– Я кое-чего поднакопил за последние годы, а все цементные работы могу сам сделать. Впрочем, может случиться, что у меня появится настоящее состояние, – произнес он доверительно.
– Это как же?
– Есть у меня там хороший друг. Он из Смоланда. Мы выехали из Гётеборга одновременно. Ну вот, мы с ним вложили каждый по две тысячи долларов в земельный участок на окраине Чикаго. Город расширяется как раз в ту сторону, и через несколько лет цена на наш участок может вырасти раз в десять.
* * *
На пустынном берегу за Биркегарда сгрудилось, словно стайка продрогших воробьев, несколько сарайчиков. Около них вливался в море ручеек желтоватой болотной воды. Корюшки и мальки испуганно забились о ноги Бенгта и Оке, когда мальчики пошли вброд через устье ручья.
Между крутыми утесами тянулись груды булыжника – тяжелые, каменные волны, мрачно-серые рядом с зеленью кустов, но ослепительно белые или чуть отливающие голубизной внизу у воды.
Оке снова надел тапочки. Ноги болели, в правой пятке засела колючка от репейника. Хорошо будет окунуть их в прохладную морскую воду! Над берегом дрожало густое марево, было очень утомительно ходить по горячему камню.
– Здесь не меньше тридцати саженей до дна, – сообщил Бенгт и швырнул в море плоский камень.
Камень стал тонуть, петляя, словно сорвавшийся с дерева осенний лист, и исчез в темной бездне.
Оке удивился, увидев на берегу нагромождение ржавого железного лома.
– Это от «Юлиуса» – он затонул здесь недалеко и потянул за собой на дно три баржи с известкой, которые вел на буксире, – объяснил Бенгт. Он знал все о судах и крушениях и мог сколько угодно бродить по берегу – не то что Оке.
Около Нурингехюк торчали из воды причудливые каменные столбы. Некоторые напоминали остатки затопленных домов, другие можно было принять за громадного водяного или же за разъяренного тюленя, который приподнялся с рычанием на ластах, да так и окаменел. Прихотливо извивающуюся колонну увенчивала здоровенная глыба, разрисованная полосами птичьего помета. Здесь любили отдыхать чайки. Казалось, им ничего не стоит раскачать глыбу ударами своих мощных клювов и сбросить ее вниз, однако она тысячелетиями лежала нерушимо на каменном столбе.

Низенькие, то и дело исчезавшие под волнами горбы мраморно-розового известняка светились в зеленой воде, точно драгоценные камни.
Оке хотелось пить, нога болела до тошноты, но Бенгт весело карабкался впереди него, пристально разглядывая каменистый берег. Часто лишь несколько соломинок или перышек говорило о том, что здесь гнездо; пестрые яички чаек легко было прозевать.
– Когда минуем столбы, ты что-то увидишь, – произнес загадочно Бенгт.
– А что? – воскликнул Оке нетерпеливо.
Но Бенгт только рассмеялся дразнящим смехом.
– Вот она! – воскликнул он взволнованно, когда они обогнули скалистый мыс.
Далеко от воды, куда не доходил коварный прибой, стояла на берегу шхуна со сломанными мачтами. Часть палубы была разобрана и унесена. Вся шхуна стояла на виду, от киля до самого борта, и нос ее казался необычно высоким. Крики морских птиц звучали здесь особенно резко и зловеще, пустынность берега усиливала чувство тоски, а черная дыра в палубе неудержимо притягивала к себе взор, вызывая такое же тревожное чувство, как вид бесконечного морского простора. Сломанные дубовые доски пахли дегтем и просмоленной древесиной.
Бенгт хотел было забраться в каюту, однако нерешительность Оке заразила его, и он отказался от этого подвига. Выброшенное на берег разбитое судно было все равно что мертвый человек. Тени прошлого повисли над ним невидимым траурным флёром, до которого нельзя было дотрагиваться неосторожными руками.
Обратно друзья шли очень медленно. Последнюю часть пути Оке преодолел, хромая и припрыгивая на одной ноге, время от времени опираясь на Бенгта. Бабушка в ужас пришла, когда увидела, какой нарыв вздулся у него на побагровевшей пятке, и поспешила закатать штанину до колена.
– Заражения нет, слава богу! Тогда я как-нибудь сама справлюсь, без доктора.
Уездный врач жил в городе, в пятидесяти километрах от Мурет, а в переполненную больницу в Висбю обращались лишь в тех случаях, когда речь шла о жизни и смерти.
Бабушка сварила ржаной кисель с уксусом, приложила к пятке, обмотала сверху теплым платком, чтобы нарыв «созрел», и велела Оке лежать в постели, подложив под больную ногу большую подушку. Однако нарыв упорно не поддавался ни компрессам, ни мазям.
День за днем проводил Оке в постели, слушая стук молотков на новостройке. Один молоток постукивал особенно рьяно. Он находился в руках Ивара – веселого, добродушного плотника со светлыми, как лен, и курчавящимися, как стружка, волосами.
Дядя Хильдинг, в измазанном, пахнущем известкой комбинезоне, то и дело заходил попить.
– Этот парень работает прямо в американском темпе, хотя всю свою жизнь провел здесь, на острове! – восхищался он.
Дух большого города с его кипучей жизнью еще не выветрился из дяди Хильдинга, хотя он и объявил, вернувшись, что намерен теперь отдохнуть после тяжелых лет за морем, разве что на охоту сходит или съездит на рыбалку, – одним словом, будет жить в свое удовольствие. На деле же, по мере того как на исчерченной автомобильными следами полянке перед фундаментом росли горы мешков с цементом, рогож, досок и ящиков с гвоздями, им овладевало все большее возбуждение.
Бабушка всегда была занята каким-нибудь делом; теперь же она хлопотала больше, чем когда-либо. Под вечер она оказывалась совершенно измотанной своими многочисленными обязанностями.
– Напрасно вы взялись готовить обед рабочим, – говорил дядя Хильдинг.
– Не могут же они жить всухомятку! – отмахивалась бабушка.
Обреченный на безделье, Оке чувствовал себя совершенно беспомощным. Кровь гулко стучала в опухшей ноге, мерно отсчитывая время.
Под воскресенье дядя Хильдинг отправился в Висбю – договориться о поставках строительных материалов. Когда он вернулся домой, его лихо сдвинутая на самый затылок американская шляпа была сильно помята, на пиджаке и шелковой рубахе недоставало нескольких пуговиц, но зато он сам был в отличном настроении.
– Уж настолько я знаю бокс, чтобы справиться с какими-то там гуляками в пивнушке!
– Ас водкой как ты справился? – осторожно осведомился десятник, лысый мужчина с быстрыми, как у белки, глазами, и скосился на чемодан.
– Моя водка – что хочу, то и делаю! – ответил дядя Хильдинг вызывающе. – Семь лет мне пришлось обходиться канадской контрабандой да таким самогоном, что и луженое брюхо прожжет. Так что это не твое дело, если я позволил себе глотнуть немного настоящего товара!
– Но мне-то хоть литр причитается за то, что я одолжил тебе винную карточку?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81