Следуя полученным от Исабель инструкциям, он подошел к зданию, в котором располагался ее кабинет. У входной двери под большим портретом президента Монтенегро на посту стояли два полицейских. Прежде чем войти внутрь, Себастьян окинул взглядом выстроившиеся как на параде здания Цитадели, соединенные бегущими от одного к другому пересекающимися мощеными дорожками, пожелтевшее пастбище поодаль и плакучие ивы, призванные придать месту спокойный умиротворяющий облик.
Полицейские пропустили его без всяких вопросов. Переступив порог, Себастьян обнаружил еще один пост, на котором его попросили предъявить документы и нашли его имя в компьютере. Затем он прошел через арку металлоискателя, вдоль тела провели детектором, который запищал, почуяв лежащую в кармане мелочь. После чего, отметив у себя, что гость вошел на территорию министерства, указали дорогу к кабинету Исабель. Себастьяну пришло в голову, что такие меры предосторожности не совсем соответствуют рангу заведения. Или, может быть, реальная власть тайно переместилась и теперь сконцентрировалась в кабинетах манипулирующих статистикой личностей – тех, что благодаря опросам и анкетам как свои пять пальцев знали реакцию народа на любое, даже малейшее движение лидера; которые разрабатывали стратегию и тактику продажи имиджа правительства и вели рекламные кампании, способные заставить переварить даже несъедобное?
Длинный, хорошо освещенный прохладный коридор. Высокие стены пестрят плакатами, стендами и разноязыкими лозунгами, рекламируя бесчисленные планы правительства «усадить страну в эшелон Первого мира». Себастьян икнул. Реклама была отличного качества – по крайней мере в том, что касалось графического дизайна. Наверняка, «Имадженте». Сестра и ее шефы – настоящие асы в искусстве представлять и подавать повседневную ложь с таким потрясающим воображением, что легко напрочь забыть об отсутствии там и крупицы истины.
Кабинет находился в самом конце коридора. Себастьян постучал и услышал приглашение войти. Исабель разговаривала по телефону и жестом попросила его присесть и подождать. Себастьян устроился в кресле. На столике лежал номер «Тьемпос Постмодернос». Давненько не приходилось его читать. Впрочем, в этом нет ничего удивительного – меньше всего читают журнал те, кто над ним работает (ну, или читают в процессе работы над номером, а это вовсе не одно и то же: процесс охоты за новостями отбивает их восприятие как новостей). На обложке – фотографии Уилли Санчеса, лидера Сосаleros – Себастьян почему-то прочитал «Сосасоleros» – и старика Марино, главы рабочего движения, который без устали напоминал народу о чинимых в семидесятые годы Монтенегро зверствах и обличал его новых союзников, именуя их продавшимися власти трусами и ищущими клиента побогаче проститутками. Пробежав глазами несколько строк – что-то на тему подписания некоего пакта для противостояния «новой диктатуре Монтенегро», – он бросил это печальное занятие. Скучно и утомительно.
На Исабель сегодня была красная шелковая блуза и изрядное количество румян на скулах. Себастьян подумал, что в ней есть что-то от агента Скалли из «Секретных материалов» и попытался представить ее с телом Фокса Малдера. Образ получился впечатляющим, но не слишком привлекательным и уж совсем не эротичным – Себастьян в очередной раз убедился, что никогда не сможет изменить Никки. Только лишь познакомившись с – выражаясь словами Пикселя – «потенциально подходящей для греха» женщиной, он тут же видел ее с телом или лицом мужчины, а представители сильного пола были для него в этом плане совершенно неаппетитными.
– Очень рада вас видеть, – улыбнулась Исабель, повесив трубку. – Как славно, что вы пришли. Кофе?
– Добрый день. Должен признаться, ваш звонок меня заинтриговал. Но у меня мало времени – мне нужно в издательство. Да, спасибо, с молоком и сахаром, пожалуйста.
Она занялась приготовлением кофе. Себастьян почувствовал, что замерзает – в здании явно не работало отопление. На столе хозяйки высились груды бумаг и стояла фотография зрелого мужчины и двух подростков. Значит, замужем. Но кольцо не носит.
– Тогда я вкратце, – кивнула Исабель, подав ему кофе и снова усевшись за стол. – Мое начальство в восторге от вашей работы. Не только начальство – я тоже.
– Спасибо, – проговорил Себастьян, потирая разнывшееся колено. – Но вы же знаете, что это был пустяк. Дело заняло не больше часа.
