Еще студентка. Вот на что смотрит «Шрайбер». Ты сам все знаешь про позиционирование автора.
Я знаю, что оно сделало со мной.
Дай мне поговорить с этой Анастасией, а потом уже все остальное. Самая сильная работа, что я читал, с тех пор как…
Я лучше пойду.
XII
У Кики Веллингтон Макдоналд было с кем поужинать в своем pied-a-terre в Сан-Франциско. Ее муж делал деньги в Фортуне, и, бывая в Сан-Франциско, где Кики в основном и проводила время, когда не летала куда-нибудь на частном самолете, она никогда не ела одна. Калории она полагала досадным побочным эффектом еды, основная цель каковой – показаться умной в разношерстной компании, а вторичное назначение – уравновесить выпивку, которой Кики посвятила большую часть своей печени. Поэтому она, если не выходила в свет, приглашала гостей к себе; ее любимым числом было одиннадцать, оно соответствовало количеству приборов доставшегося ей в наследство старого фамильного серебра с инкрустированными гербами, такими же, как на ее кольце с печаткой. На гербе был представлен обычный набор клинкового оружия, но оно занимало только часть герба: пустое поле зияло под левой перевязью. С очевидной гордостью Кики объясняла гостям, что ее прадед мог претендовать на дворянский титул лишь половиной крови – как и все мужчины в ее жизни, он был ублюдком.
Устав шокировать общество, Кики обратила внимание на мир искусства – то есть неизбежно на Саймона. Он рассказал ей, кого следует приглашать на ужин, она вынудила сделать то же других дилеров, и в ее пентхаусе к югу от Маркета больше бизнеса мешалось с большими развлечениями, нежели в любой галерее города. Тут встречались коллекционеры, художники и диковины от культуры, включая случайных писателей. В прошлый раз я побывал здесь в роли диковины – Кики пригласила меня по предложению Саймона в тот месяц, когда мой первый роман получил благожелательный отзыв в «Алгонкине», а я выиграл какую-то весьма незначительную премию имени писателя, о котором никогда не слышал и чьи произведения так и не смог обнаружить в публичной библиотеке. Мортон Гордон Гулд. Я рассказывал об этом Кики, и как раз это она обо мне вспомнила, когда мы с Мишель приехали в пентхаус переоборудованной часовой башни, служившей Кики городским местом жительства. Конечно, и на этот раз мое имя попало в список приглашенных благодаря Саймону. Когда Кики встречала нас, он и Жанель уже вовсю крутились вокруг других гостей.
– Итак, ты продвинулся, – сказала мне она, – из писателей в художники, и трех лет не прошло. Мои поздравления. Наверняка даже сам Мортон Гордон Гулд такого не достиг. – Она взяла меня за руку. – А вы, должно быть, Мишель, подружка-арт-критик. – Взяв за руку и Мишель, она потащила нас внутрь, как новые трофеи.
– Вы читали Мортона Гордона Гулда? – спросила ее Мишель в полном замешательстве. Этого и следовало ожидать. Все негласные правила, которые она так старательно заучила и так прилежно соблюдала всю взрослую жизнь, совершенно попирались Кики и радостно отвергались теми, кто осторожничал, попав в круг ее богатых знакомых.
– Читала? Я не читаю, боже упаси. Вот мои книги. – Она отпустила руку Мишель и показала на стену позади нас. У Кики были, наверное, тысячи томов – даже она сама не знала точно, – уложенные плашмя, корешками к стене, по всей длине атриума, почти на восемь футов в высоту. Все вместе они напоминали отвесную скалу; страницы – точно обнажившиеся слои породы. По словам Кики, это был ее последний заказ, полностью составленный из книг, что ей рекомендовали, одним художником-инсталлятором, уже известным своими книжно-цементными гостиницами из украденных Гидеоновых библий. Это принесло ему безумную популярность в арт-тусовке, где вещь имела вес, если ее обсуждали хотя бы двое, и Кики не составило особого труда заполучить художника в качестве декоратора. – Естественно, оба твои романа тоже там, – сказала она мне.
Конечно, Мишель была знакома с этим художником – чье имя сегодня забыл не только я – и попыталась воспользоваться всей своей находчивостью, чтобы загладить первое неловкое впечатление, которое оставила, спросив про Мортона Гордона Гулда, вместо того чтобы острить, как прекрасная хозяйка. Мишель повторила то, что, надо думать, когда-то говорил ей я:
– Он использует наши культурные строительные блоки, словно реальные физические объекты, как раз в тот момент, когда наша культура растворяется в эфире, не так ли?
Кики посмотрела на нее с улыбкой, не размыкая губ. Она была так мила. Она сказала:
– Художники – такая дешевая рабочая сила.
