— Пожалуй, придется так и поступить, — сказала она мне и своей собственной совести. — Входите, мистер Арчер! — Она уже знала, как меня зовут.
Я проследовал за ней в комнату в задней части магазина. В углу стоял ткацкий станок, а на нем рос кусок затейливой ткани. На стенах и на мебели были ткани похожей фактуры и великолепной расцветки.
Анна Касл тоже была по-своему великолепна. На ней была пестрая мексиканская юбка, вышитая кофточка, а в ушах — огромные золотые кольца, больше похожие на обручи. Короткая стрижка подчеркивала ее миниатюрность и своеобразие. Глаза карие, очень неглупые — и гораздо более приятные, нежели голос, которым она со мной говорила.
Мы сели на диван, и она сказала:
— Вы собирались рассказать мне, что сделал Берк.
— По психологическим соображениям я бы сперва послушал вас.
— Вы боитесь, что, выслушав вас, я вообще откажусь говорить?
— Что-то в этом роде.
— Речь идет о чем-то ужасном?
— Может быть. Пока я не знаю.
— Убийство? — Она походила на ребенка, который нарочно упоминает вслух о том, чего боится больше всего, — о мертвеце, гуляющем по чердаку, о скелете в шкафу, — желая, чтобы его утешили, сказав, что всего этого не существует.
— Не исключено. А почему вы допускаете такую возможность?
— Вы же сами сказали, что Гарриет Блекуэлл в опасности.
— И все?
— Конечно. — Скелет напугал ее. Она прикрыла свое паническое бегство протестом. — Вы явно ошибаетесь. Они так любят друг друга. Да и Берк не способен на насилие.
— Вы хорошо его знали, мисс Касл?
Она заколебалась:
— Вы уже спрашивали, не была ли я в него влюблена.
— Извините за глупый вопрос.
— Мне все равно. Но неужели это так заметно? Или Чанси Рейнольдс нафантазировал?
— Он только сказал, что вы часто бывали вместе, пока на сцене не появилась Гарриет Блекуэлл.
— Да. С тех пор я пытаюсь выкинуть его из головы. Без особого успеха. — Она поглядела на станок в углу. — Зато я хорошо поработала.
— Может, вы расскажете все с самого начала?
— Если вы настаиваете. Хотя непонятно, чем это может вам помочь.
— Как вы познакомились?
— Самым обычным образом. Как-то он зашел ко мне в магазин — на следующий день посте приезда. Ему не нравилась его комната в отеле из-за плохого освещения. Он искал место, где мог бы работать. Он сказал, что долго был лишен возможности заниматься живописью, и теперь горел желанием скорей начать. У меня есть студия, которой я не пользовалась, и я согласилась сдать ему ее на месяц.
— Он сам попросил на месяц?
— На месяц-другой. Мы не уточняли.
— А сюда он приехал месяца два назад, так?
— Ровно два месяца. Когда я думаю, что произошло за это время... — В ее глазах отразились все эти перемены. — Так или иначе в тот самый день мне пришлось срочно уехать в Гвадалахару. У одной из моих учениц разыгрался ревмокардит, потребовалась срочная медицинская помощь. Берк поехал со мной, и меня удивило, как бережно он обращался с девочкой. Это одна из моих лучших учениц. Мы отвезли ее в больницу и зашли в ресторанчик. Там и разговорились.
Он рассказывал мне о своих творческих замыслах. Он работает в абстрактной манере, пытается с ее помощью лучше понять и точнее выразить жизнь. Он говорил, что большинство американцев подсознательно переживают трагедию, не подозревая, что страдают, не понимая причин страдания. Он убежден, что дело в сексуальной жизни... — Она внезапно покраснела. — Для художника он очень красноречив.
— Я этого не заметил, — сказал я. — А кто платил?
Она покраснела еще сильней.
— Вы успели его неплохо узнать. Ну, я платила. У него не было денег. Потом мы зашли в магазин для художников, и он взял там красок на четыреста песо — тоже за мой счет. Он не просил, я сама предложила... в долг.
— Он вернул долг?
— Конечно.
— До того как познакомился с Гарриет или после?
— До того. По крайней мере, за неделю.
— Как он раздобыл деньги?
— Продал картину Биллу Уилкинсону, точнее, его жене. У нее есть деньги. Я пыталась убедить его не продавать картину или, на худой конец, продать ее мне, но он твердо решил продать картину ей, а она — купить. Она заплатила ему тридцать пять тысяч песо, чего я не могла себе позволить. Потом он жалел, что продал, пытался выкупить картину у Уилкинсонов. Они даже повздорили из-за этого.
— Когда это случилось?
— Недели две назад. Я слышала, как об этом говорили. Мы с Берком уже не разговаривали, а с Уилкинсонами я отношений не поддерживаю. Билл Уилкинсон — алкоголик. Он женился на женщине много старше себя и живет на ее счет. — Она вдруг замолчала, видно почувствовав, что сказанное может иметь отношение к ней самой и к Дэмису. — Это опасные люди.
— Насколько я понимаю, Билл Уилкинсон был главным приятелем Берка?
— Некоторое время. Билл Уилкинсон обладает прекрасным нюхом на слабости других, и на какое-то время Берк оказался у него в плену.
— Не наоборот?
— Это не тот случай. Что человек типа Берка может получить от Уилкинсона?
— Он продал его жене картину за тридцать пять тысяч.
— Это хорошая картина, — возразила Анна, — стоит дороже. Берк не склонен переоценивать свое творчество, но и он признал, что получилось настоящее трагическое полотно, то, чего ему очень хотелось добиться. В отличие от остальных его вещей эта написана в традиционной манере.
— Да?
— Это портрет, — пояснила Анна Касл. — Портрет очаровательной девушки. Он назвал картину «Портрет незнакомки». Я спросила его, знал ли он когда-нибудь такую женщину. Он ответил, что, может, знал, а может, придумал.
— А вы что по этому поводу думаете?
— Думаю, что знал и написал портрет по памяти. В жизни не видела, чтобы художник работал с таким остервенением. Вкалывал по двенадцать — четырнадцать часов в день. Мне буквально приходилось силком заставлять его делать перерывы, чтобы поесть. Я входила в студию с comido, а он работал, обливаясь слезами и потом. Он писал до изнеможения, а потом шел в город и напивался. Поздно ночью я укладывала его спать, а рано утром он вставал и снова шел работать.
— Он задал вам хлопот!
— Это было прекрасное время, — горячо возразила Анна. — Я любила его, да и сейчас люблю.
Это было серьезное признание. Если внутри и бушевала истерика, Анна прекрасно держала себя в руках. Все было нормально, если не считать того, что она работала как одержимая.
Мы сидели и натянуто улыбались друг другу. Анна была привлекательной женщиной, в ней была какая-то удивительная открытость, которая облагораживает черты. Я вспомнил слова, сказанные в припадке пьяной мудрости Чанси Рейнольдсом о Гарриет: она не стала женщиной. Анна Касл была настоящей женщиной.
Я слишком долго таращился на нее. Анна встала и как птичка порхнула к бару у стены.
— Не желаете чего-нибудь, мистер Арчер?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62