– То, что для вас является простым и естественным, вовсе не представляется таковым для всех остальных. Талант – искусство, которое не преподают в университете.
Если Исабель вызвала его, только чтобы расхваливать на все лады, то он теряет время. Еще одна из множества разочарованных художниц? К чему она клонит, к частным урокам?
– Самые грандиозные проекты обычно зарождаются из маленькой незаметной идеи. Кстати, вы удовлетворены вашей зарплатой?
– А почему вы спрашиваете?
– Потому что нам известно, что нет. Мы вовсе не просим вас бросить работу в издательстве – мы знаем, что вам нравится заниматься журналом. Но, может быть, вы могли бы перераспределить свое время и по утрам работать в издательстве, а после обеда у нас?
– А «Имадженте» здесь тоже как-то участвует?
– Нет, никоим образом. О нашем проекте известно лишь узкому кругу посвященных. Вам придется подписать кое-какие бумаги о соблюдении полной секретности.
Себастьян обрадовался, что ему не предстоит иметь дело с бывшими коллегами, прожорливыми акулами, которым претила сама мысль об искусстве без торговой марки. Про сестру и говорить нечего – живи сейчас Ван Гог, она добилась бы, чтобы «Coca-Cola» финансировала работу над картинами в обмен на то, чтобы среди его подсолнухов фигурировала знакомая бутылочка с темной жидкостью.
Хотя, не следует быть таким неблагодарным. В «Имадженте» он научился работать в PhotoShop'е и открыл для себя чудо цифровой фотографии. Давно мертвые, застывшие, словно соляные столбы, снимки обретали новую жизнь, цвет, персонажей и значение. В юности Себастьяна привлекало рисование и нравилось фотографировать – но и то и другое не слишком сильно. Благодаря PhotoShop'y ему удалось совместить оба дела и, найдя свое искусство, почувствовать себя реализовавшимся. Уже одно это давало «Имадженте» право на жизнь.
– Естественно, мы хорошо заплатим. Значительно больше, чем вы получаете сейчас, – продолжала Исабель. – И всего за половину рабочего дня.
Себастьян обжег язык горячим кофе и, неловко повернувшись, смущенно уставился на изображавшую осенний лес картину на одной из стен кабинета без единого окна. Исабель затронула сразу две его чувствительные точки: необходимость в том, чтобы хвалили его работу и недовольство зарплатой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Полицейские пропустили его без всяких вопросов. Переступив порог, Себастьян обнаружил еще один пост, на котором его попросили предъявить документы и нашли его имя в компьютере. Затем он прошел через арку металлоискателя, вдоль тела провели детектором, который запищал, почуяв лежащую в кармане мелочь. После чего, отметив у себя, что гость вошел на территорию министерства, указали дорогу к кабинету Исабель. Себастьяну пришло в голову, что такие меры предосторожности не совсем соответствуют рангу заведения. Или, может быть, реальная власть тайно переместилась и теперь сконцентрировалась в кабинетах манипулирующих статистикой личностей – тех, что благодаря опросам и анкетам как свои пять пальцев знали реакцию народа на любое, даже малейшее движение лидера; которые разрабатывали стратегию и тактику продажи имиджа правительства и вели рекламные кампании, способные заставить переварить даже несъедобное?
Длинный, хорошо освещенный прохладный коридор. Высокие стены пестрят плакатами, стендами и разноязыкими лозунгами, рекламируя бесчисленные планы правительства «усадить страну в эшелон Первого мира». Себастьян икнул. Реклама была отличного качества – по крайней мере в том, что касалось графического дизайна. Наверняка, «Имадженте». Сестра и ее шефы – настоящие асы в искусстве представлять и подавать повседневную ложь с таким потрясающим воображением, что легко напрочь забыть об отсутствии там и крупицы истины.
Кабинет находился в самом конце коридора. Себастьян постучал и услышал приглашение войти. Исабель разговаривала по телефону и жестом попросила его присесть и подождать. Себастьян устроился в кресле. На столике лежал номер «Тьемпос Постмодернос». Давненько не приходилось его читать. Впрочем, в этом нет ничего удивительного – меньше всего читают журнал те, кто над ним работает (ну, или читают в процессе работы над номером, а это вовсе не одно и то же: процесс охоты за новостями отбивает их восприятие как новостей). На обложке – фотографии Уилли Санчеса, лидера Сосаleros – Себастьян почему-то прочитал «Сосасоleros» – и старика Марино, главы рабочего движения, который без устали напоминал народу о чинимых в семидесятые годы Монтенегро зверствах и обличал его новых союзников, именуя их продавшимися власти трусами и ищущими клиента побогаче проститутками. Пробежав глазами несколько строк – что-то на тему подписания некоего пакта для противостояния «новой диктатуре Монтенегро», – он бросил это печальное занятие. Скучно и утомительно.
