся ли мне подняться с постели.
Я хочу попросить о двух услугах, которые, я надеюсь, не обременят Вашу светлость. Во-первых, написать Его преосвященству, кардиналу Маротте, объяснив мое положение и извинившись за то, что моя миссия, судя по всему, не удалась. Передайте ему мои наилучшие пожелания и попросите вспомнить меня в молитве. Во-вторых, я хочу, чтобы Вы разрешили похоронить меня в Джимелло Миноре. Ранее я хотел быть похороненным в церкви Его преосвященства, но Рим далеко, а здесь впервые я почувствовал себя человеком и священником.
Уже поздно, мой господин, и я очень устал. Я не могу больше писать. Простите меня и, в милосердии своем, помолитесь за мою душу.
Верный слуга Вашей светлости во Христе,
Блейз Мередит».
Он сложил письмо, запечатал в конверт и бросил его на стол. Затем доковылял до кровати и спал, пока солнце не поднялось высоко над зелеными лугами.
Паоло Сандуцци работал на огороде. В ограждении террас появились прорехи, через которые во Время сильных ливней сносило плодородную землю. В горах землей дорожили, и старый садовник показал Паоло, как нужно смешивать известь с черным вулканическим песком из реки, как заполнять трещины раствором, уплотнять и заглаживать его мастерком.
Мальчик с удовольствием осваивал новое дело, довольно посвистывая под лучами жаркого солнца. Известь жгла ему пальцы, кожа становилась грубой на ощупь, но он этим только гордился – его руки превращались в руки мужчины. И садовник, похоже, был им доволен. Иногда он останавливался рядом, называл ему те или другие растения, объяснял, почему гусеницы едят одни и избегают другие.
На кухне же, когда все слуги садились за длинный стол, старик защищал его от насмешек женщин, которые обсуждали на все лады, что произойдет, если девушки решат, что он уже созрел, как мужчина, и доберутся до него. Не смеялась лишь толстуха Агнес, повариха. Она накладывала ему двойную порцию макарон, а после еды совала в карман кусок сыра или апельсин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
…Если вера может сдвинуть горы, она может сделать зрячими слепые глаза. Если Бог того пожелает. Но как мне узнать: чего Он желает? Заговори со мной, о Боже, ради спасения Твоего сына… Амен…
Записи продолжались, и Блейз Мередит внимательно прочитал их до конца. Налицо полное соответствие с догматами веры, соответствие разума, сердца, воли. И капитуляция, когда человек отказывается от любой материальной поддержки, надеясь лишь на веру, надежду, любовь, отдавая себя в руки, сотворившие его.
На последней странице Джакомо Нероне написал свой некролог: «…Если после моей смерти кто-либо прочтет написанное мною, пусть знает он обо мне:
Я родился в вере, я потерял ее, но рука Господа вернула меня назад.
Все мои дела побуждены Им. Моей заслуги в них нет.
Я любил женщину и стал отцом сына, и я люблю, и буду любить их вечно.
Тех, кому я причинил боль, умоляю простить меня.
На тех, кто убил меня, я укажу Богу, как на братьев, которых любил.
Те, кто забудет меня, поступят хорошо. Те, кто помнит меня, я прошу молиться за душу
Джакомо Нероне, который умер,
веря в Господа
нашего».
Блейз Мередит опустил пожелтевший лист на покрывало, откинулся на подушку и устало закрыл глаза. Теперь он со всей определенностью знал, что его поиски подошли к концу. Он заглянул в жизнь человека, и она легла перед ним, как длинная, извивающаяся река, текущая к морю. Он заглянул в душу человека и увидел, как она росла, словно дерево, от черноты земли к сияющему в небе солнцу.
Он увидел плоды этого дерева: мудрость и любовь Нины Сандуцци, человечность Альдо Мейера, неохотное раскаяние отца Ансельмо. Хорошие плоды, благословлённые Богом. Но не все они еще вызрели. Некоторые могли засохнуть на ветви, другие упасть зелеными и сгнить по недосмотру садовника. А садовник-то он, Блейз Мередит.
Он начал молиться за Анну де Санктис, Паоло Сандуцци и Николаса Блэка, которые ушли в ту же пустыню, по которой блуждал Джакомо Нероне. Но прежде чем он успел закончить молитву, боль скрутила его, в горле заклокотала кровь и желчь.
Много позже, ослабевший, с кружащейся головой, он дотащился до письменного стола и дрожащей рукой начал писать:
«Господин мой епископ!
