Несколько более современная автоматическая пружина закрыла ее за ним.
В глубине подъезда виднелся какой-то просвет, несмотря на полное отсутствие окон. Лестница обвивала позеленевшее от плесени деревянное сооружение. Похоже было, что некогда здесь намеревались установить лифт, но прервали работы, даже не застелив снова крышу над лестничной клеткой и не убрав лесов. На темном квадрате земли, открытом дождю и снегу, рос кустик бледной крапивы. Сырость уже развернула свою разрушительную деятельность, и штукатурка местами совсем осыпалась.
Оке невольно вспомнил подозрительных типов, которые встретились ему около холостяцкой гостиницы, и старался угадать, что же он увидит здесь.
– А, вы уже принесли продукты! Заходите!
Просто, но со вкусом одетая женщина приняла у него корзину, пока он разглядывал уютную, обставленную хорошей мебелью квартиру.
– Вот и вам за услугу, – сказала она и протянула ему какую-то мелочь.
Вечером он принес картошку и копченую колбасу в семью портового рабочего с четырьмя детьми. Уже в коридоре его встретил запах стирки и мокрых пеленок. Обстановка в комнатах была бедная и ветхая, но здесь он получил целых двадцать пять эре. Вопреки его опасениям, оказывалось, что население Старого города дружелюбнее и щедрее, чем жители других районов Стокгольма.
Эхо разносило над крышами то затихавший, то усиливавшийся бой курантов немецкой кирки. Погас свет и в табачной лавке, которая закрывалась последней. Оке успел спрятать свой чемодан в мусоре, заполнившем до половины глубокий подвал под магазином, и стоял теперь в нерешительности перед телефоном-автоматом, сунув руки в карманы.
Решиться – позвонить Карин? Но если она назначит ему свидание в кондитерской или захочет пойти в кино, он не будет знать, что ей ответить…
Послышались четкие шаги двух полицейских, приближавшихся по улице Трбнгсюнд. Подсознательная неприязнь бездомного в отношении блюстителей порядка заставила Оке шмыгнуть в Сульгрэнд, чтобы затем выйти на Вестерлонггатан. Но там ему встретился новый патруль. Оке решил, что назревает что-то необычное, и стал выжидательно на углу Игнациигрэнд. Покосившиеся стены домов наклонились, казалось, еще ближе друг к другу в темноте. Деревянные ставни в первых этажах, низкие подъезды, железные решетки перед подвальными окошечками и в самом деле производили мрачное впечатление, однако нигде не было видно ни спекулирующих водкой, ни уличных женщин. Оке убедился, что все соседние переулки так же пустынны и в них царит та же провинциальная тишина; слегка разочарованный тем, что не оправдались его ожидания, он зашел в первое попавшееся кафе.
Здесь закрывали уже в десять, и Оке понял, что сделал глупость. В «Красной комнате» он смог бы просидеть за полночь.
На улице стало прохладнее, и он вдруг как-то сразу ощутил сильную усталость от дневной работы и долгого слоняния. Совершенно механически он зашагал в сторону моста Риксбрун и опомнился, когда уже прошел довольно большую часть Дроттнинггатан.
– Простите, у вас нет спичек? – спросил его элегантного вида пожилой господин.
– К сожалению, нет – я не курю.
– В самом деле? Это теперь редкое явление среди молодежи.
Он зажал сигару в тонких губах и вытащил зажигалку. В свете ее огня мелькнуло широкое золотое кольцо.
– Мне просто захотелось поболтать, – сказал он с улыбкой и поглядел с видом ломбардщика на изношенный пиджак Оке.
– Безработный?
– Нет… почему?
– Так, мне показалось. Платят плохо?
– Да, похвастаться нечем, – согласился Оке.
Господин подвинулся поближе и мягко положил ему руку на плечо. Было что-то неприятное в этом доверительном прикосновении.
– Может быть, я смогу предложить вам что-нибудь получше. Поедем ко мне и там за рюмкой вина или коньяка переговорим. Вам явно надо немножко согреться.
Вот оно что – новый благодетель сыскался! Оке хмуро отказался и поспешил свернуть за угол. Господин остался стоять на месте. Оке решил выступить в роли сыщика и стал следить за ним из подворотни. Маневр с сигарой повторился несколько раз без результата, пока в конце концов приглашение не было принято бледным долговязым юнцом. Оке проследовал за ними на некотором расстоянии до Тегельбаккен. Там они подозвали такси и уехали.
