наша слобода вся в чаду, - куют. Выходит, все мы грех творим?
- Не по доброй воле. Оружье тот им кует, кто им на ковье железо дает; кто на грабеж их шлет, а сам сидит - добычи ждет.
- А мы что же?
Но в это время к ним подошел старшина Оружейного двора.
- Как, почтенные мастера, процветают дела ваши?
- Благодарение за спрос, - цветут, будто розы.
- Они еще пышнее раскроются, когда сии железа снова в поход сгодятся. Надо их поскорей обновить.
- Какие уж тут обновки, - одна худоба.
- И на худой чекмень заплатки ставят да дольше нового носят.
- Носят, да не по праздникам.
- Чекмень новый не к празднику, а на будний день шьют.
- Верно! - согласился Назар и подмигнул Борису: - Им эти походы и впрямь - будний день: шесть дней разбой, день - перебой.
Старшина, не поняв тульской скороговорки Назара, полюбопытствовал:
- Что это говоришь?
- Об этих кольчугах.
- А что?
- Чинить их, говорю, долго.
- Нет, нет, надо скорей. Все оружье велено просмотреть наскоро да выправить быстро.
Борис кивнул Назару:
- А что я говорил?
- То и говорил! - согласился Назар.
Предстояло новыми кольцами заклепать прорехи, пробоины. А ведь не об сук в лесу, не о гвоздь в сарае, а копьями либо мечами, в крови и в сече, прорваны те прорехи, за каждой вслед чья-то жизнь обрывалась.
- Новые выковать легче, чем это рванье склепать! - невесело сказал Назар.
Но как отклонить заказ? В Орде на смерть шли, но зарока не рушили, врага не вооружали. Сюда же зашли по согласью, здесь приходилось принимать заказ.
Когда зной стал спадать, мастеров позвали полдневать.
Из черных утроб подземных кузниц пошли наверх, на свет, щурясь, черные, обгорелые, усталые ковачи, мечевщики, литейщики. Иные из них были медлительны, седы; другие - плечисты, поворотливы. Но никто из них не был ни бодр, ни шустр, ни весел. Многие тяжело закашлялись, глотнув вольного воздуха, хотя и не был тут воздух ни волен, ни свеж, - весь он был иссушен духотой двора, пропылен едкой городской пылью, горек от смрадов, струящихся снизу, из подвалов или со смежных дворов, заслонен от солнца и ветра четырехъярусной высотой Синего Дворца.
Друг за другом выходили наверх мастера со своими выучениками, учениками, подмастерьями; разные люди, разных земель уроженцы. На разных языках говорили они в детстве и росли по-разному. И вот выросли, мастерству обучились, и завладел их мастерством, заграбастал их таланты Хромой Тимур.
Во вражде и в безделье каждый говорит по-своему, в дружбе и в труде люди ищут общего языка: тут, в рабстве, им слова опостылели; молча шли люди через этот смрадный, унылый двор к дощатому настилу, где в тяжелых глиняных чашках ставили им мучную похлебку, накрытую серыми лепешками.
Ели молча, уставясь неподвижными глазами в еду. Не жирно кормил их хозяин, а высчитывал за прокорм хозяйственно: кому мало было одной чашки, давалась другая, но за особый счет. А когда приходило время расчета, оказывалось, получать мастерам нечего, иной раз и должок прирастал. Тимур за работу платил и в долг мастеров кормил; мастерам за работу платил больше, выученикам поменьше, ученикам пропитание давал в долг. И к тому времени, когда возрастал заработок мастера, скапливался у него и долг, и оказывалось: каким мастерством ни владей, сколько изделий ни выделывай, всей жизни не хватит, чтоб из долгов выбиться, чтоб на вольный свет из подвалов Синего Дворца выйти. А этих мастеров числили вольными, их отличали от рабов, евших хозяйский хлеб задаром, но тоже крепко прикованных к тяжелым стенам Синего дворца.
Поодаль от прочих старшина сам сел с кольчужниками, - принимал дорогих мастеров как гостей, угощал за хозяйский счет, занимал разговорами.
Назар издали разглядывал обедавших оружейников.
- Разный у вас народ набран. Каких тут только нет!
Старшина ответил с осуждением:
- Меж ними и язычники есть - идольские изображения на себе носят, и христиане. Государь со всех сторон насобирал: наилучших из лучших. А народ дрянной: одним у нас жарко, другим холодно. Эти вот по оружию мастера; на соседнем дворе кузнецы, а рядом - шорники; с той стороны двор медников да серебряников; за ними, поближе к чистому двору, Золотой двор, - там золотых дел мастера. А по ту сторону от дворца - ткачи, бархаты ткут...
Назар вздохнул:
- Сразу видать, людям не по себе. Жарко ли им, студено ли, а каждый, гляжу, хмур да изнурен.
Старшина сплюнул:
- Такой народ! Сами ж и виноваты: работы вволю, крыша над головой, а злы, неразговорчивы. Чего не хватает? Э, да что на них смотреть!
