Именно Эрни помогал им удержаться на плаву, когда жизнь становилась совсем невыносимой.
– Ты собираешься оттрахать ее?
Джон посмотрел в морщинистое лицо деда.
– Что?
– А разве не так вы, молодежь, сейчас выражаетесь?
– Господи, Эрни! – с наигранным возмущением воскликнул Джон, хотя на самом деле шокирован не был. – Нет, я не собираюсь трахать ее.
– Мне очень бы хотелось на это надеяться. – Эрни откинулся на спинку кресла и скрестил ноги с мозолистыми ступнями.
– Она не в моем вкусе.
– Как раз в твоем, – возразил Эрни. – Она напомнила мне ту стриптизершу, с которой ты какое-то время встречался, Кокоа Ладьюд.
Джон быстро взглянул в сторону коридора и порадовался тому, что там никого не оказалось.
– Ее звали Кокода Ладьюк, и я не встречался с нею. – Он снова посмотрел на деда и нахмурился. Хотя Эрни никогда об этом не говорил, Джон подозревал, что дед не одобряет его образ жизни. – Я не ожидал увидеть тебя здесь, – сказал он, желая сменить тему.
– А где еще я мог быть?
– Дома.
– Завтра шестое.
Джон устремил взгляд на огромное окно, выходившее на океан. Волны, увенчанные пенными шапками, мерно катились к берегу.
– Я не нуждаюсь ни в чьей поддержке.
– Знаю, но я думал, что тебе может понадобиться компания, чтобы распить по бутылке пива.
Джон прикрыл глаза.
– Я не хочу говорить о Линде.
– Ну и не будем. Мама беспокоится о тебе. Тебе следовало бы почаще ей звонить.
Ногтем большого пальца Джон отковыривал этикетку на пивной бутылке.
– Да, следовало бы, – согласился он, хотя знал, что чаще звонить не будет.
Джон был уверен, что мать вцепится в него мертвой хваткой и начнет упрекать за то, что он пьет и ведет образ жизни, который разрушает его. Джон понимал, что она абсолютно права, но слышать все это ему не хотелось.
– Когда я ехал по городу, то заметил Дикки Маркса, выходившего из твоего любимого бара, – предпринял он еще одну попытку сменить тему.
– Мы с ним уже виделись. – Эрни подался вперед и тяжело поднялся с кресла. Его замедленные движения напомнили Джону, что деду уже семьдесят один. – Утром мы едем на рыбалку. Было бы неплохо, если бы ты тоже встал пораньше и поехал с нами.
Еще несколько лет назад Джон первым вскочил бы в лодку, но в последнее время он постоянно просыпался с мучительной головной болью, и перспектива встать чуть свет, а потом мерзнуть с удочкой в руках совсем не привлекала его.
– Я подумаю, – сказал он, отлично зная, что думать не станет.
Джорджина застегнула темно-бордовый бюстгальтер и натянула футболку. Ее взгляд переместился к зеркалу, висевшему над комодом, и она недовольно поморщилась. Футболка из мягкого черного хлопка, обтягивая грудь, ниже груди висела мешком. Джорджина заправила футболку в шорты, но это лишь зрительно увеличило ее грудь и попку – те два элемента ее фигуры, которые она совсем не хотела подчеркивать. Поэтому она выпустила футболку наружу, бросила свои туфли в чемоданчик и достала оттуда сникерс. Усевшись на край кровати, она содрала с батончика коричневую обертку и вонзила зубы в шоколад. Ощутив во рту вкус сникерса, она испытала самую настоящую эйфорию. Блаженно вздохнув, Джорджина улеглась на голубой шерстяной плед и принялась рассматривать люстру на потолке. В плоской белой тарелке абажура она разглядела двух дохлых бабочек. Продолжая с удовольствием есть батончик, она прислушалась к приглушенным голосам Джона и Эрни, доносившимся через деревянную дверь, и обнаружила, что низкий тембр голоса Джона действует на нее успокаивающе. Возможно, дело было в том, что на много миль вокруг он был для нее единственным знакомым человеком, а может, она просто чувствовала, что он не такой подонок, каким пытается казаться.
