Стараясь не угодить в них, я прошел в малую спальню. Замок на двери был сорван.
На голом матрасе сидел без пиджака полковник Блекуэлл. Его лицо было бледным как мел и заросло черной щетиной. Он воровато посмотрел на меня.
— Доброе утро, — сказал он. — Я так и знал, что придете вы.
— Утро не очень доброе. Кого вы сегодня убили?
Он прищурился, словно в лицо ударил яркий свет:
— Никого.
— Ванная напоминает скотобойню. Чья там кровь?
— Моя. Порезался, когда брился.
— Вы не брились по меньшей мере сутки.
Он рассеянно потрогал подбородок. Он явно пытался восстановить нарушенную связь с миром с помощью первых попавшихся фраз.
— Я порезался вчера. Это старая кровь. Никто сегодня не умирал.
— А кто умер вчера?
— Я. — Он снова прищурился от невидимого прожектора.
— Нет, вам не настолько повезло. Встаньте.
Он послушно поднялся. Я быстро обыскал его, хотя и дотрагивался до него с отвращением. Оружия при нем не было. Я велел ему садиться, и он опять безропотно подчинился.
Злобное упрямство бесследно покинуло его, уступив место нервозности. Это случается с теми, кто заходит слишком далеко. Какая-то крыса начинала грызть им сердце, и это делало их еще более опасными для окружающих, да и для самих себя.
— Я провел ночь в одиночестве, — сказал он, и глаза его подернулись влагой.
— Что вы делали?
— Ничего особенного. Ждал. Надеялся, что утро придаст мне силы действовать. Но свет еще хуже, чем потемки. — Он слегка посопел носом. — Сам не знаю, зачем я говорю вам это. Вы меня ненавидите.
Я не стал разуверять его.
— Хорошо, что вы готовы говорить. Нужно ваше признание.
— Признание? Мне не в чем признаваться. В ванной старая кровь. Я никого не убивал.
— Чья же она тогда?
— Может, хулиганов, что вломились сюда. Это теперь частое явление.
— Как и убийства. Начнем с убийства номер один. Зачем вы убили Рональда Джеймета?
Он посмотрел на меня снизу вверх, словно седовласое дитя, внезапно и безобразно состарившееся.
— Я не убивал. Это несчастный случай. Он упал и сломал лодыжку и шприц. Я нес его на себе весь день и еще ночь. Из-за отсутствия инсулина ему стало плохо. Потому-то он и умер. Самый настоящий несчастный случай...
— Как именно все произошло?
— Мы с Рональдом затеяли дружескую потасовку. Он споткнулся о камень и сошел с тропы. Он неудачно приземлился — всей тяжестью на лодыжку. Я даже слышал хруст.
— Из-за чего возникла дружеская потасовка?
— Просто так. Он слегка подтрунивал из-за моего увлечения юной особой, которой он покровительствовал. Она мне действительно нравилась, но, уверяю вас, дальше этого дело не зашло. Я никогда... никогда не делал ей ничего плохого. У меня были к ней самые чистые чувства. Я так и сказал Рональду. Кажется, я дружески толкнул его, чтобы подчеркнуть свои слова. Я не хотел, чтобы он упал.
— И погиб...
— Почему мне хотеть его смерти? Тогда бы я просто оставил его там, в горах... — Он добавил в качестве решающего аргумента: — Рональд был моим любимым кузеном. Он был очень похож на мою мать. — Он посмотрел на меня как-то очень плаксиво. Я решил, что он сейчас заведет речь о матери. Такое бывало.
— Когда вы впервые вступили в половую связь с Долли Стоун?
Он отвел взгляд. Его глаза были почти не видны из-за отекших век, словно его избили невидимые кулаки.
— Ах, вот вы о чем!
— О том самом.
Он откинулся на кровати так, что его голова оказалась на полосатой подушке без наволочки. Он глухо сказал:
— Клянусь, я не прикасался к ней, когда она была несовершеннолетней. Я обожал ее на расстоянии. Она была как фея. И после смерти Рональда я не трогал ее.
Мы встретились потом, только прошлой весной на Тахо. Она повзрослела, но мне казалось, я снова встретил мою маленькую фею. Я пригласил ее к себе в охотничий домик, просто так, показать ей его. Я был рад встрече. Она тоже. Потом она сама пришла ко мне — и приходила еще и еще. Я жил в радости и горе. Я был счастлив с ней и горевал, когда ее не было. Затем она ополчилась против меня, и вся жизнь стала кошмаром. — Он глубоко вздохнул, словно влюбленный подросток.
— Почему же она изменила к вам отношение?
— У нас возникли сложности.
Мне надоели его эвфемизмы, и я спросил:
— Вы сделали ей ребенка?
— Не только это. Она ополчилась против меня раз и навсегда. — Он поджал под себя ноги. — Прошлое лето я провел как в аду. Она превратила мою жизнь в сплошную муку. — Как ей это удалось?