На Исабель сегодня была красная шелковая блуза и изрядное количество румян на скулах. Себастьян подумал, что в ней есть что-то от агента Скалли из «Секретных материалов» и попытался представить ее с телом Фокса Малдера. Образ получился впечатляющим, но не слишком привлекательным и уж совсем не эротичным – Себастьян в очередной раз убедился, что никогда не сможет изменить Никки. Только лишь познакомившись с – выражаясь словами Пикселя – «потенциально подходящей для греха» женщиной, он тут же видел ее с телом или лицом мужчины, а представители сильного пола были для него в этом плане совершенно неаппетитными.
– Очень рада вас видеть, – улыбнулась Исабель, повесив трубку. – Как славно, что вы пришли. Кофе?
– Добрый день. Должен признаться, ваш звонок меня заинтриговал. Но у меня мало времени – мне нужно в издательство. Да, спасибо, с молоком и сахаром, пожалуйста.
Она занялась приготовлением кофе. Себастьян почувствовал, что замерзает – в здании явно не работало отопление. На столе хозяйки высились груды бумаг и стояла фотография зрелого мужчины и двух подростков. Значит, замужем. Но кольцо не носит.
– Тогда я вкратце, – кивнула Исабель, подав ему кофе и снова усевшись за стол. – Мое начальство в восторге от вашей работы. Не только начальство – я тоже.
– Спасибо, – проговорил Себастьян, потирая разнывшееся колено. – Но вы же знаете, что это был пустяк. Дело заняло не больше часа.
– То, что для вас является простым и естественным, вовсе не представляется таковым для всех остальных. Талант – искусство, которое не преподают в университете.
Если Исабель вызвала его, только чтобы расхваливать на все лады, то он теряет время. Еще одна из множества разочарованных художниц? К чему она клонит, к частным урокам?
– Самые грандиозные проекты обычно зарождаются из маленькой незаметной идеи. Кстати, вы удовлетворены вашей зарплатой?
– А почему вы спрашиваете?
– Потому что нам известно, что нет. Мы вовсе не просим вас бросить работу в издательстве – мы знаем, что вам нравится заниматься журналом. Но, может быть, вы могли бы перераспределить свое время и по утрам работать в издательстве, а после обеда у нас?
– А «Имадженте» здесь тоже как-то участвует?
– Нет, никоим образом. О нашем проекте известно лишь узкому кругу посвященных. Вам придется подписать кое-какие бумаги о соблюдении полной секретности.
Себастьян обрадовался, что ему не предстоит иметь дело с бывшими коллегами, прожорливыми акулами, которым претила сама мысль об искусстве без торговой марки. Про сестру и говорить нечего – живи сейчас Ван Гог, она добилась бы, чтобы «Coca-Cola» финансировала работу над картинами в обмен на то, чтобы среди его подсолнухов фигурировала знакомая бутылочка с темной жидкостью.
Хотя, не следует быть таким неблагодарным. В «Имадженте» он научился работать в PhotoShop'е и открыл для себя чудо цифровой фотографии. Давно мертвые, застывшие, словно соляные столбы, снимки обретали новую жизнь, цвет, персонажей и значение. В юности Себастьяна привлекало рисование и нравилось фотографировать – но и то и другое не слишком сильно. Благодаря PhotoShop'y ему удалось совместить оба дела и, найдя свое искусство, почувствовать себя реализовавшимся. Уже одно это давало «Имадженте» право на жизнь.
– Естественно, мы хорошо заплатим. Значительно больше, чем вы получаете сейчас, – продолжала Исабель. – И всего за половину рабочего дня.
Себастьян обжег язык горячим кофе и, неловко повернувшись, смущенно уставился на изображавшую осенний лес картину на одной из стен кабинета без единого окна. Исабель затронула сразу две его чувствительные точки: необходимость в том, чтобы хвалили его работу и недовольство зарплатой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45