Я тяжело болен и опасаюсь, что умру прежде, чем успею составить полный отчет о результатах моего расследования. Несмотря на прогнозы специалистов, я чувствую, что жизнь покидает меня, и меня печалит мысль о том, как мало мне осталось времени. Я, однако, хочу, чтобы Ваша светлость знали, что я смирился перед Богом, как вы и ожидали, и смерть уже не пугает меня.
Первым делом позвольте сообщить Вам, что я выяснил. Я более чем уверен, что свидетельские показания тех, кто лично знал Джакомо Нероие, и обнаруженные мною его записи ясно указывают, что он был верным слугой Господа и умер в вере, приняв мученическую смерть. Что решит суд – вопрос другой, возможно, не все доказательства будут признаны каноническим законом, но перст божий указал на Джакомо Нероне, и исходившая от него благодать все еще живет в знавших его людях.
Главными свидетелями Вашей светлости станут доктор Альдо Мейер и Нина Сандуцци. Показаниями последней засвидетельствовано исцеление, которое может считаться чудесным, хотя определенные сомнения у меня остаются. Записи Джакомо Нероне, которые я посылаю Вам вместе с письмом, несомненно, подлинные и, с моей точки зрения, являются веским подтверждением героической святости их автора.
Признаюсь Вам, Ваша светлость, что на текущий момент меня более заботит не порученное мне дело о приобщении к лику блаженных, но состояние души некоих жителей Джимелло Миноре.
Я переговорил с отцом Ансельмо и взял на себя смелость объявить ему, что Ваша светлость примите его раскаяние, если он отселит Розу Бензони в другую комнату его же дома. Мне жаль отца Ансельмо. Для него, нищего и довольно невежественного человека, все упирается в деньги и обеспеченную старость. Я обещал ему сто тысяч лир из моего наследства и дал денег, чтобы он купил кровать и все необходимое для отселения Розы в отдельную комнату. Похоже, я не успею оформить требуемые документы. Могу я рассчитывать, что Ваша светлость уладите все формальности? Мысль о том, что я подведу отца Ансельмо, непереносима для меня.
Очень тревожат меня отношения графини де Санктис, Паоло Сандуцци – сына Джакомо Нероне – и английского художника, гостя графини. Мне не хотелось бы вдаваться в детали, и, к сожалению, Вы мало что можете сделать. Я поручил их покровительству Бога и просил Его принять мое смирение как плату за спасение их душ. Завтра я надеюсь предпринять более активные действия, но я так слаб и болен, что не уверен, удастся ли мне подняться с постели.
Я хочу попросить о двух услугах, которые, я надеюсь, не обременят Вашу светлость. Во-первых, написать Его преосвященству, кардиналу Маротте, объяснив мое положение и извинившись за то, что моя миссия, судя по всему, не удалась. Передайте ему мои наилучшие пожелания и попросите вспомнить меня в молитве. Во-вторых, я хочу, чтобы Вы разрешили похоронить меня в Джимелло Миноре. Ранее я хотел быть похороненным в церкви Его преосвященства, но Рим далеко, а здесь впервые я почувствовал себя человеком и священником.
Уже поздно, мой господин, и я очень устал. Я не могу больше писать. Простите меня и, в милосердии своем, помолитесь за мою душу.
Верный слуга Вашей светлости во Христе,
Блейз Мередит».
Он сложил письмо, запечатал в конверт и бросил его на стол. Затем доковылял до кровати и спал, пока солнце не поднялось высоко над зелеными лугами.
Паоло Сандуцци работал на огороде. В ограждении террас появились прорехи, через которые во Время сильных ливней сносило плодородную землю. В горах землей дорожили, и старый садовник показал Паоло, как нужно смешивать известь с черным вулканическим песком из реки, как заполнять трещины раствором, уплотнять и заглаживать его мастерком.
Мальчик с удовольствием осваивал новое дело, довольно посвистывая под лучами жаркого солнца. Известь жгла ему пальцы, кожа становилась грубой на ощупь, но он этим только гордился – его руки превращались в руки мужчины. И садовник, похоже, был им доволен. Иногда он останавливался рядом, называл ему те или другие растения, объяснял, почему гусеницы едят одни и избегают другие.
На кухне же, когда все слуги садились за длинный стол, старик защищал его от насмешек женщин, которые обсуждали на все лады, что произойдет, если девушки решат, что он уже созрел, как мужчина, и доберутся до него. Не смеялась лишь толстуха Агнес, повариха. Она накладывала ему двойную порцию макарон, а после еды совала в карман кусок сыра или апельсин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72