— Я боялся потерять ее, и мне было страшно, что может случиться, если наша связь продолжится. Я был всецело в ее руках. Это были жуткие времена. Что она мне только не говорила! Она называла меня похотливым стариком. Потом ко мне приехала Гарриет, и началось вообще Бог знает что. Она больше не приходила ко мне, но постоянно угрожала все рассказать Гарриет.
Он заворочался как в беспокойном сне. Кровать скрипела под ним, словно пародируя любовные страсти. — Долли вас шантажировала?
— Я бы этого не сказал. Я давал ей деньги, и в общем-то немалые. Но потом она вдруг перестала появляться. Но я чувствовал себя как на иголках. Скандал мог разразиться в любой момент. Только весной я узнал, что она вышла замуж.
— А вы тем временем использовали Изобел как буфер. — Все не так просто, — возразил он. — Изобел мой старый добрый друг. Я всегда к ней хорошо относился. — Ей повезло.
Он посмотрел на меня с ненавистью, но он был слишком удручен, чтобы дать волю этому чувству. Он уткнулся лицом в подушку. Мне вдруг показалось, что под спутанными прядями на его затылке скрывается другое лицо — без глаз, рта, носа.
— Выкладывайте все до конца, — потребовал я.
Он лежал тихо-тихо, напоминая бездыханный труп. Мне показалось, что он нарочно затаил дыхание, как обиженный на весь мир ребенок.
— Выкладывайте все до конца, Блекуэлл!
Он тяжело задышал. Его плечи поднимались и опадали, тело сотрясалось в конвульсиях. Это был единственный ответ на мое требование.
— Тогда я сам все расскажу, но очень коротко, потому что с вами скоро захочет потолковать полиция. Весной Долли возобновила денежные претензии, у нее была трудная зима. Вы решили положить конец и вымогательству, и вообще неопределенности. Ночью пятого мая вы проникли в ее дом. Мужа там не было, он был с другой женщиной. Долли впустила вас, считая, что вы принесли деньги. Вы задушили ее чулком.
Блекуэлл захрипел, словно чулок затянулся на его жилистой шее.
— Затем вы увидели ребенка, вашего побочного сына. Вы не захотели оставлять его наедине с покойницей. Возможно, потому, что беспокоились за его безопасность. По крайней мере, мне хотелось бы так думать. Так или иначе вы взяли его на руки и понесли к ближайшему дому, положили в стоявшую там машину. Ребенок уцепился за пуговицу вашего пальто, которая почти оторвалась во время схватки с Долли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
На голом матрасе сидел без пиджака полковник Блекуэлл. Его лицо было бледным как мел и заросло черной щетиной. Он воровато посмотрел на меня.
— Доброе утро, — сказал он. — Я так и знал, что придете вы.
— Утро не очень доброе. Кого вы сегодня убили?
Он прищурился, словно в лицо ударил яркий свет:
— Никого.
— Ванная напоминает скотобойню. Чья там кровь?
— Моя. Порезался, когда брился.
— Вы не брились по меньшей мере сутки.
Он рассеянно потрогал подбородок. Он явно пытался восстановить нарушенную связь с миром с помощью первых попавшихся фраз.
— Я порезался вчера. Это старая кровь. Никто сегодня не умирал.
— А кто умер вчера?
— Я. — Он снова прищурился от невидимого прожектора.
— Нет, вам не настолько повезло. Встаньте.
Он послушно поднялся. Я быстро обыскал его, хотя и дотрагивался до него с отвращением. Оружия при нем не было. Я велел ему садиться, и он опять безропотно подчинился.
Злобное упрямство бесследно покинуло его, уступив место нервозности. Это случается с теми, кто заходит слишком далеко. Какая-то крыса начинала грызть им сердце, и это делало их еще более опасными для окружающих, да и для самих себя.
— Я провел ночь в одиночестве, — сказал он, и глаза его подернулись влагой.
— Что вы делали?
— Ничего особенного. Ждал. Надеялся, что утро придаст мне силы действовать. Но свет еще хуже, чем потемки. — Он слегка посопел носом. — Сам не знаю, зачем я говорю вам это. Вы меня ненавидите.
Я не стал разуверять его.
— Хорошо, что вы готовы говорить. Нужно ваше признание.
— Признание? Мне не в чем признаваться. В ванной старая кровь. Я никого не убивал.
— Чья же она тогда?
— Может, хулиганов, что вломились сюда. Это теперь частое явление.
— Как и убийства. Начнем с убийства номер один. Зачем вы убили Рональда Джеймета?
Он посмотрел на меня снизу вверх, словно седовласое дитя, внезапно и безобразно состарившееся.
— Я не убивал. Это несчастный случай. Он упал и сломал лодыжку и шприц. Я нес его на себе весь день и еще ночь. Из-за отсутствия инсулина ему стало плохо. Потому-то он и умер. Самый настоящий несчастный случай...
— Как именно все произошло?
