Ночные фонари с Броутон-стрит светили в окна, и Грифф поправил жалюзи. Шарлотта шлепнулась на его кровать, как вытащенная из воды рыба, и уставилась в потолок. Глаза у нее слипались.
– Если ты намерен скомпрометировать мою добродетель то тебе следует знать, что после того события в том кабинете у меня ничего от добродетели не осталось. Я думаю, ты ее всю у меня отнял.
– Сегодня я не настроен тебя компрометировать, моя сладкая – Грифф вытащил футболку и трусы с огромным членом на причинном месте – забавный сувенир, полученный им в День святого Валентина от Синди.
Он вытер ее ноги полотенцем, приказав себе не подниматься выше колен… ну разве что чуть-чуть выше. Затем помог ей сесть.
– Секс – это наш с тобой общий пунктик, дорогая. Мы оба это знаем. И если уж ты видишь людей, которых нет, то сомневаюсь, что наутро ты вспомнишь хоть что-то из этой ночи.
– Я действительно видела этих людей. Двоих. Что с ними случилось? – Шарлотта потерла лоб. – Не понимаю. Сначала они там были, а потом вдруг исчезли.
– Ты стукнулась головой, вот и все. – Грифф присел на кровать рядом с ней и откинул в сторону ее длинные волосы, обнажив плечи и затылок. Он хотел поцеловать ее там. Черт, он всю ее хотел расцеловать, но ей было больно. И плохо. Никаких поцелуев. Член его пульсировал, когда он расстегивал молнию на ее платье, когда черный шелк распадался по обе стороны от застежки, дюйм за дюймом обнажая ее чудесную спину, черную полоску бюстгальтера без бретелей, изгиб спины. Он расстегнул ее бюстгальтер, и тот упал ей на колени. Восхитительно полная грудь и изящный поворот головы отразились в зеркале. Как и ее многочисленные травмы. Вот черт!
Шарлотта вздохнула.
– Ты займешься со мной сексом. Это даже лучше, чем «сникерс».
Грифф через голову надел на нее футболку и снял платье, осторожно стянув его по ногам. Футболку он целомудренно натянул так, чтобы скрыть самые искушающие места. Слава Богу, самоконтроль работал, хоть и на пределе. Не то что тогда, в кабинете, или тогда, в коридоре, или… Господи! Когда он был с Шарлоттой, самоконтроль был всегда на грани отказа.
Она посмотрела на него:
– Идешь ко мне?
Еще немного, и он кончит.
– Я сейчас. Приму душ. – Надо избавиться от беспощадной эрекции самым надежным способом. Тогда по крайней мере он сможет спать рядом с ней. Он должен за ней присматривать, но больше – ни-ни.
– Побыстрее там, – сказала Шарлотта, закрывая глаза. – Я так устала. Ужасно устала.
Грифф подоткнул одеяло и поцеловал ее в висок, и дрожь пробежала у него по спине. А если бы то проклятое дерево… Нет, об этом он думать не станет. Он не мог представить себе жизни без Шарлотты Дешон… хотя, может, и стоило бы. Она не будет рядом с ним вечно. Во всяком случае, судя по тому, как продвигаются дела, быть ей рядом с ним осталось недолго.
Он снова вспомнил об этом утром, когда, проснувшись, – обнаружил, что Шарлотта исчезла, оставив лишь записку, которую подсунула под сложенные на комоде трусы с членом.
Спасибо, что привез меня к себе домой. Спасибо за то, что будил меня каждые три часа, хотя существуют лучшие поводы будить женщину среди ночи, чем чтобы спросить, когда у нее день рождения. И где, скажи на милость, ты их взял?
Грифф рассмеялся, вылез из кровати и натянул джинсы. Судя по тону записки, с Шарлоттой все было в порядке. Не исключено, что у нее чертовски болела голова, но она была на ногах, и у нее хватило сообразительности улизнуть, пока он спал. Черт возьми, ему ее уже не хватало. Одна невинная ночь в общей постели, и он уже тосковал по ней как безумный. Он хотел проснуться рядом с ней, убедиться, что с ней все хорошо, но этого не случилось. Они с Шарлоттой все время жили в противофазах.
Отключив кондиционер, Грифф распахнул окна, чтобы впустить в квартиру немного свежего воздуха, пока еще не слишком велика влажность. Он перечитывал записку, когда кто-то постучал в дверь. В отеле что-то случилось? В шесть утра? Господи, что на этот раз? Грифф бросил записку на журнальный столик и распахнул дверь перед…
– Бью? Господи, ты выглядишь как кусок дерьма. Тебя что, грузовик переехал? Нет, даже не отвечай. Это из-за женщины. Вижу по твоему лицу.
Бью вошел, спотыкаясь, и плюхнулся на диван.
– Я облажался. На этот раз по-крупному.
– Ты сделал кому-то ребенка?
– Я не настолько тупой, хотя в общем-то тупой. – Он провел рукой по всклокоченным волосам.