Борис заметил:
- У нас, в слободе, хоть и разных языков люди, а веселей.
Старшина с досадой отвернулся:
- С теми еще трудней говорить. Возомнили себя свободными! Я бы их...
Борис начал было размышлять:
- Небось у каждого своя земля в памяти. У каждого свой род, свое отечество...
- Род у каждого свой! - согласился старшина. - Вон и наш народ свою память от разных корней ведет. На севере кочевник - от Белого Гуся, "каз ак" зовется; поюжней от них - от Сорока Дев, - "кырк кыз". Другие - от Желтых Коней, - "сар ат", эти больше по городам ютятся, к торговле тянутся, ремеслом кормятся; к западу - Черная Шапка, - "кара калпак", у них овец много и меха хороши. На юге - Белый Гребешок, - "тадж ак", их за то так зовут, что раньше всех белую чалму носить начали, усердный народ, сады растит, а к войне усердия не имеет, в походы ходить ленится; их в горах много. Корень свой у каждого, каждый в свою землю воткнут.
- Вот и я об том же, - согласился Борис. - А эти из своей земли вырваны, вот и чахнут.
- А ну их! Кушайте! - протянул к блюду руку нахмурившийся старшина.
В это время со стороны ворот послышались громкие, смелые голоса, - верно, разговаривали какие-то вольные люди, и вслед за собой они провели через весь двор стройного гнедого коня, заседланного столь богато, что народ замер, глядя на затканный золотом алый чепрак, на зеленую мягкую попону, на высокое персидское седло с острой лукой.
Конь прошел, окруженный конюхами, чуть припадая на переднюю ногу.
Тотчас кликнули старосту Конюшего двора:
- Расковался конь.
- Чей это?
- Царевичев.
- Чей, чей?
- Халиль-Султана. В пути расковался.
- Разберемся, кто его ковал!
Коня провели мимо сидевших за едой мастеров, мимо Назара с Борисом, мимо обгорелых литейщиков.
Конь, наступив копытом на чей-то халат, скрылся за воротами Кузнецкого двора, где стояли кузни позади царских конюшен. Туда ушли и встревоженные кузнецы, следом за ними поспешил и оружейный старшина, хотя над этими кузнецами стоял конюшенный староста.
На Оружейном дворе снова затихло на время недолгой обеденной передышки.
Возвращаясь под навес, Назар не торопясь прошел мимо разложенных груд всякого оружия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364
- Не по доброй воле. Оружье тот им кует, кто им на ковье железо дает; кто на грабеж их шлет, а сам сидит - добычи ждет.
- А мы что же?
Но в это время к ним подошел старшина Оружейного двора.
- Как, почтенные мастера, процветают дела ваши?
- Благодарение за спрос, - цветут, будто розы.
- Они еще пышнее раскроются, когда сии железа снова в поход сгодятся. Надо их поскорей обновить.
- Какие уж тут обновки, - одна худоба.
- И на худой чекмень заплатки ставят да дольше нового носят.
- Носят, да не по праздникам.
- Чекмень новый не к празднику, а на будний день шьют.
- Верно! - согласился Назар и подмигнул Борису: - Им эти походы и впрямь - будний день: шесть дней разбой, день - перебой.
Старшина, не поняв тульской скороговорки Назара, полюбопытствовал:
- Что это говоришь?
- Об этих кольчугах.
- А что?
- Чинить их, говорю, долго.
- Нет, нет, надо скорей. Все оружье велено просмотреть наскоро да выправить быстро.
Борис кивнул Назару:
- А что я говорил?
- То и говорил! - согласился Назар.
Предстояло новыми кольцами заклепать прорехи, пробоины. А ведь не об сук в лесу, не о гвоздь в сарае, а копьями либо мечами, в крови и в сече, прорваны те прорехи, за каждой вслед чья-то жизнь обрывалась.
- Новые выковать легче, чем это рванье склепать! - невесело сказал Назар.
Но как отклонить заказ? В Орде на смерть шли, но зарока не рушили, врага не вооружали. Сюда же зашли по согласью, здесь приходилось принимать заказ.
Когда зной стал спадать, мастеров позвали полдневать.
Из черных утроб подземных кузниц пошли наверх, на свет, щурясь, черные, обгорелые, усталые ковачи, мечевщики, литейщики. Иные из них были медлительны, седы; другие - плечисты, поворотливы. Но никто из них не был ни бодр, ни шустр, ни весел. Многие тяжело закашлялись, глотнув вольного воздуха, хотя и не был тут воздух ни волен, ни свеж, - весь он был иссушен духотой двора, пропылен едкой городской пылью, горек от смрадов, струящихся снизу, из подвалов или со смежных дворов, заслонен от солнца и ветра четырехъярусной высотой Синего Дворца.
