– По пьесе сначала мальчик должен прийти… – рассеянно заметил Рудаки и добавил неуверенно: – Мы же вроде выпить собирались.
– Точно, – тут же откликнулся Иванов, – это моя вина, сам предлагал и забыл, сейчас исправлюсь, – и стал разливать самогон по кружкам, потом вдруг остановился и сказал: – Тише, там кто-то идет, вон там, слева, смотрите, – и показал рукой с бутылкой.
Все посмотрели туда, куда показывал Иванов, и увидели, что по тропинке вдоль озера, сильно пошатываясь, бредет человек в длинном то ли пальто, то ли плаще и криво надетой кепке с длинным козырьком.
– Это же Урия, – воскликнул Рудаки, – Урия, коллега мой, я его пригласил, да забыл вам сказать, надеюсь, вы возражать не будете, он тоже хочет отсюда линять, вот я и предложил…
– Мог бы и предупредить, – проворчал Иванов, – помню я твоего Урию, как же.
А Штельвельд сказал:
– Да и я его знаю, встречались, большой любитель по этому делу…
– Имя какое странное, Урия, – заметила Ира.
– Да Юра он, Юрий, – пояснил Рудаки, – просто прозвали его так – Урия. Он хороший парень, компанейский, я его давно знаю, – и добавил как самый веский аргумент: – И Ива его знает.
Тем временем «компанейский парень» Урия – носатый человек средних лет в долгополом пальто шинельного сукна и покроя и черной «бейсболке» с вензелем Нью-Йорка – достиг костра Аборигенов и, споткнувшись, ухватился за одного из них, чтобы не упасть. Абориген пошатнулся, а Урия, обняв его одной рукой за плечи, достал пачку сигарет и стал совать ее под нос Аборигенам, приговаривая:
– Здорово, хлопцы, здорово. Отдыхаете тут? Не холодно, а? Ну, вот, закуривайте, мужики, согреетесь.
Аборигены продолжали сидеть, не меняя позы, все так же уставившись в одну точку, только тот, которого Урия обхватил за плечи, молча старался освободиться.
– Гордые… ну, ладно… – продолжал бормотать Урия, потом оставив того Аборигена, за которого ухватился вначале, схватил за плечо другого, встряхнул его и громко, как глухому, крикнул ему прямо в ухо:
– Слышь, мужик, тут лысый один должен быть, не видел?
– А вот и мальчик, Володя, – тихо сказал Рудаки Штельвельду и позвал: – Урия!
Урия обернулся и радостно закричал:
– Аврам! Здоров, профессор, а я тебя ищу! – и тут жепожаловался на Аборигенов. – Эти молчат… гордые… я им сигарету, а они молчат… ну ладно… твои товарищи, что ли? Гордые… а я мужик простой…
– Это же Аборигены, Урия, ты что, не узнал? – Рудаки встал со своего спальника и махнул рукой, приглашая к костру. – Давай, Урия, иди сюда! – И когда Урия неуверенно подошел, сказал: – Вот, знакомься, – мои друзья, оба Володи, правда, этот и на Вольфа откликается. А это Ира. Впрочем, вы, кажется, знакомы… Это Урия.
– Здравствуйте, – Урия тяжело плюхнулся на землю возле самого костра и, окинув компанию тяжелым и не совсем осмысленным взглядом, сказал: – Я помню твоих товарищей – красавцы, седые красавцы, как пилоты Люфтганзы… пилоты Люфтганзы все красавцы, все, в годах, но красавцы… да, седые красавцы… Ты летал Люфтганзой, Аврам? Идут по коридору… седые красавцы… стюардессы за ними – цок-цок… да… красавцы – и добавил, отвесив неуклюжий поклон Ире Штельвельд: – И вы тоже, мадам… красавцы, – Ира засмеялась, а Урия уже с пафосом вопрошал, обращаясь к Рудаки: – Почему мы с тобой не красавцы, Аврам? Почему?!
