И Мишнер забыл свой гнев и простил своих настоящих родителей, которых так никогда и не видел.
Теперь он смотрел на безжизненное тело человека, научившего его прощать. Его присутствия здесь требовал протокол: один из священников должен быть рядом, чтобы помочь в случае необходимости. Обычно эту функцию выполнял папский церемониймейстер, но сегодня он отсутствовал. И Нгови отправил вместо него Мишнера.
Поднявшись, Мишнер в задумчивости подошел к французскому окну. Монахини уже заканчивали омовение. В спальне появились санитары. Они представляли крупнейшее похоронное бюро Рима и бальзамировали тела всех пап, начиная с Павла VI. Бальзамировщики принесли с собой пять бутылей с розовым раствором, которые сейчас аккуратно выставляли на пол.
К Мишнеру обратился один из них:
– Отец, может, вам лучше подождать в коридоре? Для непривычного человека это процедура не из приятных.
Он послушно вышел в холл, где неожиданно столкнулся с кардиналом Нгови.
– Они там? – спросил тот.
– По итальянским законам перед бальзамированием должно пройти двадцать четыре часа. Вы это знаете. Здесь, правда, территория Ватикана, но мы это уже обсуждали. Итальянские власти заставили бы нас подождать с этой процедурой.
Нгови согласно кивнул:
– Я знаю. Из Рима звонил врач. В крови Якоба обнаружено повышенное содержание снотворного. Это самоубийство, Колин. Вне всякого сомнения. Ни в коем случае нельзя оставлять никаких улик. Врач уже уничтожил образец крови. Он будет молчать.
– А кардиналы?
– Им объявят, что смерть наступила из-за остановки сердца. Так будет указано в свидетельстве о смерти.
Мишнер ясно видел, как напряглось лицо Нгови. Этот человек не любил лгать.
– У нас нет выбора, Колин. Его надо срочно бальзамировать. Мне нет дела до итальянских законов.
Мишнер машинально провел рукой по волосам. День выдался тяжелый, и он еще не закончился.
– Я знал, что его что-то беспокоит, но не думал, что до такой степени. Что он делал, пока меня не было?
– Снова ходил в хранилище. Я слышал, что вместе с Валендреа.
– Я знаю.
Он рассказал Нгови, что слышал от Климента.
– Он показывал ему письмо отца Тибора. Но не сказал, что в нем.
Еще он рассказал Нгови об отце Тиборе и о реакции Папы на известие о смерти болгарина. Нгови покачал головой:
– Не так должно было закончиться его правление.
– Надо сохранить добрую память о нем.
– Мы сможем это осуществить. И даже Валендреа в этом деле с нами заодно.
Нгови указал на дверь:
– Думаю, никто не станет возражать против такого поспешного бальзамирования тела. Правду знают лишь четверо, и даже если один из нас решит выдать тайну, то все равно скоро не останется никаких доказательств. Но вряд ли кто-то решится. Доктор обязан хранить врачебную тайну, мы с вами слишком любили Климента, а у Валендреа имеются, как известно, собственные интересы. Так что тайне ничто не угрожает.
Дверь спальни открылась, показался один из санитаров.
– Мы почти закончили.
– Вы сожжете его внутренности? – уточнил Нгови.
– Мы так всегда делаем. Для нашей компании большая честь служить Святому престолу. Можете на нас положиться.
Нгови поблагодарил санитара, и тот вернулся в спальню.
– Что теперь? – спросил Мишнер.
– Из Рима доставили папское облачение. Мы сами оденем его для погребения.
Мишнеру было понятно значение этой детали, и он сказал:
– Думаю, ему бы это понравилось.
* * *
Процессия медленно двигалась сквозь дождь к Ватикану. На дорогу от Кастель-Гандольфо длиной восемнадцать миль ушел почти час. Вдоль всего пути стояли стеной тысячи скорбящих верующих.
Мишнер вместе с Нгови ехал в третьей машине. Процессию возглавлял катафалк, где покоилось тело Климента, одетое в мантию и митру и освещенное, чтобы все могли видеть его. Сейчас, ближе к шести вечера, в Риме создавалось впечатление, что на улицы вышло все население города. Полиция с трудом освобождала дорогу для машин.
Площадь Святого Петра заполнилась народом. Посреди моря зонтов оставалась лишь оцепленная полицейскими узкая дорожка, ведущая от колоннады к базилике. Из толпы тут и там раздавались плач и рыдания. Многие бросали на капот цветы. Цветов было так много, что иной раз водителю было трудно следить за дорогой.
Колокольная арка отделила процессию от толпы. Въехав на площадь Святых великомучеников, кортеж обогнул ризницу Святого Петра и направился к заднему входу в базилику. Здесь, за высокими стенами, можно было подготовить тело Климента для трехдневной церемонии прощания.
