Небольшой ростом, верткий, он глядел дерзкими, красными и словно крутящимися быстрыми глазами то в бороду деда, то на его сподвижников; стоял, опустив одно плечо, как бы наготове принять чей-то удар, ударить ли кого-то.
- Что он говорит? - спросил Тимур о пленнике.
- Всячески спрашивали - молчит! - ответил Султан-Хусейн и брезгливо сплюнул.
- А может, плохо спрашивали?
Султан-Хусейн передернул плечами от обиды и от досады:
- Едва ли плохо. Только ломать не стали, ждали вас.
Пленник молчал, пока его везли, перевьючивая с уставших лошадей на свежих, пока спрашивали здесь. Он молчал, лишь время от времени широко раскрывая рот, словно выкинутая на песок рыба, чтобы, как глоток свежей воды, глотнуть воздуха. И снова отводил глава от вопрошавших и сжимал рот, как бы ни спрашивали, как бы ни понуждали, как бы ни мучили.
- Поставьте-ка его, я сам спрошу.
Пленника поставили. Ему было трудно держаться на ногах, и воин, пленивший его, поддержал его под локоть.
Спокойно и, как бы увещевая, Тимур спросил:
- Язык, что ль, отнялся?
Пленник теперь, когда его поставили, повел вокруг глазами и впервые сказал:
- Ночь уже.
Это были его первые слова за весь этот день.
- Вот и скажи - кто дым пускал?
- Люди.
- Какие такие?
- Своей земли хозяева.
"Почему он прежде молчал, а вдруг заговорил?" - подумал Тимур.
Султан-Хусейн побледнел от досады, что, промолчав при всех прежних расспросах, этот негодяй отвечает деду. Теперь дед подумает, что прежде не сумели допросить!
- А сколько у тебя своей земли?
- У меня своей нет.
- А говоришь "хозяева"!
- Здешние люди здешней земли хозяева.
- А, ты вон о чем! Кызылбаш?
- Нет, адыгей. Адыгей.
- И как тебя звать?
- Хатута.
- А заодно с тобой тож [так] адыгеи?
- Здешние люди.
- Кызылбаши?
- Азербайджанцы.
"Почему он начал говорить?.." - напряженно думал Тимур, рассеянно спрашивая Хатуту.
- Азербайджанцы? А чего ж ты с ними спутался?
- Мы заодно.
- Кто это?
- Здешние люди.
Тимуру не понравился столь прямой, почти вызывающий ответ. Повелитель с трудом сумел сдержать себя от гнева и по-прежнему спокойно, как бы попрекая, кивнул:
- Вон оно что! Свою землю берегут от меня.
И вдруг подумал:
"А ведь и Шахрух тоже! Так же вот - землю, которую я ему дал, от меня прячет, от меня бережет. Затем и письмо послал, прикинуться послушным, мне глаза отвести. А с его согласия, в согласии с ним, его змея своих прихвостней на место моих людей повсюду натыкала. По всей той земле, что я ему поручил блюсти, они со своей царевной своих слуг заместо моих ставят! Вот оно что! И сей сынок от меня отпасть хочет. Не как Мираншах, - не дуром, а потихоньку, неприметно, с наипочтительнейшими поклонами обособиться от меня; затем и пишет так: я, мол, ведать не ведаю, что повелитель в походе; отцовых дел не касаюсь, куда посажен, там тихо сижу, до остального мне дела нет! Вот оно что! Ну что ж..."
- Выходит, я землю беру, а хозяева у нее остаются прежние... Какие хозяева!
Пленник не понял этих слов, но не переспрашивать же этого старика, в словах которого не было ни гнева, ни пренебрежения.
В Тимуре закипал гнев на сына, на Шахруха, и этот хилый, полуживой пленник уже меньше занимал Тимура. Расспросить его надо было, но окружающих удивляла и снисходительность к пленнику, и рассеянность Тимура.
- У меня своей земли тут нет! - повторил Хатута.