Мишель повернулась ко мне:
– Но не кажется ли…
И увидела, что я тоже не обращаю на нее внимания. Улыбчивое лицо Кики безрадостно пошло ямочками.
– Я должна представить вас остальным, – сказала она, все еще держа меня за руку. Она повела меня в гостиную, Мишель шла следом. – Саймона ты знаешь, Жанель тоже, она его сопровождает везде, кроме, как он мне сказал, постели. – Она разговаривала так, чтобы услышали они, а также их собеседник, военно-морской офицер при полном параде. – Это Элли Райх, керамистка. А рядом с Саймоном – капитан Айвен Тул, заявивший самую высокую цену на «Пожизненное предложение».
Айвен повернулся к нам. Его грудь покрывали медали – он двигался будто в кольчуге.
– Вы художник? А вы кто? – спросил он Мишель, глянул на ложбинку между ее грудей и, не обнаружив там ничего занимательного, перевел взгляд на лишенные бретелек выпуклости и изгибы Кики.
– Это Мишель, подружка-арт-критик, – сказала Кики.
– Мы уже встречались, – добавила Мишель.
– Не припомню, не припомню. Моя голова слишком занята в последнее время. Но мне нравится ваша работа, сэр, – обратился он ко мне. – Человеку редко хватает отваги посмотреть в лицо неминуемой смерти. Впрочем, выглядите вы весьма неплохо. Держите хвост пистолетом, вот что я вам скажу.
– Но Джонатон прекрасно…
– Приятно снова тебя встретить, Мишель, – прервал Саймон. – Сколько мы уже не виделись?
– Неделю?
– Нет. Кажется, почти три месяца.
– Я просто…
– Три месяца по меньшей мере, правда, Жанель?
Жанель согласилась, и тем самым они с Мишель нечаянно оказались во взаимном капкане, а меня Кики оставила разговаривать с Айвеном.
– Уверены, что это заслуживает шестизначной суммы? – спросил он.
– Что заслуживает шестизначной суммы?
– Ваше искусство.
– Мне казалось, оно никчемно.
– Бесценно, вы хотите сказать. Потому что шесть цифр – это уйма денег. Пять было моим потолком, но эта милашка Кики все повышала цену – сами знаете, как оно бывает.
– Нет.
– Все имеет цену. Оглянитесь вокруг.
Вряд ли это было сказано буквально, но я все же огляделся. Кики обращалась с искусством так же бесцеремонно, как разговаривала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Я знаю, что оно сделало со мной.
Дай мне поговорить с этой Анастасией, а потом уже все остальное. Самая сильная работа, что я читал, с тех пор как…
Я лучше пойду.
XII
У Кики Веллингтон Макдоналд было с кем поужинать в своем pied-a-terre в Сан-Франциско. Ее муж делал деньги в Фортуне, и, бывая в Сан-Франциско, где Кики в основном и проводила время, когда не летала куда-нибудь на частном самолете, она никогда не ела одна. Калории она полагала досадным побочным эффектом еды, основная цель каковой – показаться умной в разношерстной компании, а вторичное назначение – уравновесить выпивку, которой Кики посвятила большую часть своей печени. Поэтому она, если не выходила в свет, приглашала гостей к себе; ее любимым числом было одиннадцать, оно соответствовало количеству приборов доставшегося ей в наследство старого фамильного серебра с инкрустированными гербами, такими же, как на ее кольце с печаткой. На гербе был представлен обычный набор клинкового оружия, но оно занимало только часть герба: пустое поле зияло под левой перевязью. С очевидной гордостью Кики объясняла гостям, что ее прадед мог претендовать на дворянский титул лишь половиной крови – как и все мужчины в ее жизни, он был ублюдком.
Устав шокировать общество, Кики обратила внимание на мир искусства – то есть неизбежно на Саймона. Он рассказал ей, кого следует приглашать на ужин, она вынудила сделать то же других дилеров, и в ее пентхаусе к югу от Маркета больше бизнеса мешалось с большими развлечениями, нежели в любой галерее города. Тут встречались коллекционеры, художники и диковины от культуры, включая случайных писателей. В прошлый раз я побывал здесь в роли диковины – Кики пригласила меня по предложению Саймона в тот месяц, когда мой первый роман получил благожелательный отзыв в «Алгонкине», а я выиграл какую-то весьма незначительную премию имени писателя, о котором никогда не слышал и чьи произведения так и не смог обнаружить в публичной библиотеке. Мортон Гордон Гулд. Я рассказывал об этом Кики, и как раз это она обо мне вспомнила, когда мы с Мишель приехали в пентхаус переоборудованной часовой башни, служившей Кики городским местом жительства. Конечно, и на этот раз мое имя попало в список приглашенных благодаря Саймону. Когда Кики встречала нас, он и Жанель уже вовсю крутились вокруг других гостей.