На трамвайной станции Оке нашел уголок, где можно было рассчитывать на несколько часов беспокойного сна. На стене над скамьей какая-то фирма, торгующая строительными участками, развесила идиллические фотографии, которые рекламировали новый дачный поселок и призывали Оке и других бездомных, приютившихся здесь, стать индивидуальными застройщиками…
VI
Оке сидел съежившись на ступеньках какого-то подъезда на Норртюлльсгатан и мерз. Он хотел было выйти за черту города и разыскать какой-нибудь сеновал или скирду в поле, но потом представил себе долгий обратный путь и передумал. Закрывая глаза, он видел перед собой одни сплошные лестницы – крутые и отлогие, с истертыми ступенями, узкие и широкие, перила с решетками из чугунного литья и простые, деревянные.
Он прислонился поудобнее к двери и вдруг почувствовал, что она подается. Дверь на чердак тоже оказалась незапертой. Оке стал пробираться на ощупь. Выключателя ему найти не удалось, но глаза скоро привыкли к темноте, и он разглядел несколько старых мешков.
Наконец-то можно снять ботинки и вытянуть затекшие ноги! Оке натянул на голову пиджак и улегся на грубой, пропахшей картофелем мешковине. Пол был выложен неровными кирпичами, неплотно прилегающими друг к другу. Они казались с каждой минутой все тверже и острее, заставляя его поворачиваться с боку на бок, так что в конце концов разболелось все тело.
Наконец он забылся и увидел во сне, что лежит голый на каменистом пляже. С моря дул пронизывающий ветер, тревожно кричали чайки.
Когда Оке проснулся, сквозь чердачное окошечко просачивался серый свет. Очевидно, еще только рассветало. Он встал, стуча зубами. Чердак был вовсе не таким уж обширным, каким показался ночью, и он ругал себя за то, что не осмотрелся получше сразу – в глубине чердака виднелся диван. Правда, сквозь большие дыры в обивке проглядывала вата, но Оке казалось, что он никогда еще не видел более уютного ложа. На диване лежало и одеяло – рваное и грязное, но все же теплое ватное одеяло.
Он сделал несколько шагов по направлению к дивану.
Потом замер на месте и уставился на тряпки. Что это – ему почудилось или они в самом деле шевелятся? Он затаил дыхание и прислушался. Ерунда, ведь это всего только старое, истрепанное одеяло…
Он как раз собрался приподнять его, как вдруг послышалось какое-то сопенье. Из-под одеяла вынырнула лохматая голова, и несколько секунд Оке смотрел прямо в чьи-то удивленные сонные глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
В глубине подъезда виднелся какой-то просвет, несмотря на полное отсутствие окон. Лестница обвивала позеленевшее от плесени деревянное сооружение. Похоже было, что некогда здесь намеревались установить лифт, но прервали работы, даже не застелив снова крышу над лестничной клеткой и не убрав лесов. На темном квадрате земли, открытом дождю и снегу, рос кустик бледной крапивы. Сырость уже развернула свою разрушительную деятельность, и штукатурка местами совсем осыпалась.
Оке невольно вспомнил подозрительных типов, которые встретились ему около холостяцкой гостиницы, и старался угадать, что же он увидит здесь.
– А, вы уже принесли продукты! Заходите!
Просто, но со вкусом одетая женщина приняла у него корзину, пока он разглядывал уютную, обставленную хорошей мебелью квартиру.
– Вот и вам за услугу, – сказала она и протянула ему какую-то мелочь.
Вечером он принес картошку и копченую колбасу в семью портового рабочего с четырьмя детьми. Уже в коридоре его встретил запах стирки и мокрых пеленок. Обстановка в комнатах была бедная и ветхая, но здесь он получил целых двадцать пять эре. Вопреки его опасениям, оказывалось, что население Старого города дружелюбнее и щедрее, чем жители других районов Стокгольма.
Эхо разносило над крышами то затихавший, то усиливавшийся бой курантов немецкой кирки. Погас свет и в табачной лавке, которая закрывалась последней. Оке успел спрятать свой чемодан в мусоре, заполнившем до половины глубокий подвал под магазином, и стоял теперь в нерешительности перед телефоном-автоматом, сунув руки в карманы.
Решиться – позвонить Карин? Но если она назначит ему свидание в кондитерской или захочет пойти в кино, он не будет знать, что ей ответить…
Послышались четкие шаги двух полицейских, приближавшихся по улице Трбнгсюнд. Подсознательная неприязнь бездомного в отношении блюстителей порядка заставила Оке шмыгнуть в Сульгрэнд, чтобы затем выйти на Вестерлонггатан. Но там ему встретился новый патруль. Оке решил, что назревает что-то необычное, и стал выжидательно на углу Игнациигрэнд. Покосившиеся стены домов наклонились, казалось, еще ближе друг к другу в темноте. Деревянные ставни в первых этажах, низкие подъезды, железные решетки перед подвальными окошечками и в самом деле производили мрачное впечатление, однако нигде не было видно ни спекулирующих водкой, ни уличных женщин. Оке убедился, что все соседние переулки так же пустынны и в них царит та же провинциальная тишина; слегка разочарованный тем, что не оправдались его ожидания, он зашел в первое попавшееся кафе.