– Где тебя носило вчера вечером? Бри меня раз пять спросила, не знаю ли я, что с тобой случилось. Я насочинял ей что-то насчет того, что вечером в субботу в «Бухте» полно работы, но… – Грифф пристально посмотрел на друга. – Так что с тобой произошло?
– Я облажался, приятель. Облажался. Я никогда так не обламывался с женщинами, как сейчас с Брианной. Она безупречна, Грифф. Каждый волосок, каждая ресничка, каждая клеточка ее потрясающего тела. Безупречна во всех отношениях. А я… мне далеко до совершенства.
Грифф уселся в кожаное кресло рядом с диваном, и в этот момент зазвонили колокола. Ну конечно. Теперь они будут звонить все утро. В епископальном соборе, в трех баптистских церквях, в соборе Святого Иоанна, в соборе Святой Троицы, в пресвитерианском соборе. Единственное, что жители Саванны любят больше жареной пищи, хорошей вечеринки и мартини, – это одеваться к воскресной утренней мессе. Вероятно, чтобы получить отпущение трех предыдущих грехов.
– Ты всех женщин считаешь совершенными творениями, Бью. Волосы, кожа… звучит знакомо? Брианна просто еще одна женщина.
У Бью был такой вид, словно его пытали.
– Я даже поцеловать ее не смог. Я окоченел. Всю ночь об этом думал. Губы у меня стали как деревянные, руки как деревянные. Мой чертов язык превратился в кусок деревяшки, весь чертов рот превратился в кусок дерева. Мне так стыдно, Грифф. Вот дерьмо, да я в детском саду лучше целовался.
– В детском саду?
– Я с детства был не промах. А теперь мне требуется лечение. Лечение поцелуями. Ты должен помочь мне научиться целоваться по новой.
У Гриффа глаза полезли на лоб.
– Э… Бью, мы, конечно, близкие друзья, но… но… я… ты…
– Да не ты, Грифф. До этого я еще не дошел. Не морочь мне голову. К тому же ты самый уродливый сукин сын на планете. Я хочу, чтобы ты меня свел с кем-нибудь, кто по-настоящему хорошо целуется, кто мог бы вернуть мне утраченную сноровку. Дать мне толчок. Вернее, моим губам. Мне необходимо, чтобы они снова заработали как положено. Я весь в дерьме. Черт, я чувствую себя висельником. Знаешь, что это? Это кара за всех женщин, что у меня были. Но ведь я всегда хорошо к ним относился, давал им столько же, сколько они давали мне, и даже больше. Но ни к одной из них я не испытывал ничего особенного. Повстречался, обаял и бросил. Не то чтобы грубо, я старался со всеми по-хорошему разбегаться, ну что тут поделаешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
– Если ты намерен скомпрометировать мою добродетель то тебе следует знать, что после того события в том кабинете у меня ничего от добродетели не осталось. Я думаю, ты ее всю у меня отнял.
– Сегодня я не настроен тебя компрометировать, моя сладкая – Грифф вытащил футболку и трусы с огромным членом на причинном месте – забавный сувенир, полученный им в День святого Валентина от Синди.
Он вытер ее ноги полотенцем, приказав себе не подниматься выше колен… ну разве что чуть-чуть выше. Затем помог ей сесть.
– Секс – это наш с тобой общий пунктик, дорогая. Мы оба это знаем. И если уж ты видишь людей, которых нет, то сомневаюсь, что наутро ты вспомнишь хоть что-то из этой ночи.
– Я действительно видела этих людей. Двоих. Что с ними случилось? – Шарлотта потерла лоб. – Не понимаю. Сначала они там были, а потом вдруг исчезли.
– Ты стукнулась головой, вот и все. – Грифф присел на кровать рядом с ней и откинул в сторону ее длинные волосы, обнажив плечи и затылок. Он хотел поцеловать ее там. Черт, он всю ее хотел расцеловать, но ей было больно. И плохо. Никаких поцелуев. Член его пульсировал, когда он расстегивал молнию на ее платье, когда черный шелк распадался по обе стороны от застежки, дюйм за дюймом обнажая ее чудесную спину, черную полоску бюстгальтера без бретелей, изгиб спины. Он расстегнул ее бюстгальтер, и тот упал ей на колени. Восхитительно полная грудь и изящный поворот головы отразились в зеркале. Как и ее многочисленные травмы. Вот черт!
Шарлотта вздохнула.
– Ты займешься со мной сексом. Это даже лучше, чем «сникерс».
Грифф через голову надел на нее футболку и снял платье, осторожно стянув его по ногам. Футболку он целомудренно натянул так, чтобы скрыть самые искушающие места. Слава Богу, самоконтроль работал, хоть и на пределе. Не то что тогда, в кабинете, или тогда, в коридоре, или… Господи! Когда он был с Шарлоттой, самоконтроль был всегда на грани отказа.
Она посмотрела на него:
– Идешь ко мне?
Еще немного, и он кончит.
– Я сейчас. Приму душ. – Надо избавиться от беспощадной эрекции самым надежным способом. Тогда по крайней мере он сможет спать рядом с ней. Он должен за ней присматривать, но больше – ни-ни.
