Оке предусмотрительно воздержался от стука в дверь, пока Мерк не кончит утреннюю молитву. Стоило появиться постороннему слушателю, как старик был готов читать вдвое больше обычного.
В полуразвалившемся сарайчике около пустого коровника дремало несколько престарелых кур с бледными гребешками и мохнатыми ногами. Горы помета воняли особенно резко в жару. Оке решил посмотреть повозки Мёрка. Между запыленными неуклюжими телегами стояла элегантная рессорная коляска, которой пользовались всего пару раз. Мерк приобрел ее в неудачный момент – как раз перед тем, как на острове вошли в моду автомобили. Расчетливый Мерк быстро подсчитал, что выиграет, если продаст лошадь, с тем чтобы во время своих редких поездок пользоваться попутными машинами. Зато коляска стала для него источником постоянных огорчений. Никто не хотел дать за нее ту цену, которую запрашивал Мерк, а со временем число желающих купить ее становилось все меньше, да и цену они предлагали все более низкую.
На пригорке над всеми остальными пристройками возвышался дровяной сарай, на крыше которого печально поскрипывал ржавый флюгер. Он был сделан в виде военно-морского флага с тремя язычками – единственное, что осталось от боцманского домика в Мурет, где родился и вырос Вилле Мерк.
Оке прошел к сараю и разыскал топор; неуклюжий, ручной ковки, он то и дело соскакивал с топорища. Чем так ждать, лучше расколоть несколько поленьев для старика.
Когда Оке наконец вошел в дом, Мерк уже успел поставить книги на небольшую синюю полку на стене и был занят уборкой постели. Подушка и покрывало посерели, сквозь красно-белый полосатый чехол пробивалась соломенная труха, а когда Мерк решил встряхнуть матрац, в воздухе повисла густая пыль.
Услышав стук дров, ссыпаемых в дровяной ящик, он вскрикнул и схватился за свою палку. Она была сделана из узловатого можжевельника и снабжена наконечником из крупнокалиберной гильзы, с острым шипом, чтобы не скользить на льду.
Не иначе, кошки уронили ведро с табуретки или забрались на полочку над лежанкой в кухне! Именно там он нагромоздил всю свою посуду, так как считал слишком рискованным каждый раз снимать и ставить обратно фарфор на верхние полки в кладовой.
Оке стряхнул с куртки щепочки и громко поздоровался. Озабоченное лицо Мёрка сразу просветлело, вокруг его суровых глаз библейского пророка появились добродушные морщинки:
– Это ты? А я думал, что это пятнистый такой шум поднял.
Раскатистый сердечный смех старика как-то не вязался с его славой придирчивого и подозрительного скупердяя. Оке был почему-то убежден, что люди несправедливо судят о Мёрке, хотя в его нраве и было много противоречивого. Трудно было представить его себе с вязаньем в грубых руках – единственным мужчиной в обществе дородных, пожилых женщин и иссохших старушек. Между тем это можно было наблюдать каждый раз, когда собирался швейный кружок общества помощи миссионерам.
– Присядь-ка, я чайник поставлю, – произнес он ласково. Оке не мог обидеть его отказом и неохотно сел на стул. Воздух в кухне был невероятно спертым. Половики слиплись от грязи, а из деревянной кадушечки поднимались какие-то кислые испарения, смешиваясь с запахом пригоревшего рыбьего жира.
Все редко употребляемые предметы были покрыты толстым слоем пыли и копоти. На подоконнике стояло несколько пожелтевших открыток, прислоненных к бутылке с мутным скипидаром, рядом лежали сломанные ножницы для стрижки овец. Глаза Оке миновали книжную полку, давным-давно не беленую печь, видавший виды комод, потом снова остановились на злополучной кадушке. Она казалась черной от мух, которые пировали на остатках отрубей.
Клеенка на кухонном столе с самого начала была практичного черного цвета, только теперь ее покрывал узор из светлых колец и сероватых пятен там, где проглядывала ткань или доски стола. Мёрк выбрал место почище и поставил кувшинчик со свежими сливками и блюдо с булочками. Булочки испекла бабушка, так что они никакого опасения не внушали. Стоило, однако, Оке взглянуть на посуду, которую Мёрк поставил для себя, как у него бесследно исчез всякий аппетит. Это была широкая чашка, расписанная золотой вязью. Ручка погибла во время одной из бурных потасовок хозяина с супругой, но зато теперь Мёрк пил исключительно из «ее чашки» и только раз в месяц решался подвергать ее опасностям, связанным с мытьем…

Правда, для Оке он выбрал в горе посуды чистую чаш-KV, да еще потер ее белой тряпочкой.
Кофе оказалось тоже не таким уж плохим на вкус, как опасался Оке, хотя и было заварено на самой дешевой смеси, какую только можно было найти в лавке.
– Можно тебя попросить сходить в лавку и купить кое-что для меня? – спросил Мёрк неожиданно.
Оке отлично сознавал, что такое поручение – проявление величайшего доверия, и тщательно завернул в носовой платок деньги и бумажку с поручением. Мёрк обычно подозревал всех, кто брался что-нибудь сделать для него. Оке понимал, что если не сможет отчитаться в каждом гроше, то поручение Мёрка окажется для него первым и последним.
– Я сам потом зайду к вам за покупками, – сказал Мёрк на прощанье.
Он пришел, когда Оке сидел за столом и доедал в одиночестве запоздалый обед. Рыбный суп пришлось разогревать, и Оке невольно сморщил нос, отведав первую ложку. Лохматые брови Мёрка неодобрительно нахмурились.
– Ты что это над едой гримасничаешь? Мне бы такой суп, когда я был в твоем возрасте! Смотрите – и коренья и приправы! То ли дело было у нас! Пара картофелин да несколько рыбьих хвостов – вот и все, что мать могла положить в суп.
– Может быть, налить тарелку? – предложила бабушка и стала накрывать, не дожидаясь ответа. Летом рыбный суп ели не очень охотно, и у нее всегда оставалось.
Мёрк почмокал губами.
– Сказать правду, так я уже поел, но для тарелочки супа всегда место найдется, – проговорил он, прочел молитву и придвинул к себе полную тарелку.
– Сколько вас было детей в семье, хотелось бы знать? – спросила бабушка задумчиво.
– Пятнадцать, да только одна из сестренок умерла совсем маленькой.
– И все выросли вместе на том хуторке, который снесли несколько лет назад?
Мерк молча кивнул.
– Чем же вы кормились? – продолжала допытываться бабушка.
– Рыбным супом… чем же еще! Утром суп, в обед суп и на ужин суп. А какие выросли крепкие парни и видные девушки на этой пище, скажу не хвастаясь! В хорошие времена по воскресеньям каждому полагалась чашка черного кофе, а отцу в таких случаях подавали на обед мясо. Больше всего он любил тюленину, но на худой конец не отказывался и от вороны.
Оке не мог удержаться от смеха. Ворон есть – надо же придумать!
– Они не так уж плохи на вкус, особенно в марте, – сообщил Мёрк деловито.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81