– Простите, так вам надо «Троймерай»?
Он поспешил схватить кипу нот с непонятными названиями. Что это за «Троймерай» и как оно пишется?
– Здесь у вас, похоже, одни французские песенки! – Покупатель взял у него ноты и стал сам просматривать их.
– Где господин Хольм? – спросил он нетерпеливо.
– Он ушел завтракать.
– Что ж, тогда мне, очевидно, придется обратиться в другую лавку.
Светло-серый господин безнадежно пожал плечами.
Оке снова остался в одиночестве, но не успел еще как следует обдумать свой провал в области коммерции, как дверь опять открылась. Вошли два гимназиста и небрежно разложили на прилавке пять учебников:
– Сколько вы дадите за эти?
Оке окинул товар критическим взором и потихоньку заглянул туда, где стояла первоначальная цена. Кажется, есть возможность совершить выгодную сделку и укрепить пошатнувшуюся веру в свои способности! Однако после того как Иосиф забрал большую часть того, что ему причиталось, в железном ларчике оставалось всего около полутора крон мелочью…
– Видите ли, у нас их скопилось так много, что я не знаю…
– Но вы же раньше всегда принимали учебники, – настаивал один из юнцов.
– Ну что ж, эта немецкая грамматика хорошо сохранилась. Мы можем дать за нее семьдесят пять эре, – сказал Оке, думая про себя, что совершает подлинный грабеж.
– Только-то?
Гимназисты изобразили разочарование, но согласились. Они как раз собрали остальные книги и двинулись к выходу, когда вернулся Хольм.
– А эти что тут делали?
– Предлагали подержанные учебники. Я взял вот этот за семьдесят пять эре.

Хольм бегло взглянул на книгу.
– Это устарелое издание, его никто не купит. На будущее предоставьте мне совершать закупки! – произнес он язвительно.
Оке проглотил выговор и побрел в конторку. Там стояла пишущая машинка, напоминая, что ему не хватает еще одного таланта в сравнении с Иосифом. Хольм вошел следом и начал обстоятельно и велеречиво разъяснять, как следует обращаться с теми, кто покупает и продает книги.
– Прежде всего ты должен хорошо ориентироваться, что у нас есть и чего нет. Книги расставлены по алфавиту, по авторам. Начинай изучение отсюда, потом переходи в коридор.
Оке пошел за лестницей, чтобы начать с самых верхних полок. Когда он наконец взобрался на нее, Хольм вдруг обратил внимание на печальное состояние его измятого и запыленного костюма.
– Ты должен выглядеть более представительно. Сходи купи себе пару спортивных брюк. Это практично и производит аккуратное впечатление.
Оке был очень доволен тем, что его коммерческая практика переносится в другую область, однако не испытал никакой чрезмерной благодарности: Хольм вручил ему примерно такую же сумму, какую Оке затратил на проезд из дома, а между ними было условлено еще заранее, что Хольм оплатит дорогу.
III
Холодный дождь стекал по водосточным трубам, смывал с тротуаров грязь и старые автобусные билеты, барабанил по стеклам витрин.
– Получите, пожалуйста, без сдачи!
Хольм протянул с поклоном завернутую книгу – первую, проданную после ленча. Мелочь упала в железный ларчик с тем же печальным звоном, какой производили дождевые капли, разбиваясь о крыши. Дневная выручка неизменно оказывалась угрожающе скудной, хотя книжный сезон был в разгаре.
Оке сидел в комнатушке в глубине магазина и подбрасывал топливо в камин. Уголь кончился, а тонкие доски от ящиков горели, как солома. Наличного запаса было явно недостаточно, чтобы прогнать сырость из помещения.
Тяжелые тучи накрыли задний двор серой крышкой. Где-то высоко на кирпичном карнизе дребезжал ржавый флюгер. Оке почувствовал себя загнанным в безысходный тупик. В чем состоит вся его нынешняя жизнь? Тупое ожидание конца рабочего дня, назойливое, сосущее чувство голода и возрастающее сомнение, что из него может что-нибудь выйти…
Внизу у стены приютился небольшой склад. Двери его были обиты длинными, выкованными вручную полосами, которые появились на свет еще тогда, когда Стокгольм не успел превратиться из купеческо-ремесленного в индустриальный город. В той части склада, которой располагал Хольм, хранились ящики, рулоны упаковочной бума-ги и кипы старых газет. На полу среди щепок и стружек лежал топор с зазубренным лезвием, насаженный на топорище, которое забраковал Зы самый невзыскательный дровосек. Вместо чурбана для колки дров служил порог.
В порыве внезапного ожесточения Оке с такой силой рубанул по дощечке, что топор засел глубоко в полу. И все-то тут не как следует!
– Какой молодец!
Из своего дровяного сарая вышла Хильда и с интересом стала наблюдать за его работой.
Голос Хильды звучал вкрадчиво, совсем, как у ее обожаемых проповедниц с рынка, и Оке взглянул на нее с удивлением.
– Какой молодец! – повторила она, но на этот раз уже с явным ехидством. – Давай руби весь дом, раз уж начал! Смотришь, домохозяину не придется тратиться на снос. Вот небось обрадуется, если я расскажу ему!
Оке выдернул топор. Его так и подмывало вырвать у Хильды трость и изрубить ее на мелкие кусочки. Тогда у старухи, во всяком случае, будет действительное основание жаловаться и не придется так настойчиво искать, к чему придраться. Однако мстительные планы остались неосуществленными; вместо этого он повернул топор и разбил дощечку обухом.
Когда Оке вернулся в магазин, Хольм по-прежнему стоял за прилавком и смотрел в раздумье на улицу. Чем-то заняты его мысли? Унылым ожиданием банкротства или мечтами о большом, шикарном магазине с неоновой рекламой в строящемся напротив здании?
С улицы доносился звонкий голос:
– Ап-пельсины, сладкие, сочные ап-пельсины!
Разносчик с лотком приютился под самыми лесами. Грязь от стройки размокла вокруг него, словно проселочная дорога, и прохожие бежали мимо под проливным дождем, не останавливаясь. Оке стал механически разглядывать внешность продавца. Из-под помятого козырька старой кепки свисал сальный чуб, пальто лоснилось от длительной носки, но молодое исхудалое лицо и вся фигура парня выражали гордый вызов.
Может быть, стоило выйти на улицу и кричать с еще большим вызовом: «Покупайте книги! Дешевые книги в прекрасном переплете!»
Апельсины или книги, бюстгальтеры или вакса – какая разница? Главное, что это все товар – товар, который нужно рекламировать самым настойчивым образом, чтобы только сбыть.
В отношении Оке к книгам произошла большая перемена, которая сильно печалила его самого, а главное, еще более подрывала уверенность в себе. Раньше они были для него чем-то труднодоступным и прекрасным, тая в себе волнующий аромат неизведанного и радость познания. Теперь же он обращался с ними, как с кирпичами; но хуже всего было то, что он скоро уже будет не в состоянии прочесть серьезную книгу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81