Друг за другом выходили наверх мастера со своими выучениками, учениками, подмастерьями; разные люди, разных земель уроженцы. На разных языках говорили они в детстве и росли по-разному. И вот выросли, мастерству обучились, и завладел их мастерством, заграбастал их таланты Хромой Тимур.
Во вражде и в безделье каждый говорит по-своему, в дружбе и в труде люди ищут общего языка: тут, в рабстве, им слова опостылели; молча шли люди через этот смрадный, унылый двор к дощатому настилу, где в тяжелых глиняных чашках ставили им мучную похлебку, накрытую серыми лепешками.
Ели молча, уставясь неподвижными глазами в еду. Не жирно кормил их хозяин, а высчитывал за прокорм хозяйственно: кому мало было одной чашки, давалась другая, но за особый счет. А когда приходило время расчета, оказывалось, получать мастерам нечего, иной раз и должок прирастал. Тимур за работу платил и в долг мастеров кормил; мастерам за работу платил больше, выученикам поменьше, ученикам пропитание давал в долг. И к тому времени, когда возрастал заработок мастера, скапливался у него и долг, и оказывалось: каким мастерством ни владей, сколько изделий ни выделывай, всей жизни не хватит, чтоб из долгов выбиться, чтоб на вольный свет из подвалов Синего Дворца выйти. А этих мастеров числили вольными, их отличали от рабов, евших хозяйский хлеб задаром, но тоже крепко прикованных к тяжелым стенам Синего дворца.
Поодаль от прочих старшина сам сел с кольчужниками, - принимал дорогих мастеров как гостей, угощал за хозяйский счет, занимал разговорами.
Назар издали разглядывал обедавших оружейников.
- Разный у вас народ набран. Каких тут только нет!
Старшина ответил с осуждением:
- Меж ними и язычники есть - идольские изображения на себе носят, и христиане. Государь со всех сторон насобирал: наилучших из лучших. А народ дрянной: одним у нас жарко, другим холодно. Эти вот по оружию мастера; на соседнем дворе кузнецы, а рядом - шорники; с той стороны двор медников да серебряников; за ними, поближе к чистому двору, Золотой двор, - там золотых дел мастера. А по ту сторону от дворца - ткачи, бархаты ткут...
Назар вздохнул:
- Сразу видать, людям не по себе. Жарко ли им, студено ли, а каждый, гляжу, хмур да изнурен.
Старшина сплюнул:
- Такой народ! Сами ж и виноваты: работы вволю, крыша над головой, а злы, неразговорчивы. Чего не хватает? Э, да что на них смотреть!
Борис заметил:
- У нас, в слободе, хоть и разных языков люди, а веселей.
Старшина с досадой отвернулся:
- С теми еще трудней говорить. Возомнили себя свободными! Я бы их...
Борис начал было размышлять:
- Небось у каждого своя земля в памяти. У каждого свой род, свое отечество...
- Род у каждого свой! - согласился старшина. - Вон и наш народ свою память от разных корней ведет. На севере кочевник - от Белого Гуся, "каз ак" зовется; поюжней от них - от Сорока Дев, - "кырк кыз". Другие - от Желтых Коней, - "сар ат", эти больше по городам ютятся, к торговле тянутся, ремеслом кормятся; к западу - Черная Шапка, - "кара калпак", у них овец много и меха хороши. На юге - Белый Гребешок, - "тадж ак", их за то так зовут, что раньше всех белую чалму носить начали, усердный народ, сады растит, а к войне усердия не имеет, в походы ходить ленится; их в горах много. Корень свой у каждого, каждый в свою землю воткнут.
- Вот и я об том же, - согласился Борис. - А эти из своей земли вырваны, вот и чахнут.
- А ну их! Кушайте! - протянул к блюду руку нахмурившийся старшина.
В это время со стороны ворот послышались громкие, смелые голоса, - верно, разговаривали какие-то вольные люди, и вслед за собой они провели через весь двор стройного гнедого коня, заседланного столь богато, что народ замер, глядя на затканный золотом алый чепрак, на зеленую мягкую попону, на высокое персидское седло с острой лукой.
Конь прошел, окруженный конюхами, чуть припадая на переднюю ногу.
Тотчас кликнули старосту Конюшего двора:
- Расковался конь.
- Чей это?
- Царевичев.
- Чей, чей?
- Халиль-Султана. В пути расковался.
- Разберемся, кто его ковал!
Коня провели мимо сидевших за едой мастеров, мимо Назара с Борисом, мимо обгорелых литейщиков.
Конь, наступив копытом на чей-то халат, скрылся за воротами Кузнецкого двора, где стояли кузни позади царских конюшен. Туда ушли и встревоженные кузнецы, следом за ними поспешил и оружейный старшина, хотя над этими кузнецами стоял конюшенный староста.
На Оружейном дворе снова затихло на время недолгой обеденной передышки.
Возвращаясь под навес, Назар не торопясь прошел мимо разложенных груд всякого оружия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364