Здесь закрывали уже в десять, и Оке понял, что сделал глупость. В «Красной комнате» он смог бы просидеть за полночь.
На улице стало прохладнее, и он вдруг как-то сразу ощутил сильную усталость от дневной работы и долгого слоняния. Совершенно механически он зашагал в сторону моста Риксбрун и опомнился, когда уже прошел довольно большую часть Дроттнинггатан.
– Простите, у вас нет спичек? – спросил его элегантного вида пожилой господин.
– К сожалению, нет – я не курю.
– В самом деле? Это теперь редкое явление среди молодежи.
Он зажал сигару в тонких губах и вытащил зажигалку. В свете ее огня мелькнуло широкое золотое кольцо.
– Мне просто захотелось поболтать, – сказал он с улыбкой и поглядел с видом ломбардщика на изношенный пиджак Оке.
– Безработный?
– Нет… почему?
– Так, мне показалось. Платят плохо?
– Да, похвастаться нечем, – согласился Оке.
Господин подвинулся поближе и мягко положил ему руку на плечо. Было что-то неприятное в этом доверительном прикосновении.
– Может быть, я смогу предложить вам что-нибудь получше. Поедем ко мне и там за рюмкой вина или коньяка переговорим. Вам явно надо немножко согреться.
Вот оно что – новый благодетель сыскался! Оке хмуро отказался и поспешил свернуть за угол. Господин остался стоять на месте. Оке решил выступить в роли сыщика и стал следить за ним из подворотни. Маневр с сигарой повторился несколько раз без результата, пока в конце концов приглашение не было принято бледным долговязым юнцом. Оке проследовал за ними на некотором расстоянии до Тегельбаккен. Там они подозвали такси и уехали.
На трамвайной станции Оке нашел уголок, где можно было рассчитывать на несколько часов беспокойного сна. На стене над скамьей какая-то фирма, торгующая строительными участками, развесила идиллические фотографии, которые рекламировали новый дачный поселок и призывали Оке и других бездомных, приютившихся здесь, стать индивидуальными застройщиками…
VI
Оке сидел съежившись на ступеньках какого-то подъезда на Норртюлльсгатан и мерз. Он хотел было выйти за черту города и разыскать какой-нибудь сеновал или скирду в поле, но потом представил себе долгий обратный путь и передумал. Закрывая глаза, он видел перед собой одни сплошные лестницы – крутые и отлогие, с истертыми ступенями, узкие и широкие, перила с решетками из чугунного литья и простые, деревянные.
Он прислонился поудобнее к двери и вдруг почувствовал, что она подается. Дверь на чердак тоже оказалась незапертой. Оке стал пробираться на ощупь. Выключателя ему найти не удалось, но глаза скоро привыкли к темноте, и он разглядел несколько старых мешков.
Наконец-то можно снять ботинки и вытянуть затекшие ноги! Оке натянул на голову пиджак и улегся на грубой, пропахшей картофелем мешковине. Пол был выложен неровными кирпичами, неплотно прилегающими друг к другу. Они казались с каждой минутой все тверже и острее, заставляя его поворачиваться с боку на бок, так что в конце концов разболелось все тело.
Наконец он забылся и увидел во сне, что лежит голый на каменистом пляже. С моря дул пронизывающий ветер, тревожно кричали чайки.
Когда Оке проснулся, сквозь чердачное окошечко просачивался серый свет. Очевидно, еще только рассветало. Он встал, стуча зубами. Чердак был вовсе не таким уж обширным, каким показался ночью, и он ругал себя за то, что не осмотрелся получше сразу – в глубине чердака виднелся диван. Правда, сквозь большие дыры в обивке проглядывала вата, но Оке казалось, что он никогда еще не видел более уютного ложа. На диване лежало и одеяло – рваное и грязное, но все же теплое ватное одеяло.
Он сделал несколько шагов по направлению к дивану.
Потом замер на месте и уставился на тряпки. Что это – ему почудилось или они в самом деле шевелятся? Он затаил дыхание и прислушался. Ерунда, ведь это всего только старое, истрепанное одеяло…
Он как раз собрался приподнять его, как вдруг послышалось какое-то сопенье. Из-под одеяла вынырнула лохматая голова, и несколько секунд Оке смотрел прямо в чьи-то удивленные сонные глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81