— Мы с Рональдом затеяли дружескую потасовку. Он споткнулся о камень и сошел с тропы. Он неудачно приземлился — всей тяжестью на лодыжку. Я даже слышал хруст.
— Из-за чего возникла дружеская потасовка?
— Просто так. Он слегка подтрунивал из-за моего увлечения юной особой, которой он покровительствовал. Она мне действительно нравилась, но, уверяю вас, дальше этого дело не зашло. Я никогда... никогда не делал ей ничего плохого. У меня были к ней самые чистые чувства. Я так и сказал Рональду. Кажется, я дружески толкнул его, чтобы подчеркнуть свои слова. Я не хотел, чтобы он упал.
— И погиб...
— Почему мне хотеть его смерти? Тогда бы я просто оставил его там, в горах... — Он добавил в качестве решающего аргумента: — Рональд был моим любимым кузеном. Он был очень похож на мою мать. — Он посмотрел на меня как-то очень плаксиво. Я решил, что он сейчас заведет речь о матери. Такое бывало.
— Когда вы впервые вступили в половую связь с Долли Стоун?
Он отвел взгляд. Его глаза были почти не видны из-за отекших век, словно его избили невидимые кулаки.
— Ах, вот вы о чем!
— О том самом.
Он откинулся на кровати так, что его голова оказалась на полосатой подушке без наволочки. Он глухо сказал:
— Клянусь, я не прикасался к ней, когда она была несовершеннолетней. Я обожал ее на расстоянии. Она была как фея. И после смерти Рональда я не трогал ее.
Мы встретились потом, только прошлой весной на Тахо. Она повзрослела, но мне казалось, я снова встретил мою маленькую фею. Я пригласил ее к себе в охотничий домик, просто так, показать ей его. Я был рад встрече. Она тоже. Потом она сама пришла ко мне — и приходила еще и еще. Я жил в радости и горе. Я был счастлив с ней и горевал, когда ее не было. Затем она ополчилась против меня, и вся жизнь стала кошмаром. — Он глубоко вздохнул, словно влюбленный подросток.
— Почему же она изменила к вам отношение?
— У нас возникли сложности.
Мне надоели его эвфемизмы, и я спросил:
— Вы сделали ей ребенка?
— Не только это. Она ополчилась против меня раз и навсегда. — Он поджал под себя ноги. — Прошлое лето я провел как в аду. Она превратила мою жизнь в сплошную муку. — Как ей это удалось?
— Я боялся потерять ее, и мне было страшно, что может случиться, если наша связь продолжится. Я был всецело в ее руках. Это были жуткие времена. Что она мне только не говорила! Она называла меня похотливым стариком. Потом ко мне приехала Гарриет, и началось вообще Бог знает что. Она больше не приходила ко мне, но постоянно угрожала все рассказать Гарриет.
Он заворочался как в беспокойном сне. Кровать скрипела под ним, словно пародируя любовные страсти. — Долли вас шантажировала?
— Я бы этого не сказал. Я давал ей деньги, и в общем-то немалые. Но потом она вдруг перестала появляться. Но я чувствовал себя как на иголках. Скандал мог разразиться в любой момент. Только весной я узнал, что она вышла замуж.
— А вы тем временем использовали Изобел как буфер. — Все не так просто, — возразил он. — Изобел мой старый добрый друг. Я всегда к ней хорошо относился. — Ей повезло.
Он посмотрел на меня с ненавистью, но он был слишком удручен, чтобы дать волю этому чувству. Он уткнулся лицом в подушку. Мне вдруг показалось, что под спутанными прядями на его затылке скрывается другое лицо — без глаз, рта, носа.
— Выкладывайте все до конца, — потребовал я.
Он лежал тихо-тихо, напоминая бездыханный труп. Мне показалось, что он нарочно затаил дыхание, как обиженный на весь мир ребенок.
— Выкладывайте все до конца, Блекуэлл!
Он тяжело задышал. Его плечи поднимались и опадали, тело сотрясалось в конвульсиях. Это был единственный ответ на мое требование.
— Тогда я сам все расскажу, но очень коротко, потому что с вами скоро захочет потолковать полиция. Весной Долли возобновила денежные претензии, у нее была трудная зима. Вы решили положить конец и вымогательству, и вообще неопределенности. Ночью пятого мая вы проникли в ее дом. Мужа там не было, он был с другой женщиной. Долли впустила вас, считая, что вы принесли деньги. Вы задушили ее чулком.
Блекуэлл захрипел, словно чулок затянулся на его жилистой шее.
— Затем вы увидели ребенка, вашего побочного сына. Вы не захотели оставлять его наедине с покойницей. Возможно, потому, что беспокоились за его безопасность. По крайней мере, мне хотелось бы так думать. Так или иначе вы взяли его на руки и понесли к ближайшему дому, положили в стоявшую там машину. Ребенок уцепился за пуговицу вашего пальто, которая почти оторвалась во время схватки с Долли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62