Под хрупкой оболочкой внешней безмятежности скрывалась в глубине ее существа застарелая усталость. Она задалась вопросом, может ли со временем получиться так, что ощущение покоя заполнит ее целиком.
Она была рада, что последовала рекомендации врача и приехала сюда отдохнуть, хотя и сделала это на деньги человека, которому предпочла бы не быть ничем обязанной. Мысль об этом поколебала чувство умиротворения, обретенное ею этим утром в банях.
Странное ощущение появилось у нее в плечах и позвоночнике – будто отголосок умелых манипуляций массажиста и напоминание о других прикосновениях, испытанных ею в не столь далеком прошлом. Пруденс обернулась, почти ожидая увидеть за спиной Тимоти.
Конечно, его там не было, но она увидела двух джентльменов, которых Бог наградил волосами, сиявшими на солнце, как только что начищенная медь. Они стояли в дальнем конце улицы и смотрели… на нее? Пруденс огляделась, проверяя свою догадку, и поняла, что объектом их интереса была, видимо, процессия, появившаяся в дверях, из которых она сама только что вышла.
– Легче, легче, – говорил джентльмен, первым вышедший из дверей.
Его лицо выдавало в нем уроженца Индии, а костюм и белая рубашка с высоким стоячим воротничком вполне могли подойти английскому дельцу. Это был Дин Махомед собственной персоной, озабоченно отдающий приказания шестерым мужчинам, которые шли следом за ним, неся на плечах носилки с чем-то тяжелым, накрытым простыней.
Пруденс попыталась угадать, кто же из них был ее массажистом, не особенно заинтересовавшись тем, что за большой неправильной формы предмет они несут. В этот момент вялая рука свесилась из-под простыни, и Махомед обеспокоенно вскрикнул:
– Пожалуйста, соблюдайте осторожность, джентльмены, – и самолично убрал руку назад под простыню.
– О Боже! – в один голос воскликнули Пруденс и миссис Мур.
– Что же это такое? – пробормотала миссис Мур.
– Может, кто-то умер. – Пруденс не хотелось высказывать подобное предположение, но к какому еще выводу можно было прийти на основании того, что они увидели? Ее спокойствие развеялось, как дым на ветру.
Махомед, продолжавший направлять людей с ношей, чуть не наткнулся на них.
– Отойдите, миссис Мур, – рассудительно сказала Пруденс.
Услышав ее слова, Махомед обернулся и обратился к ней:
– Мисс Стэнхоуп, я не ошибаюсь? Надоело ждать? У нас выдалось весьма напряженное утро. Вы наверняка поймете, почему мы так долго не занимались вами.
Пруденс кивнула.
– Я понимаю. Вы были очень заняты. Один из ваших клиентов…
– К сожалению, да. Такое редко случается, но, с другой стороны, для моих бань – честь, что почтенная леди именно отсюда начала свое путешествие в следующую жизнь.
То обстоятельство, что умершая женщина, по убеждению Махомеда, отправилась в путешествие в следующую жизнь, почему-то утешило Пруденс.
– Эстер! – донесшийся с улицы голос не дал ей ответить. – Эстер! Останови карету! Это, должно быть, моя сестра.
Быстро извинившись, Дин Махомед переключил внимание на обладательницу пронзительного голоса, которая тоже наверняка будет огорчена сегодняшним обслуживанием в его банях.
Громко хлопнув дверцей кареты, остановившейся посреди улицы, дородная женщина с душераздирающим воплем бросилась в их сторону. Пруденс не могла не посмотреть на карету. Ее внимание привлекло лицо одного из джентльменов с медно-рыжими волосами, появившееся в окошке коляски, светлым квадратом выделявшемся на фоне темной внутренней части. Он все еще пристально смотрел, но не на продвижение процессии с телом, как она вначале предположила, а прямо на нее.
Тело леди Чайлд осторожно погрузили в карету, куда села и крайне опечаленная сестра покойной. И все это время молодой человек с рыжими волосами продолжал внимательно смотреть на Пруденс сквозь окошко экипажа. Карета тронулась, увозя свою несчастную пассажирку и ее ничего не замечающую вокруг сестру.
Молодой человек и его спутник, которых отъехавший экипаж ненадолго загородил от Пруденс, снова оказались на виду. Две почти ничем не отличавшиеся одна от другой рыжеволосых головы глянцево отливали на солнце. Один из них, пониже ростом, повернувшись, проводил глазами удалявшийся экипаж. Он и сам заслуживал внимательного взгляда. Он был красив и хорошо одет, но одна нога ниже колена у него отсутствовала. Он опирался на костыли, а обрубок ноги упирался в перекладину костыля. Однако Пруденс взглянула на него лишь мельком. Ее больше заинтересовал стоявший рядом молодой человек, у которого с ногами все было в полном порядке. Именно он, казалось, не мог оторвать от нее глаз.
