В его глазах женщины были либо чистыми, как его сестра, которую он любил, либо распутными, как те, кого он желал. Вопрос состоял в том, кем была для него она.
– Как предотвратить зачатие? – спросила Аланис.
– В твоем возрасте знать это не полагается. Нужно прежде родить выводок здоровых детей. Здоровый дьявол, которого ты обожаешь, сам должен был об этом позаботиться. Пусть Саллах поговорит с ним. Он может взять на себя роль твоего деда.
Аланис покачала головой:
– Ему не нужна жена. Не нужны дети. Я не стану для него обузой.
– Тогда ты должна уехать с нами домой.
– Нет.
– Ты не можешь жить с ним как наложница.
– Что мне делать? Бросить его? Я не могу. Я его люблю. Он самый лучший на свете, а вчерашняя ночь… – Она не позволит себе плакать. Она сама заварила эту кашу и сама будет ее расхлебывать. – Он просил меня довериться ему, что я и собираюсь сделать, но должна при этом помнить и о собственной ответственности. Я не произведу на свет ребенка без отца, чтобы обречь на жизнь, полную насмешек. Если я буду предохраняться, то, когда вернусь домой, у меня останется надежда на нормальное будущее. Ты научишь меня этим женским премудростям?
– Травы не гарантируют полной защиты. Ты здоровая молодая женщина, а Эль-Амар… – Назрин фыркнула. – Он не даст тебе простаивать. Что будешь делать, если травы подведут?
– Произведу дитя на свет, естественно. Действие трав ведь не длится вечно, правда?
– Нет. Ты можешь бросить их в любое время. Пить эту мерзость нужно каждое утро, пока будешь проводить с ним ночи. У меня восемь дочерей, и я каждый раз надеялась, что больше не забеременею. Но беременела. Ты уверена, что хочешь пройти через это?
– Уверена.
Назрин вышла из павильона и вернулась с пучком трав. Бросила несколько листочков в горшок кипятка, который принес по ее просьбе лакей, и разлила коричневый отвар в две чашки. Запах был ужасный. Аланис поморщилась.
– Если позволишь, поделюсь с тобой еврейской мудростью, – промолвила Назрин. – Наши «Хроники священной памяти» учат нас роли женщин в глазах мужчины. «Есть две женщины со времен Великого потопа: одна – для продления рода, вторая – для удовольствия. Та, которая для удовольствия, пьет горькую чашу, чтобы оставаться бесплодной, и ее обожают, как невесту, и балуют деликатесами. Вторая – попрекаема и одинока, как вдова». Хроники советуют женщине стремиться к целостности, чтобы объединять в себе жену, мать и обожаемую любовницу. Помни, дорогая, умная женщина знает, как стать для любимого мужчины незаменимой и всегда оставаться немного недосягаемой.
– Понимаю, – улыбнулась Аланис. Выйдя за Лукаса, она стала бы нежеланной женой. Но женщина, вошедшая вчера ночью в змеиное логово… У нее учащенно забилось сердце. Почувствовав себя уверенней, она подняла чашку и чокнулась с Назрин. – До дна!
Аланис залпом выпила отвар. Горький. И запила его стаканом апельсинового сока, стоявшим на столе.
– Я вам не помешаю? – услышала она голос Эроса.
Они с Назрин испуганно переглянулись. Сколько времени стоял он тут? Если он слышал большую часть их приватного разговора, то неминуемо последует взрыв. Аланис почему-то почувствовала себя виноватой, хотя действовала в его интересах.
– Доброе утро, Назрин, – вежливо кивнул Эрос и посмотрел на Аланис. – Можно тебя на минутку?
Эрос взял ее за руку и отвел к небольшому фонтану, укрывшемуся среди кустов жимолости и пальм.
– Тебя не было, когда я проснулся. Что стряслось? – спросил он.
Она отступила к кусту с благоухающими цветами.
– Мне нужно было побыть одной.
– С Назрин. – Его резкий тон заставил ее поднять глаза. На его щеке нервно подрагивал мускул. – Сожаление в твоих глазах греет сердце, Аланис.
– Я не сожалею о прошлой ночи, – заметила она спокойно. – А ты?
– Только о том, что эта ночь кончилась, – вздохнул Эрос, привлек ее к себе и крепко обнял.
Значит, он ничего не видел, лишь беспокоился о ее переживаниях. Аланис положила голову ему на плечо. Она верила в него. У них все получится.
– Малышка, почему ты ушла из моей постели, не разбудив меня?
– Мне нужно было побыть одной.
Эрос приподнял ее подбородок и заглянул в глаза.
– Я верен своему слову, Аланис. Ты не пожалеешь о прошлой ночи. Обещаю. – Он поцеловал ее. – Позволь показать тебе берег. Возможно, ты мне поверишь.