– Побыстрее там, – сказала Шарлотта, закрывая глаза. – Я так устала. Ужасно устала.
Грифф подоткнул одеяло и поцеловал ее в висок, и дрожь пробежала у него по спине. А если бы то проклятое дерево… Нет, об этом он думать не станет. Он не мог представить себе жизни без Шарлотты Дешон… хотя, может, и стоило бы. Она не будет рядом с ним вечно. Во всяком случае, судя по тому, как продвигаются дела, быть ей рядом с ним осталось недолго.
Он снова вспомнил об этом утром, когда, проснувшись, – обнаружил, что Шарлотта исчезла, оставив лишь записку, которую подсунула под сложенные на комоде трусы с членом.
Спасибо, что привез меня к себе домой. Спасибо за то, что будил меня каждые три часа, хотя существуют лучшие поводы будить женщину среди ночи, чем чтобы спросить, когда у нее день рождения. И где, скажи на милость, ты их взял?
Грифф рассмеялся, вылез из кровати и натянул джинсы. Судя по тону записки, с Шарлоттой все было в порядке. Не исключено, что у нее чертовски болела голова, но она была на ногах, и у нее хватило сообразительности улизнуть, пока он спал. Черт возьми, ему ее уже не хватало. Одна невинная ночь в общей постели, и он уже тосковал по ней как безумный. Он хотел проснуться рядом с ней, убедиться, что с ней все хорошо, но этого не случилось. Они с Шарлоттой все время жили в противофазах.
Отключив кондиционер, Грифф распахнул окна, чтобы впустить в квартиру немного свежего воздуха, пока еще не слишком велика влажность. Он перечитывал записку, когда кто-то постучал в дверь. В отеле что-то случилось? В шесть утра? Господи, что на этот раз? Грифф бросил записку на журнальный столик и распахнул дверь перед…
– Бью? Господи, ты выглядишь как кусок дерьма. Тебя что, грузовик переехал? Нет, даже не отвечай. Это из-за женщины. Вижу по твоему лицу.
Бью вошел, спотыкаясь, и плюхнулся на диван.
– Я облажался. На этот раз по-крупному.
– Ты сделал кому-то ребенка?
– Я не настолько тупой, хотя в общем-то тупой. – Он провел рукой по всклокоченным волосам.
– Где тебя носило вчера вечером? Бри меня раз пять спросила, не знаю ли я, что с тобой случилось. Я насочинял ей что-то насчет того, что вечером в субботу в «Бухте» полно работы, но… – Грифф пристально посмотрел на друга. – Так что с тобой произошло?
– Я облажался, приятель. Облажался. Я никогда так не обламывался с женщинами, как сейчас с Брианной. Она безупречна, Грифф. Каждый волосок, каждая ресничка, каждая клеточка ее потрясающего тела. Безупречна во всех отношениях. А я… мне далеко до совершенства.
Грифф уселся в кожаное кресло рядом с диваном, и в этот момент зазвонили колокола. Ну конечно. Теперь они будут звонить все утро. В епископальном соборе, в трех баптистских церквях, в соборе Святого Иоанна, в соборе Святой Троицы, в пресвитерианском соборе. Единственное, что жители Саванны любят больше жареной пищи, хорошей вечеринки и мартини, – это одеваться к воскресной утренней мессе. Вероятно, чтобы получить отпущение трех предыдущих грехов.
– Ты всех женщин считаешь совершенными творениями, Бью. Волосы, кожа… звучит знакомо? Брианна просто еще одна женщина.
У Бью был такой вид, словно его пытали.
– Я даже поцеловать ее не смог. Я окоченел. Всю ночь об этом думал. Губы у меня стали как деревянные, руки как деревянные. Мой чертов язык превратился в кусок деревяшки, весь чертов рот превратился в кусок дерева. Мне так стыдно, Грифф. Вот дерьмо, да я в детском саду лучше целовался.
– В детском саду?
– Я с детства был не промах. А теперь мне требуется лечение. Лечение поцелуями. Ты должен помочь мне научиться целоваться по новой.
У Гриффа глаза полезли на лоб.
– Э… Бью, мы, конечно, близкие друзья, но… но… я… ты…
– Да не ты, Грифф. До этого я еще не дошел. Не морочь мне голову. К тому же ты самый уродливый сукин сын на планете. Я хочу, чтобы ты меня свел с кем-нибудь, кто по-настоящему хорошо целуется, кто мог бы вернуть мне утраченную сноровку. Дать мне толчок. Вернее, моим губам. Мне необходимо, чтобы они снова заработали как положено. Я весь в дерьме. Черт, я чувствую себя висельником. Знаешь, что это? Это кара за всех женщин, что у меня были. Но ведь я всегда хорошо к ним относился, давал им столько же, сколько они давали мне, и даже больше. Но ни к одной из них я не испытывал ничего особенного. Повстречался, обаял и бросил. Не то чтобы грубо, я старался со всеми по-хорошему разбегаться, ну что тут поделаешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74