Он смотрел не мигая из-под полей своей темной шляпы. Такой пристальный взгляд сам по себе вызывал беспокойство. Но еще больше выводило из себя то, что, хотя он и не улыбался, глаза его – в Пруденс готова была в этом поклясться – искрились весельем.
Губы его были плотно сжаты и не давали никаких оснований предположить, что он насмехается над Пруденс. Но в его бровях, одна из которых была приподнята чуть выше другой, было нечто такое, что наводило на мысль о затаенном веселье.
От взгляда этого незнакомца, непонятно почему потешавшегося над ней, внутри у Пруденс открылась рана, которая, как ей казалось, была залечена. Мужчины! Ей хотелось верить, что они надежны и на них можно положиться, но ей еще предстояло найти того, кому она смогла бы довериться больше, чем доверилась нынешним утром индусу-массажисту. Возможно, она поступила глупо, доверившись ему.
Мужчина на другой стороне улицы, смотревший на нее во все глаза – поведение настолько недопустимое, что даже любой школьник не позволил бы себе такого, – был загорелым до черноты, как простой труженик, но несмотря на это, Пруденс безошибочно угадала в нем джентльмена. На нем был хорошо скроенный модный пиджак, а вместо панталон – широкие, на манер казачьих, штаны. На талии был небрежно повязан необычный пояс – ярко-голубой с алым со сложным, несомненно, индийским или турецким узором.
Загорелая кожа молодого человека и необычные детали его костюма заставили Пруденс предположить, что он побывал в дальних уголках земного шара. Его пристальный взгляд подкреплял подобное предположение. Только иностранец или законченный грубиян осмелились бы смотреть на женщину так нагло.
Мужчина был высоким и держался очень прямо, что свидетельствовало если не о гордости, то о каком-то очень близком к ней чувстве. На солнце его волосы вспыхнули, как пламя разгорающегося костра. Их ярко-рыжий цвет подчеркивал затененную глубину глаз, продолжавших не мигая смотреть на нее.
Будь Пруденс в обычном состоянии, она просто повернулась бы к такому грубияну спиной. Но сегодня, когда каждая клеточка ее тела была полна жизни, чувств и обостренного восприятия всего окружающего, она не могла сразу пренебречь подобным вниманием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Она была рада, что последовала рекомендации врача и приехала сюда отдохнуть, хотя и сделала это на деньги человека, которому предпочла бы не быть ничем обязанной. Мысль об этом поколебала чувство умиротворения, обретенное ею этим утром в банях.
Странное ощущение появилось у нее в плечах и позвоночнике – будто отголосок умелых манипуляций массажиста и напоминание о других прикосновениях, испытанных ею в не столь далеком прошлом. Пруденс обернулась, почти ожидая увидеть за спиной Тимоти.
Конечно, его там не было, но она увидела двух джентльменов, которых Бог наградил волосами, сиявшими на солнце, как только что начищенная медь. Они стояли в дальнем конце улицы и смотрели… на нее? Пруденс огляделась, проверяя свою догадку, и поняла, что объектом их интереса была, видимо, процессия, появившаяся в дверях, из которых она сама только что вышла.
– Легче, легче, – говорил джентльмен, первым вышедший из дверей.
Его лицо выдавало в нем уроженца Индии, а костюм и белая рубашка с высоким стоячим воротничком вполне могли подойти английскому дельцу. Это был Дин Махомед собственной персоной, озабоченно отдающий приказания шестерым мужчинам, которые шли следом за ним, неся на плечах носилки с чем-то тяжелым, накрытым простыней.
Пруденс попыталась угадать, кто же из них был ее массажистом, не особенно заинтересовавшись тем, что за большой неправильной формы предмет они несут. В этот момент вялая рука свесилась из-под простыни, и Махомед обеспокоенно вскрикнул:
– Пожалуйста, соблюдайте осторожность, джентльмены, – и самолично убрал руку назад под простыню.
– О Боже! – в один голос воскликнули Пруденс и миссис Мур.
– Что же это такое? – пробормотала миссис Мур.
– Может, кто-то умер. – Пруденс не хотелось высказывать подобное предположение, но к какому еще выводу можно было прийти на основании того, что они увидели? Ее спокойствие развеялось, как дым на ветру.
Махомед, продолжавший направлять людей с ношей, чуть не наткнулся на них.
– Отойдите, миссис Мур, – рассудительно сказала Пруденс.