- Чужую, значит, пахал?
- Не пахал. Я сперва овец пас, а тем летом рыбу ловил. Рыбу ловили на базар, до самого нашествия ловили.
- Где?
- Неподалеку тут, под Ганджой. На Куре.
- Осетров?
- Лавливали.
- Разве адыгеи рыбу ловят?
- Когда баранов нет, а есть надо.
"Почему он разговорился?" - не мог понять Тимур, дивясь, с какой охотой и как доверчиво отвечает этот измолчавшийся мальчик.
- Сколько вас там, хозяев?
- Откуда мне знать?
- Берегись. Тебя заставят вспомнить.
- Если бы ты был самим великим падишахом, как заставишь? Как я скажу, когда не знаю?
- А кто был другой с тобой?
- Рыбак.
- Еще кто с вами?
- Все люди своей земли.
- А с этим... С этим рыбаком кто был еще?
- Нас двое с ним. Нас у него восемь человек рыбачило, а когда он собрался в горы, одного меня взял.
- Тебе одному доверял?
- Да нет - я был пастухом, легче хожу по горам.
- А что он говорил, когда тебя звал?
- Говорил: надо старое сено сжечь. Чтоб мышиные гнезда не расплодились. Мы зажгли, он говорит: "А теперь бежим, они нас загрызут за эти гнезда".
- Почему ты молчал, когда тебя спрашивали?
- Лень было говорить. Спать хотелось. Мы всю ночь на эту гору лезли.
- Врешь! Небось целую ночь просидели на горе, поджидали, на дорогу поглядывали. А?
- Я не говорил, что мы прошлой ночью туда лезли. В другую ночь лезли. А прошлую ночь сидели в шалаше, на дорогу глядели. Это верно, глядели в долину. Сверху далеко видно. Да больно уж холодно там ночью. Разве заснешь? А потом меня везли, днем не давали поспать. Вот я и молчал.
- Врешь! Не потому молчал.
- А что отвечать? Они тоже спрашивали, сколько нас. А что попусту отвечать, когда они сами видели: нас было двое.
- А на других горах?
- Я тех не видел. Те далеко от нас.
- А говоришь, с вами все люди.
- Да не все же залезли в горы!
Тимур вдруг понял:
"Молчал - хотел время оттянуть. Теперь знает: все с гор успели сойти, а кто и не ушел еще, тех ночь скроет. Днем молчал, ночью молчать стало незачем. Теперь он до конца будет прикидываться, что других не знает. Думает меня перехитрить - ждет, что я ему голову снесу, а перехитрю его я: оставлю ему голову. Вот тогда и поглядим, что он с ней станет делать? К этому он не готов. Тут он и попадется!"
- Ладно! Ступай поспи, да и лови свою рыбу.
Окружающие переглянулись, удивляясь, как это повелитель, ничего не добившись, отпускает пленника, доставшегося с таким трудом.
Султан-Хусейн, торопливо встав перед дедом, с готовностью предложил:
- Теперь поговорю с ним я. К утру все скажет!
- Отпусти его. Пускай ходит своей дорогой.
Один Шейх-Нур-аддин сразу понял эти слова и тотчас выделил рослого бородача в иранском панцире провожатым:
- Проводи его. Да прежде чем отпустишь, покорми, побеседуй, дай отдохнуть поспокойней: слыхал ведь - он спать хочет. Береги его.
И, распорядившись, Шейх-Нур-аддин поспешил вслед за удалявшимся Тимуром, а воин повел отпущенника к своей стоянке. Если бы пленника не вести под руку, он никуда не пошел бы, ноги его не несли, он опустился бы тут же на темную землю.
Тимур возвращался к своей юрте, готовя ответ Шахруху.
"Рано поутру послать людей в Герат. Кого? Из них ни один не должен быть ни сострадальцем царевичу, ни почтительным книголюбом, ни богобоязненным, ни почитателем духовных наставников, всяких там суфиев, святых старцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364