– Итак, ты продвинулся, – сказала мне она, – из писателей в художники, и трех лет не прошло. Мои поздравления. Наверняка даже сам Мортон Гордон Гулд такого не достиг. – Она взяла меня за руку. – А вы, должно быть, Мишель, подружка-арт-критик. – Взяв за руку и Мишель, она потащила нас внутрь, как новые трофеи.
– Вы читали Мортона Гордона Гулда? – спросила ее Мишель в полном замешательстве. Этого и следовало ожидать. Все негласные правила, которые она так старательно заучила и так прилежно соблюдала всю взрослую жизнь, совершенно попирались Кики и радостно отвергались теми, кто осторожничал, попав в круг ее богатых знакомых.
– Читала? Я не читаю, боже упаси. Вот мои книги. – Она отпустила руку Мишель и показала на стену позади нас. У Кики были, наверное, тысячи томов – даже она сама не знала точно, – уложенные плашмя, корешками к стене, по всей длине атриума, почти на восемь футов в высоту. Все вместе они напоминали отвесную скалу; страницы – точно обнажившиеся слои породы. По словам Кики, это был ее последний заказ, полностью составленный из книг, что ей рекомендовали, одним художником-инсталлятором, уже известным своими книжно-цементными гостиницами из украденных Гидеоновых библий. Это принесло ему безумную популярность в арт-тусовке, где вещь имела вес, если ее обсуждали хотя бы двое, и Кики не составило особого труда заполучить художника в качестве декоратора. – Естественно, оба твои романа тоже там, – сказала она мне.
Конечно, Мишель была знакома с этим художником – чье имя сегодня забыл не только я – и попыталась воспользоваться всей своей находчивостью, чтобы загладить первое неловкое впечатление, которое оставила, спросив про Мортона Гордона Гулда, вместо того чтобы острить, как прекрасная хозяйка. Мишель повторила то, что, надо думать, когда-то говорил ей я:
– Он использует наши культурные строительные блоки, словно реальные физические объекты, как раз в тот момент, когда наша культура растворяется в эфире, не так ли?
Кики посмотрела на нее с улыбкой, не размыкая губ. Она была так мила. Она сказала:
– Художники – такая дешевая рабочая сила.
Мишель повернулась ко мне:
– Но не кажется ли…
И увидела, что я тоже не обращаю на нее внимания. Улыбчивое лицо Кики безрадостно пошло ямочками.
– Я должна представить вас остальным, – сказала она, все еще держа меня за руку. Она повела меня в гостиную, Мишель шла следом. – Саймона ты знаешь, Жанель тоже, она его сопровождает везде, кроме, как он мне сказал, постели. – Она разговаривала так, чтобы услышали они, а также их собеседник, военно-морской офицер при полном параде. – Это Элли Райх, керамистка. А рядом с Саймоном – капитан Айвен Тул, заявивший самую высокую цену на «Пожизненное предложение».
Айвен повернулся к нам. Его грудь покрывали медали – он двигался будто в кольчуге.
– Вы художник? А вы кто? – спросил он Мишель, глянул на ложбинку между ее грудей и, не обнаружив там ничего занимательного, перевел взгляд на лишенные бретелек выпуклости и изгибы Кики.
– Это Мишель, подружка-арт-критик, – сказала Кики.
– Мы уже встречались, – добавила Мишель.
– Не припомню, не припомню. Моя голова слишком занята в последнее время. Но мне нравится ваша работа, сэр, – обратился он ко мне. – Человеку редко хватает отваги посмотреть в лицо неминуемой смерти. Впрочем, выглядите вы весьма неплохо. Держите хвост пистолетом, вот что я вам скажу.
– Но Джонатон прекрасно…
– Приятно снова тебя встретить, Мишель, – прервал Саймон. – Сколько мы уже не виделись?
– Неделю?
– Нет. Кажется, почти три месяца.
– Я просто…
– Три месяца по меньшей мере, правда, Жанель?
Жанель согласилась, и тем самым они с Мишель нечаянно оказались во взаимном капкане, а меня Кики оставила разговаривать с Айвеном.
– Уверены, что это заслуживает шестизначной суммы? – спросил он.
– Что заслуживает шестизначной суммы?
– Ваше искусство.
– Мне казалось, оно никчемно.
– Бесценно, вы хотите сказать. Потому что шесть цифр – это уйма денег. Пять было моим потолком, но эта милашка Кики все повышала цену – сами знаете, как оно бывает.
– Нет.
– Все имеет цену. Оглянитесь вокруг.
Вряд ли это было сказано буквально, но я все же огляделся. Кики обращалась с искусством так же бесцеремонно, как разговаривала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86