Услышав ее слова, Махомед обернулся и обратился к ней:
– Мисс Стэнхоуп, я не ошибаюсь? Надоело ждать? У нас выдалось весьма напряженное утро. Вы наверняка поймете, почему мы так долго не занимались вами.
Пруденс кивнула.
– Я понимаю. Вы были очень заняты. Один из ваших клиентов…
– К сожалению, да. Такое редко случается, но, с другой стороны, для моих бань – честь, что почтенная леди именно отсюда начала свое путешествие в следующую жизнь.
То обстоятельство, что умершая женщина, по убеждению Махомеда, отправилась в путешествие в следующую жизнь, почему-то утешило Пруденс.
– Эстер! – донесшийся с улицы голос не дал ей ответить. – Эстер! Останови карету! Это, должно быть, моя сестра.
Быстро извинившись, Дин Махомед переключил внимание на обладательницу пронзительного голоса, которая тоже наверняка будет огорчена сегодняшним обслуживанием в его банях.
Громко хлопнув дверцей кареты, остановившейся посреди улицы, дородная женщина с душераздирающим воплем бросилась в их сторону. Пруденс не могла не посмотреть на карету. Ее внимание привлекло лицо одного из джентльменов с медно-рыжими волосами, появившееся в окошке коляски, светлым квадратом выделявшемся на фоне темной внутренней части. Он все еще пристально смотрел, но не на продвижение процессии с телом, как она вначале предположила, а прямо на нее.
Тело леди Чайлд осторожно погрузили в карету, куда села и крайне опечаленная сестра покойной. И все это время молодой человек с рыжими волосами продолжал внимательно смотреть на Пруденс сквозь окошко экипажа. Карета тронулась, увозя свою несчастную пассажирку и ее ничего не замечающую вокруг сестру.
Молодой человек и его спутник, которых отъехавший экипаж ненадолго загородил от Пруденс, снова оказались на виду. Две почти ничем не отличавшиеся одна от другой рыжеволосых головы глянцево отливали на солнце. Один из них, пониже ростом, повернувшись, проводил глазами удалявшийся экипаж. Он и сам заслуживал внимательного взгляда. Он был красив и хорошо одет, но одна нога ниже колена у него отсутствовала. Он опирался на костыли, а обрубок ноги упирался в перекладину костыля. Однако Пруденс взглянула на него лишь мельком. Ее больше заинтересовал стоявший рядом молодой человек, у которого с ногами все было в полном порядке. Именно он, казалось, не мог оторвать от нее глаз.
Он смотрел не мигая из-под полей своей темной шляпы. Такой пристальный взгляд сам по себе вызывал беспокойство. Но еще больше выводило из себя то, что, хотя он и не улыбался, глаза его – в Пруденс готова была в этом поклясться – искрились весельем.
Губы его были плотно сжаты и не давали никаких оснований предположить, что он насмехается над Пруденс. Но в его бровях, одна из которых была приподнята чуть выше другой, было нечто такое, что наводило на мысль о затаенном веселье.
От взгляда этого незнакомца, непонятно почему потешавшегося над ней, внутри у Пруденс открылась рана, которая, как ей казалось, была залечена. Мужчины! Ей хотелось верить, что они надежны и на них можно положиться, но ей еще предстояло найти того, кому она смогла бы довериться больше, чем доверилась нынешним утром индусу-массажисту. Возможно, она поступила глупо, доверившись ему.
Мужчина на другой стороне улицы, смотревший на нее во все глаза – поведение настолько недопустимое, что даже любой школьник не позволил бы себе такого, – был загорелым до черноты, как простой труженик, но несмотря на это, Пруденс безошибочно угадала в нем джентльмена. На нем был хорошо скроенный модный пиджак, а вместо панталон – широкие, на манер казачьих, штаны. На талии был небрежно повязан необычный пояс – ярко-голубой с алым со сложным, несомненно, индийским или турецким узором.
Загорелая кожа молодого человека и необычные детали его костюма заставили Пруденс предположить, что он побывал в дальних уголках земного шара. Его пристальный взгляд подкреплял подобное предположение. Только иностранец или законченный грубиян осмелились бы смотреть на женщину так нагло.
Мужчина был высоким и держался очень прямо, что свидетельствовало если не о гордости, то о каком-то очень близком к ней чувстве. На солнце его волосы вспыхнули, как пламя разгорающегося костра. Их ярко-рыжий цвет подчеркивал затененную глубину глаз, продолжавших не мигая смотреть на нее.
Будь Пруденс в обычном состоянии, она просто повернулась бы к такому грубияну спиной. Но сегодня, когда каждая клеточка ее тела была полна жизни, чувств и обостренного восприятия всего окружающего, она не могла сразу пренебречь подобным вниманием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63