– Судьба, точнее, не судьба, – ответил Рудаки и взял у Иванова бутылку, – выпьешь, Урия?
Появление Урии разрядило довольно мрачную обстановку этого вечера: как-то отодвинулись, отошли на второй план все ужасы и загадки, черная вода озера и черный лес вокруг уже не казались такими мрачными и полными неясных угроз. Даже Иванов немного повеселел.
– Ну что ж… – сказал он, поднимая свою кружку. – Как говорится, дай бог.
Урия попытался встать, но потом решил ограничиться, как ему казалось, изящным поклоном в сторону Иры Штельвельд.
– Выпьем за здоровье дамы! – провозгласил он, выпил одним глотком содержимое кружки и продолжил: – Ваш муж– красавец… пилоты Люфтганзы – все, все! – седые красавцы… откуда? Откуда столько красавцев? Курбатов – был красавец, умер. Я был на похоронах – лежит в гробу… красавец! Аракин – красавец, помнишь Аракина, Аврам?
– Неужто умер? – поинтересовался Рудаки.
– Жив… пьет, но жив, – ответил Урия. – Красавец! Диденко, помнишь Диденко, Аврам? Не красавец, но умер… давно. Эти, – он показал на Аборигенов, – не понимают, гордые… я им сигарету, а они морду воротят… гордые… – и протянул свою кружку Иванову. – Плесни еще. Хорош продукт – пошел как дети в школу.
Некоторое время все молчали. Иванов и Рудаки закурили, а Штельвельды жевали, задумчиво глядя на огонь. Урия, казалось, заснул, и поэтому Рудаки даже вздрогнул, когда он неожиданно громко спросил Штельвельда:
– Так это ты капитан?
– Нет. Какой я капитан?!
Обескураженный Штельвельд едва не подавился, а Ира засмеялась и сказала:
– Прямо, капитан.
– Молодые капитаны поведут наш караван… – запел Урия, потом посмотрел на Штельвельда и сказал: – Красавцы! Не молодые, но красавцы. Помнишь, Аврам, пилотов Люфтганзы? Седые красавцы… Все красавцы, все. Откуда?
– Капитаном у нас будет некий Нема, – серьезно сказал Рудаки, – как раз его мы и ждем, но что-то он долго в этот раз – ведь столько надо обсудить до утра.
– А, Нема… я знал одного Нему, – откликнулся Урия, – мясника на Ситном. Жулик.
– Красавец? – спросила Ира.
– Не красавец, – ответил Урия, – но зарезали товарищи, выручку не поделили.
– Знакомства у тебя, однако, Урия, – заметил Рудаки и спросил: – Так ты решил с нами?
– Я? Я с вами, с кем же еще… – рассеянно ответил тот, его явно занимало другое. – Курбатов, ты помнишь Курбатова, Аврам? Умер… красавец… умер… лежит в гробу… красавец. С базара едем, Аврам, с базара.
– Бесспорный факт, Урия, – сказал Рудаки и добавил: – Хорошо, что еще куда-то едем. Ты же вот тоже на Бетельгейзе собрался.
– Бетельгейзе-шметельгейзе: один, как говорится… черт. Эх! – Урия махнул рукой. – В энциклопедии теперь не посмотришь, что за планета, – у меня в компьютере такая энциклопедия была. Компьютер луддиты разбили, сволочи. Я им говорю: я ж за него больше куска зелеными отдал, кто мне компенсирует? Получил в морду от главного – вот тебе компенсация, говорит, и по роже… Планета-шманета – какая теперь разница? С базара едем, с базара…
– Бетельгейзе – звезда, а не планета, – сказал Штельвельд, который во всем любил точность.
– Планета-шманета – какая разница, – Урия опять махнул рукой. – Поехали, – и попросил Штельвельда: – Плесни-ка еще, продукт – высший сорт. Твой?
– Да нет, это Иванова произведение, – сказал Штельвельд. – Правда, у меня тоже есть, но другая технология.
– Хорош продукт. Из чего гонишь? – спросил Урия у Иванова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60