– Клавдия старше тебя лет на десять, – сказал между прочим.
Кимбл налил второй бокал, поднял глаза и посмотрел на Колю странным, виноватым взглядом.
– Нет, я ничего не имел в виду, – покачал головой Коля.
Кимбл выпил.
– Отпустило! – Он погладил себя по животу. Глаза у него заблестели, губы растянулись «до ушей». С рыжим ежиком и покрасневшими ушами Кимбл стал похож на чертика, каких рисуют в детских книжках. – Очень хорошо, что старше, – сказал он уверенно, покачиваясь на стуле.
– Почему? – заинтересовался Коля.
– Я женщин старше себя предпочитаю. Оценил раз и навсегда.
– Вот те раз! У тебя комплекс?
Кимбл замотал головой.
– Опыт, – сказал, высасывая ракушку. – Когда жизнь с ноля начинаешь, женщина с опытом уверенность вселяет. Она перебесилась, сама набила шишки и ценит отношения, не отвлекает глупостью. Женщинки с татуировкой и колечками в пупке, они что, для жизни годятся?
– Так ты не бери совсем молодняк. Постарше смотри.
– Постарше они хищными становятся. Мир так устроен. Почему ты не женат?
– Я пытался. Не получилось, – неохотно ответил Коля.
– Измотала, небось, тебя ревностью или ерундой какой. Ни йоту в тебя не вложила. Ни к чему не прислушалась. Как тут к цели дойти? Не хочу я никого воспитывать, нет смысла. Мир жестоко устроен. Я до своих ровесниц не дожил еще. – Кимбл засмеялся и налил третий бокал. – Оставим, у каждого свое. Почему ты не пьешь?
– Не идет белое.
– Давай красное возьми. Мясо закажи. Я оплачу от фирмы как представительские.
– Я за рулем, прости. Сухим не столько напьешься, сколько пахнуть будешь.
Кимбл выпил полбокала, заел рыбкой и оживился.
– На ровеснице я в юности опозорился, – пустился он в откровения. – Да так опозорился, что решил: я – больной. Ночами плакал. Чуть пипиську не оторвал. А мужчиной меня соседка сделала. Волшебная женщина! Джиной звали. Старше меня лет на двадцать. Да, ей тридцать пять, тридцать шесть было. Эта любовь до сих пор мне снится. Она коз держала. Я из Вайоминга сам. Пришла как-то, я один сижу, за пипиську в штанах держусь. Посмотрела на меня. «Что с тобой?» – спрашивает. «Заболел», – говорю. «Чего у тебя, ну-ка?! – Бесцеремонно меня осмотрела. – Почему красный весь?» Я признался. «Зачем ты его тянешь?! Попортишь себя. Он у тебя, как банан, не по возрасту. Пойдем я козьим жиром смажу». Пока мазала… – Кимбл беззвучно прыснул. – Я, Ник, три года к ней бегал. Отец на работу, я – к ней. В зрелой женщине есть что-то такое… Не определишь словами. От них стабильностью чувств веет. Молодежь для меня – как козы. Кожа и тело.
– Ты что-то недопонял в жизни, – сказал Коля и принялся есть, почувствовав голод.
…Коля оторвал глаза от папки с полисами. Клиентов не было. Кимбл сидел над бумагами мрачный.
– Ворончик! – использовал Коля словечко Клавдии, стараясь вывести Кимбла из «мрака». – Благодари судьбу за фобию. Ваши шансы возрастают, сэр!
Уоррен не понял.
– Что имеешь в виду? – серьезно спросил он.
– Тебя пожалели. Ворончик – ласкательное имя. Женщина тебя пожалела. Жалость – начало уважения и любви. Теперь, чтобы загладить свой неверный заход, ты должен выкинуть что-нибудь «для удивления».
– Что «выкинуть»?
– Жизнь, например, свою погубить. Сжечь себя. Не до конца, конечно, – издевался Коля.
– Почему ты все время ерничаешь? – спросил Кимбл с раздражением.
– Ты меня ерундой занял! – Коля неожиданно вскипел. – Время теряем. Когда дело начнем делать?
На лице Кимбла замерла нечитаемая гримаса. Он посмотрел на Колю. Мгновение – странно, мгновение – вопросительно, мгновение – переваривая сомнения. Переварил в выражение будничной деловитости.
– Получишь лицензию, начнем. Что ты сейчас делать можешь?! Не торопи события. Будь разумным. – Он вернулся к началу разговора, спросил, восстанавливая тему: – Для чего ей моя погубленная жизнь?
– Чтоб страдала все оставшиеся годы. Детям и внукам в пример тебя ставила.
– Ты что предлагаешь? – трезво спросил Кимбл.
– Нечего на меня злиться. Просил помочь – помогаю, как могу. Но скоро тебе самому придется действовать. Она язык подучила. «Сколько стоит?» – может спросить и туалет «комнатой отдыха» уже называет.
Кимбл занервничал.
– Не обижайся, Ник. Ты – плейбой, можно сказать. Больших проблем не имеешь. У меня комплексы, говорил тебе. Клавдия мне нравится. Мучаюсь, дурака под твоим руководством валяю. Согласился помогать, помогай.
Коля успокоился:
– Придумал я кое-что. Для себя берег. Кандидатуры сейчас нет достойной. Жертвую для босса.
– Чем жертвуешь?
– Идеей! Ехал я как-то вдоль берега. Поесть захотелось. Зашел в кафешку. Сижу ем. Накануне фильм по телевизору гоняли. Кадр мне один запомнился, красиво так снято. Закатное время. Солнце красное отражается. Вдали океан. Полный прилив прошел. И у меня тоже – все, как в кино! Смотрю и глазам не верю. Рыбак в сапогах со спиннингом подошел к воде, повозился с ведром и… – Он замолчал, взглянул заговорщически. – Только вот что. Притвориться странным придется…
На крыше кафе красовался большой красный краб. Втроем они расположились за столиком с пивом. Кимбл смотрел в окно на краснеющее над океаном солнце.
– Уоррен задумчивый сегодня. Пиво не пьет, – сказала Клавдия, отодвигая высокий бокал. – Мы с тобой вдвоем назюзюкаемся.
– Он не задумчивый. У него – напасть, – загадочно произнес Коля.
– Что с ним?
– Не знаю, стоит ли рассказывать тебе… Можешь не понять.
– Чего не понять? Говори, я любопытная. Не скажешь, обижусь и уйду, – пригрозила она.
– Его дедушка в резервации индейцев родился от белого мужчины, – таинственно заговорил Коля. – У Кимбла, если присмотреться, глаза хоть и маленькие, но раскосые немного. Скулы острые, и сам рыжий, видишь? Мать дедушки выгнали из резервации. Грех у них считается. Они потом долго по стране блуждали, прежде чем осели в где-то Вайоминге.
Клавдия посмотрела на Кимбла. Тот тряс мизинцем в ухе.
– Почему надо сегодня переживать об этом? – спросила.
– Он не переживает. Дослушай.
– Когда дед повзрослел, его мать рассказала, что она – из рода шамана, вождя племени. Он, таким образом, – наследный… Я не знаю, как у них называется… В общем, наследный «принц» руководителя их народа.
Клавдия посмотрела на Кимбла. Тот тряс мизинцем в другом ухе.
– Дело давнишнее, – продолжал Коля. – Уоррен мне бы не рассказывал, если бы не нападала на него, как он говорит, «невесомость». Сначала в ушах звенит, потом нападает.
Клавдия очнулась и улыбнулась.
– Коля, на тебя болтун напал. Болтун ты! Нарочно не придумаешь!
– Что она говорит? – спросил Кимбл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128