Мелкий дождь обволакивал сады Ватикана загадочным туманом. Уличные огни рисовали размытые образы, похожие на те, что создают лучи солнца, пробиваясь сквозь густые облака.
Мишнер пытался представить себе, что происходит в зданиях вокруг него. В мастерских sampietrini – ризницы базилики Святого Петра – делают тройной гроб: внутренняя часть из бронзы, вторая из кедра, а третья, внешняя, – из кипариса. Внутри собора Святого Петра уже установили помост, и он мрачно стоит в ожидании гроба, а рядом с ним горит одинокая свеча.
Когда проезжали по площади, Мишнер заметил, что телеоператоры устанавливают на балюстрадах камеры, торопясь занять самые удачные места среди ста шестидесяти двух статуй, украшающих колоннады. Пресс-службе Ватикана приходится выдерживать настоящую осаду.
Во время похорон прежнего Папы Мишнер работал в пресс-службе и сейчас мог легко представить себе тысячи телефонных звонков, на которые им придется ответить в эти несколько дней. Скоро начнут прибывать высокопоставленные лица из разных стран мира. К ним придется прикомандировывать легатов для сопровождения. Святой престол гордится своим строгим дипломатическим протоколом – даже на фоне безмерной скорби. Задача обеспечить соблюдение всех формальностей возложена на кардинала, сидящего рядом с Мишнером.
Машины остановились одна за другой, кардиналы – на всех черные сутаны и алые пояса – начали собираться у катафалка. Священники держали над головами князей церкви зонты. У входа в базилику в почетном карауле стоял швейцарский гвардеец в парадной униформе. Все эти дни они будут рядом с Климентом. Четверо гвардейцев, неся на плечах носилки, торжественным строем двинулись к катафалку. Папский церемониймейстер – пухлый бородатый священник из Голландии, – выступив вперед, сказал:
– Помост для гроба.
Нгови кивнул.
Церемониймейстер приблизился к катафалку и помог рабочим снять тело Климента. Когда тело уложили на носилки и установили рядом митру, голландец отстранил рабочих. Он сам тщательно расправил одеяния Папы, аккуратно разглаживая каждую складку. Двое священников держали над телом зонты.
Вперед выступил еще один молодой священник с паллием в руках – узкая лента белой шерсти, украшенная шестью пурпурными крестами, символизирующими полноту и величие понтификата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Теперь он смотрел на безжизненное тело человека, научившего его прощать. Его присутствия здесь требовал протокол: один из священников должен быть рядом, чтобы помочь в случае необходимости. Обычно эту функцию выполнял папский церемониймейстер, но сегодня он отсутствовал. И Нгови отправил вместо него Мишнера.
Поднявшись, Мишнер в задумчивости подошел к французскому окну. Монахини уже заканчивали омовение. В спальне появились санитары. Они представляли крупнейшее похоронное бюро Рима и бальзамировали тела всех пап, начиная с Павла VI. Бальзамировщики принесли с собой пять бутылей с розовым раствором, которые сейчас аккуратно выставляли на пол.
К Мишнеру обратился один из них:
– Отец, может, вам лучше подождать в коридоре? Для непривычного человека это процедура не из приятных.
Он послушно вышел в холл, где неожиданно столкнулся с кардиналом Нгови.
– Они там? – спросил тот.
– По итальянским законам перед бальзамированием должно пройти двадцать четыре часа. Вы это знаете. Здесь, правда, территория Ватикана, но мы это уже обсуждали. Итальянские власти заставили бы нас подождать с этой процедурой.
Нгови согласно кивнул:
– Я знаю. Из Рима звонил врач. В крови Якоба обнаружено повышенное содержание снотворного. Это самоубийство, Колин. Вне всякого сомнения. Ни в коем случае нельзя оставлять никаких улик. Врач уже уничтожил образец крови. Он будет молчать.
– А кардиналы?
– Им объявят, что смерть наступила из-за остановки сердца. Так будет указано в свидетельстве о смерти.
Мишнер ясно видел, как напряглось лицо Нгови. Этот человек не любил лгать.
– У нас нет выбора, Колин. Его надо срочно бальзамировать. Мне нет дела до итальянских законов.
Мишнер машинально провел рукой по волосам. День выдался тяжелый, и он еще не закончился.
– Я знал, что его что-то беспокоит, но не думал, что до такой степени. Что он делал, пока меня не было?
– Снова ходил в хранилище. Я слышал, что вместе с Валендреа.
– Я знаю.
Он рассказал Нгови, что слышал от Климента.
– Он показывал ему письмо отца Тибора. Но не сказал, что в нем.