Вдоль извилистого берега курсировали два военных корабля, французский и алжирский. По береговой линии тянулись скалистые утесы. Хани прохаживался по французской палубе. В состоянии возбуждения он не мог сидеть за одним столом с итальянцем, хотя его туда никто и не приглашал.
– Мы уже должны были найти его дом, – проворчал он нетерпеливо. – Таофик сказал, что это огромная красная крепость, которую нельзя не заметить.
Чезаре не спускал глаз со своего сообщника. Скоро он избавится от этого бесполезного паразита, но не сейчас. Не раньше, чем найдет дом Стефано.
– Терпение – это добродетель, – пробормотал он, – которую стоит в себе воспитывать. У женщин она встречается редко и никогда – у мужчин.
– Не хотите ли сказать, что у меня нет добродетелей? – спросил Хани.
Чезаре промокнул салфеткой уголки губ. Его лицо выражало смесь отвращения и жалости.
– Из нуля и будет нуль, – произнес он на латыни свой излюбленный афоризм.
Раздосадованный зашифрованным оскорблением, Хани вспылил:
– Не забудьте о нашем контракте! Эль-Амар – ваш, блондинка – моя! Она вернется в Казбах со мной.
Верхом на грациозных арабских скакунах они скакали по берегу, покрытому тонким белым песком, бросая вызов пенистым волнам и соленому ветру. Солнце било им в лицо. Аланис переживала свою давнюю мечту, ставшую явью. Она свободна. Она влюблена. Чего еще желать?
– Давай повернем назад! – крикнул Эрос. – За выступом дома есть уединенная бухточка. Мы можем укрыться там на некоторое время.
– А как же Саллах и Назрин? – спросила Аланис.
– Обойдутся без нас час или два. Их корабль уходит с вечерним отливом.
– В таком случае… – Она повернула назад и ударила лошадь пятками, приглашая Эроса нестись наперегонки. У входа в облепленный ракушками тоннель Аланис спешилась и скользнула внутрь. В этот момент Эрос схватил ее и повернул к себе. – Я выиграла, – объявила Аланис, запыхавшись.
– Я хочу заняться с тобой любовью здесь и сейчас, – сказал Эрос с хрипотцой в голосе.
Он прижал ее к стене, расстегнул на ней рубаху и брюки.
– Эрос… – От неистового желания у Аланис кружилась голова и подгибались ноги.
Эрос приподнял ее одной рукой и, выпустив на волю свою твердую плоть, в одно движение завладел ею с яростью одержимого. Аланис вскрикнула.
От прихлынувшей волны наслаждения у нее потемнело в глазах.
– Да, да! – закричала она, почувствовав приближение экстаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
– Как предотвратить зачатие? – спросила Аланис.
– В твоем возрасте знать это не полагается. Нужно прежде родить выводок здоровых детей. Здоровый дьявол, которого ты обожаешь, сам должен был об этом позаботиться. Пусть Саллах поговорит с ним. Он может взять на себя роль твоего деда.
Аланис покачала головой:
– Ему не нужна жена. Не нужны дети. Я не стану для него обузой.
– Тогда ты должна уехать с нами домой.
– Нет.
– Ты не можешь жить с ним как наложница.
– Что мне делать? Бросить его? Я не могу. Я его люблю. Он самый лучший на свете, а вчерашняя ночь… – Она не позволит себе плакать. Она сама заварила эту кашу и сама будет ее расхлебывать. – Он просил меня довериться ему, что я и собираюсь сделать, но должна при этом помнить и о собственной ответственности. Я не произведу на свет ребенка без отца, чтобы обречь на жизнь, полную насмешек. Если я буду предохраняться, то, когда вернусь домой, у меня останется надежда на нормальное будущее. Ты научишь меня этим женским премудростям?
– Травы не гарантируют полной защиты. Ты здоровая молодая женщина, а Эль-Амар… – Назрин фыркнула. – Он не даст тебе простаивать. Что будешь делать, если травы подведут?
– Произведу дитя на свет, естественно. Действие трав ведь не длится вечно, правда?
– Нет. Ты можешь бросить их в любое время. Пить эту мерзость нужно каждое утро, пока будешь проводить с ним ночи. У меня восемь дочерей, и я каждый раз надеялась, что больше не забеременею. Но беременела. Ты уверена, что хочешь пройти через это?
– Уверена.
Назрин вышла из павильона и вернулась с пучком трав. Бросила несколько листочков в горшок кипятка, который принес по ее просьбе лакей, и разлила коричневый отвар в две чашки. Запах был ужасный. Аланис поморщилась.
– Если позволишь, поделюсь с тобой еврейской мудростью, – промолвила Назрин. – Наши «Хроники священной памяти» учат нас роли женщин в глазах мужчины. «Есть две женщины со времен Великого потопа: одна – для продления рода, вторая – для удовольствия. Та, которая для удовольствия, пьет горькую чашу, чтобы оставаться бесплодной, и ее обожают, как невесту, и балуют деликатесами. Вторая – попрекаема и одинока, как вдова». Хроники советуют женщине стремиться к целостности, чтобы объединять в себе жену, мать и обожаемую любовницу. Помни, дорогая, умная женщина знает, как стать для любимого мужчины незаменимой и всегда оставаться немного недосягаемой.
