В комнату вошел Браудель. По радио Мигель Босе пел песню Карлоса Варелы. Художник поискал другую станцию.
– Марино покончил с собой, – бросил он.
Пиксель очнулся от своей летаргии и изумленно посмотрел на коллег. Кто? Марино, бессменный лидер рабочего движения, один из немногочисленных сохранившихся оппонентов Монтенегро, только что бросился с моста в Ла-Пасе.
Браудель нашел станцию, на которой обсуждалась трагическая новость, хотя, похоже, диктор владел информацией не из первых рук, так что сообщение больше походило на сплетни, чем на новости.
– Он отправил письмо в лапасские газеты, – продолжил Браудель, менее лаконичный, как обычно. – Можете себе представить, что он там наговорил о президенте. Не говоря уж о бывших соратниках, которые переметнулись на сторону Монтенегро.
Пиксель отправился на третий этаж в поисках достоверной информации. Себастьян подумал, что Алиса наверняка попросит подправить фотографию Марино для первой страницы завтрашнего выпуска. Он посмотрел на Брауделя как на незнакомца. Он и на самом деле практически ничего о нем не знал. Кто он такой? Смуглый мужчина со шрамом на левой руке. И он не знал, не мог знать, что же произошло. Даже если бы Себастьян собственными глазами увидел, как Марино прыгнул с моста, а его тело, рассекая воздух, прочертило дугу и разбилось о камни пропасти, он ни за что бы не поверил, что это самоубийство. Это просто невероятно. Марино не мог сам уйти из жизни. Его «ушли». И так будет с каждым упрямцем, не желающим прогнуться под правительство (лидер Cocaleros на очереди).
Никки была права, не доверяя Монтенегро. Прикинулся демократом, а сам потихоньку избавляется от неугодных и формирует новую тайную диктатуру, куда более мощную и жестокую, чем та, явная, пару десятилетий назад. А он… он… способствует этому. Он предатель… но по какой причине он им стал?
Он предатель без всякой на то причины. В отсутствие перспектив и не сумев найти верного места в потоке истории, пошел на поводу низменных желаний. Хотел принять участие в великих событиях, не разбирая, кто на какой стороне. Словно без разницы, кем быть – судьей, палачом или жертвой. Зона тени, зона теней… Пришло время показать, кто чего стоит, кто из какой породы высечен.
– Тебе что-нибудь нужно? – спросил Браудель.
Себастьян сдержался и не стал говорить о Марине.
– Пиксель совсем плох. Это из-за отца…
– Отчасти да. Он рассказывал тебе о Nippur's Call? Он борется с депрессией, играя в эту игру. Погряз в ней по уши. Начал с любовницы вождя, но сейчас все усложнилось. Он превратился в женщину, сочетающую в себе две личности – днем она воительница, охраняющая заколдованный лес, а ночью становится шлюхой, укладывающейся под проезжающих там путешественников. Он тут с тобой разговаривал, а сам, небось, рвался к себе в отдел, засесть за компьютер. Эта игра его пожирает. Мы можем потерять его.
– Прямо как в «Полтергейсте», – заметил Себастьян. – Стена, пожирающая каждого, кто приблизится.
Он не принял слова Брауделя всерьез. Нужно признать, что по отношению к Пикселю эта версия звучала несколько комично: взрослый человек, потерявшийся в «Стране Чудес». Тоже мне, Алиса.
– Пиксель уже давно смирился со скорой смертью отца, – продолжал Браудель. – Человеку… бывает нелегко прийти в себя после таких потерь.
Говоря о Пикселе, не имел ли Браудель в виду самого себя? Может, это то, на что намекала Инес? Что причиной странности Брауделя явилось самоубийство его матери, а он так до конца и не оправился после этого? И если Пиксель блуждал в паутине Nippur's Call, то не делал ли того же Браудель, рисуя на экране своих неистовых химер? Или сам Себастьян, в своих фотоколлажах? Может быть, это и есть то самое место, которое в жизни занимает фантазия? Замысловатое убежище, созданный ими самими, уход от реальности.
Но Себастьян-то никого не терял. Или терял? Нужно ли дождаться смерти, чтобы считаться потерявшим близкого человека? В памяти всплыла строчка из песни Сода Стерео: «Она брала мои мысли, как револьвер».
– Это не самоубийство, – наконец обронил он.
Не стоило торопиться. Так можно плохо кончить.
– Недавно я видел Марино по телевизору. Как-то не вяжется с тем, что случилось.
– Тем не менее.
Себастьян припомнил последний разговор с Инес. Сейчас она, наверное, бежала в аэропорт, чтобы сесть на ближайший рейс до Ла-Паса и сфотографировать злополучный мост, благодаря Марино прославившийся на всю страну. И составить конкуренцию своему коллеге в Рио-Фухитиво.
Он почувствовал настоятельную необходимость выйти из «Светлой комнаты». Вырваться из сумрачной вселенной, в которую превратилась его жизнь. Страстно захотелось вернуться в Антигуа.
17
Вернувшись домой, Себастьян обнаружил там письмо от отца. Ностальгия взяла верх, и он потихоньку собирал деньги на билет до Рио-Фухитиво. У него не осталось причин продолжать жить в Штатах, а его «оппозиция индустриально-технологическому обществу» исчерпала себя, превратившись в пустую риторику, относящуюся к другой эпохе. Он жаждал вдохнуть аромат эвкалиптов своего детства и атмосферу стадиона во время игры любимой команды. Хотел увидеть своих детей и встретить последние годы жизни в пригородном домике, в тени плакучих ив. Себастьян обрадовался и пожелал, чтобы отец поторопился с приездом. Так странно будет вновь встретиться со ставшим незнакомым отцом. А для того будет еще более странным вернуться в Рио-Фухитиво, который он покинул еще одноэтажным, с черно-белым телевидением и обнаружить, что здесь все так разительно переменилось: фасады домов и улицы времен его детства стремительно исчезают с лица города; прошлое, изгнанное и погребаемое настоящим, и настоящее, немилосердно погребаемое будущим.
С ногами забравшись на диван и поигрывая цепочкой Себастьяна на шее, Никки лениво водила глазами по страницам учебника судебной медицины. Сквозь жалюзи проникал свет послеобеденного солнца, освещая ее тело и оставляя в тени ноги и озабоченное выражение лица. Себастьян рассказал об отце.
– Я за тебя рада, – кивнула она. – А вот его мне жаль – он даже не представляет, что его здесь ждет. Уверена, он пожалеет, что вернулся. Ему больше подходит жить вдалеке отсюда и продолжать идеализировать Рио-Фухитиво.
– Ты в порядке?
– Да, а что?
– Тебя вроде что-то тревожит.
– У меня скоро дурацкий экзамен.
Себастьян пошел к себе в комнату и позвонил сестре.
– Ну и что? – Патриция осталась равнодушной к желаниям отца. – Мне без разницы, приедет он или нет. За все эти годы он не написал мне ни единой строчки, так чего мне радоваться? Тоже мне, любящий папочка.
Она сменила тему и поинтересовалась, надумал ли он что-нибудь по поводу ее идеи начать активную эксплуатацию Цифровых Созданий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45