Еще он рассказал Нгови об отце Тиборе и о реакции Папы на известие о смерти болгарина. Нгови покачал головой:
– Не так должно было закончиться его правление.
– Надо сохранить добрую память о нем.
– Мы сможем это осуществить. И даже Валендреа в этом деле с нами заодно.
Нгови указал на дверь:
– Думаю, никто не станет возражать против такого поспешного бальзамирования тела. Правду знают лишь четверо, и даже если один из нас решит выдать тайну, то все равно скоро не останется никаких доказательств. Но вряд ли кто-то решится. Доктор обязан хранить врачебную тайну, мы с вами слишком любили Климента, а у Валендреа имеются, как известно, собственные интересы. Так что тайне ничто не угрожает.
Дверь спальни открылась, показался один из санитаров.
– Мы почти закончили.
– Вы сожжете его внутренности? – уточнил Нгови.
– Мы так всегда делаем. Для нашей компании большая честь служить Святому престолу. Можете на нас положиться.
Нгови поблагодарил санитара, и тот вернулся в спальню.
– Что теперь? – спросил Мишнер.
– Из Рима доставили папское облачение. Мы сами оденем его для погребения.
Мишнеру было понятно значение этой детали, и он сказал:
– Думаю, ему бы это понравилось.
* * *
Процессия медленно двигалась сквозь дождь к Ватикану. На дорогу от Кастель-Гандольфо длиной восемнадцать миль ушел почти час. Вдоль всего пути стояли стеной тысячи скорбящих верующих.
Мишнер вместе с Нгови ехал в третьей машине. Процессию возглавлял катафалк, где покоилось тело Климента, одетое в мантию и митру и освещенное, чтобы все могли видеть его. Сейчас, ближе к шести вечера, в Риме создавалось впечатление, что на улицы вышло все население города. Полиция с трудом освобождала дорогу для машин.
Площадь Святого Петра заполнилась народом. Посреди моря зонтов оставалась лишь оцепленная полицейскими узкая дорожка, ведущая от колоннады к базилике. Из толпы тут и там раздавались плач и рыдания. Многие бросали на капот цветы. Цветов было так много, что иной раз водителю было трудно следить за дорогой.
Колокольная арка отделила процессию от толпы. Въехав на площадь Святых великомучеников, кортеж обогнул ризницу Святого Петра и направился к заднему входу в базилику. Здесь, за высокими стенами, можно было подготовить тело Климента для трехдневной церемонии прощания.
Мелкий дождь обволакивал сады Ватикана загадочным туманом. Уличные огни рисовали размытые образы, похожие на те, что создают лучи солнца, пробиваясь сквозь густые облака.
Мишнер пытался представить себе, что происходит в зданиях вокруг него. В мастерских sampietrini – ризницы базилики Святого Петра – делают тройной гроб: внутренняя часть из бронзы, вторая из кедра, а третья, внешняя, – из кипариса. Внутри собора Святого Петра уже установили помост, и он мрачно стоит в ожидании гроба, а рядом с ним горит одинокая свеча.
Когда проезжали по площади, Мишнер заметил, что телеоператоры устанавливают на балюстрадах камеры, торопясь занять самые удачные места среди ста шестидесяти двух статуй, украшающих колоннады. Пресс-службе Ватикана приходится выдерживать настоящую осаду.
Во время похорон прежнего Папы Мишнер работал в пресс-службе и сейчас мог легко представить себе тысячи телефонных звонков, на которые им придется ответить в эти несколько дней. Скоро начнут прибывать высокопоставленные лица из разных стран мира. К ним придется прикомандировывать легатов для сопровождения. Святой престол гордится своим строгим дипломатическим протоколом – даже на фоне безмерной скорби. Задача обеспечить соблюдение всех формальностей возложена на кардинала, сидящего рядом с Мишнером.
Машины остановились одна за другой, кардиналы – на всех черные сутаны и алые пояса – начали собираться у катафалка. Священники держали над головами князей церкви зонты. У входа в базилику в почетном карауле стоял швейцарский гвардеец в парадной униформе. Все эти дни они будут рядом с Климентом. Четверо гвардейцев, неся на плечах носилки, торжественным строем двинулись к катафалку. Папский церемониймейстер – пухлый бородатый священник из Голландии, – выступив вперед, сказал:
– Помост для гроба.
Нгови кивнул.
Церемониймейстер приблизился к катафалку и помог рабочим снять тело Климента. Когда тело уложили на носилки и установили рядом митру, голландец отстранил рабочих. Он сам тщательно расправил одеяния Папы, аккуратно разглаживая каждую складку. Двое священников держали над телом зонты.
Вперед выступил еще один молодой священник с паллием в руках – узкая лента белой шерсти, украшенная шестью пурпурными крестами, символизирующими полноту и величие понтификата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95