– Понимаю, – улыбнулась Аланис. Выйдя за Лукаса, она стала бы нежеланной женой. Но женщина, вошедшая вчера ночью в змеиное логово… У нее учащенно забилось сердце. Почувствовав себя уверенней, она подняла чашку и чокнулась с Назрин. – До дна!
Аланис залпом выпила отвар. Горький. И запила его стаканом апельсинового сока, стоявшим на столе.
– Я вам не помешаю? – услышала она голос Эроса.
Они с Назрин испуганно переглянулись. Сколько времени стоял он тут? Если он слышал большую часть их приватного разговора, то неминуемо последует взрыв. Аланис почему-то почувствовала себя виноватой, хотя действовала в его интересах.
– Доброе утро, Назрин, – вежливо кивнул Эрос и посмотрел на Аланис. – Можно тебя на минутку?
Эрос взял ее за руку и отвел к небольшому фонтану, укрывшемуся среди кустов жимолости и пальм.
– Тебя не было, когда я проснулся. Что стряслось? – спросил он.
Она отступила к кусту с благоухающими цветами.
– Мне нужно было побыть одной.
– С Назрин. – Его резкий тон заставил ее поднять глаза. На его щеке нервно подрагивал мускул. – Сожаление в твоих глазах греет сердце, Аланис.
– Я не сожалею о прошлой ночи, – заметила она спокойно. – А ты?
– Только о том, что эта ночь кончилась, – вздохнул Эрос, привлек ее к себе и крепко обнял.
Значит, он ничего не видел, лишь беспокоился о ее переживаниях. Аланис положила голову ему на плечо. Она верила в него. У них все получится.
– Малышка, почему ты ушла из моей постели, не разбудив меня?
– Мне нужно было побыть одной.
Эрос приподнял ее подбородок и заглянул в глаза.
– Я верен своему слову, Аланис. Ты не пожалеешь о прошлой ночи. Обещаю. – Он поцеловал ее. – Позволь показать тебе берег. Возможно, ты мне поверишь.
Вдоль извилистого берега курсировали два военных корабля, французский и алжирский. По береговой линии тянулись скалистые утесы. Хани прохаживался по французской палубе. В состоянии возбуждения он не мог сидеть за одним столом с итальянцем, хотя его туда никто и не приглашал.
– Мы уже должны были найти его дом, – проворчал он нетерпеливо. – Таофик сказал, что это огромная красная крепость, которую нельзя не заметить.
Чезаре не спускал глаз со своего сообщника. Скоро он избавится от этого бесполезного паразита, но не сейчас. Не раньше, чем найдет дом Стефано.
– Терпение – это добродетель, – пробормотал он, – которую стоит в себе воспитывать. У женщин она встречается редко и никогда – у мужчин.
– Не хотите ли сказать, что у меня нет добродетелей? – спросил Хани.
Чезаре промокнул салфеткой уголки губ. Его лицо выражало смесь отвращения и жалости.
– Из нуля и будет нуль, – произнес он на латыни свой излюбленный афоризм.
Раздосадованный зашифрованным оскорблением, Хани вспылил:
– Не забудьте о нашем контракте! Эль-Амар – ваш, блондинка – моя! Она вернется в Казбах со мной.
Верхом на грациозных арабских скакунах они скакали по берегу, покрытому тонким белым песком, бросая вызов пенистым волнам и соленому ветру. Солнце било им в лицо. Аланис переживала свою давнюю мечту, ставшую явью. Она свободна. Она влюблена. Чего еще желать?
– Давай повернем назад! – крикнул Эрос. – За выступом дома есть уединенная бухточка. Мы можем укрыться там на некоторое время.
– А как же Саллах и Назрин? – спросила Аланис.
– Обойдутся без нас час или два. Их корабль уходит с вечерним отливом.
– В таком случае… – Она повернула назад и ударила лошадь пятками, приглашая Эроса нестись наперегонки. У входа в облепленный ракушками тоннель Аланис спешилась и скользнула внутрь. В этот момент Эрос схватил ее и повернул к себе. – Я выиграла, – объявила Аланис, запыхавшись.
– Я хочу заняться с тобой любовью здесь и сейчас, – сказал Эрос с хрипотцой в голосе.
Он прижал ее к стене, расстегнул на ней рубаху и брюки.
– Эрос… – От неистового желания у Аланис кружилась голова и подгибались ноги.
Эрос приподнял ее одной рукой и, выпустив на волю свою твердую плоть, в одно движение завладел ею с яростью одержимого. Аланис вскрикнула.
От прихлынувшей волны наслаждения у нее потемнело в глазах.
– Да, да! – закричала она, почувствовав приближение экстаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79