Покончив с батончиком, Джорджина подумала, что пора бы позвонить Лолли, но потом решила, что с этим можно подождать. Она совсем не жаждет услышать упреки тетки. Затем она сказала себе, что надо встать, но вместо этого закрыла глаза. И стала вспоминать, как познакомилась с Вирджилом в парфюмерном отделе универмага «Ниман-Маркус» в Далласе. Ей сейчас просто не верилось, что всего лишь месяц назад она работала консультантом и предлагала покупателям узкие полоски плотной бумаги с образцами духов «Фенди» и «Лиз Клейборн». Она бы и не заметила Вирджила, если бы он не подошел к ней. И она не согласилась бы в первый же день поужинать с ним, если бы после работы он не ждал ее в лимузине с букетом роз. И если бы она не чувствовала себя такой одинокой, а ее будущее выглядело бы более определенно, она вряд ли согласилась бы выйти замуж за человека, которого почти не знала.
Вчера вечером она попыталась сказать Вирджилу, что не может выйти за него. Хотела отменить свадьбу, но он не желал ее слушать. И сейчас она была в ужасе от содеянного, однако не знала, как все исправить.
Дав волю слезам, которые она сдерживала весь день, Джорджина тихо плакала в подушку Джона. Она оплакивала свою разрушенную жизнь и пустоту, которую ощущала в душе. Будущее выглядело страшным и неопределенным. Из родственников у нее не было никого, кроме пожилых тетки и дядьки, которые жили на социальное пособие и чья жизнь вращалась вокруг сериалов вроде «Я люблю Люси».
А здесь она не знала никого, кроме мужчины, предупредившего ее, что ей нечего рассчитывать на его доброту. Джорджина вдруг почувствовала себя Бланш Дюбуа из «Трамвая "Желание"» и увидела нечто мистическое в том, что фамилия Джона была Ковальский. Это было больше, чем просто совпадение.
Джорджине было страшно и одиноко, но в то же время она испытывала облегчение оттого, что ей больше не надо притворяться. Не надо делать вид, будто одобряешь жуткий вкус Вирджила и готова с радостью носить ту дрянь, что он накупил.
Измученная слезами, Джорджина заснула. Но поняла она это только после того, как резко проснулась и села на кровати.
– Джорджи?
Джорджина повернулась к освещенному солнцем дверному проему. Опершись руками о косяк, в дверях стоял мужчина. На его запястье она увидела серебристые часы, надетые так, что циферблат находился на внутренней стороне руки. Джорджина несколько мгновений с недоумением таращилась на мужчину.
– Ты голодна? – спросил он.
Джорджина непонимающе захлопала глазами, и тут наконец до нее дошло. Джон переоделся, и теперь на нем были джинсы «Ливайс» с продранной коленкой и обтягивающая мощную грудь белая майка с узкими бретельками. Майку пересекала надпись «Чинуки».
– Если ты голодна, предлагаю попробовать похлебку, которую приготовил Эрни.
– Я просто умираю с голоду, – сообщила Джорджина и спустила ноги с кровати. – А который час?
Джон оторвал одну руку от косяка и посмотрел на часы.
– Почти шесть.
Надо же, она проспала два с половиной часа, а чувствует себя еще более уставшей, чем раньше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
– Ты собираешься оттрахать ее?
Джон посмотрел в морщинистое лицо деда.
– Что?
– А разве не так вы, молодежь, сейчас выражаетесь?
– Господи, Эрни! – с наигранным возмущением воскликнул Джон, хотя на самом деле шокирован не был. – Нет, я не собираюсь трахать ее.
– Мне очень бы хотелось на это надеяться. – Эрни откинулся на спинку кресла и скрестил ноги с мозолистыми ступнями.
– Она не в моем вкусе.
– Как раз в твоем, – возразил Эрни. – Она напомнила мне ту стриптизершу, с которой ты какое-то время встречался, Кокоа Ладьюд.
Джон быстро взглянул в сторону коридора и порадовался тому, что там никого не оказалось.
– Ее звали Кокода Ладьюк, и я не встречался с нею. – Он снова посмотрел на деда и нахмурился. Хотя Эрни никогда об этом не говорил, Джон подозревал, что дед не одобряет его образ жизни. – Я не ожидал увидеть тебя здесь, – сказал он, желая сменить тему.
– А где еще я мог быть?
– Дома.
– Завтра шестое.
Джон устремил взгляд на огромное окно, выходившее на океан. Волны, увенчанные пенными шапками, мерно катились к берегу.
– Я не нуждаюсь ни в чьей поддержке.
– Знаю, но я думал, что тебе может понадобиться компания, чтобы распить по бутылке пива.
Джон прикрыл глаза.
– Я не хочу говорить о Линде.
– Ну и не будем. Мама беспокоится о тебе. Тебе следовало бы почаще ей звонить.
Ногтем большого пальца Джон отковыривал этикетку на пивной бутылке.
– Да, следовало бы, – согласился он, хотя знал, что чаще звонить не будет.
Джон был уверен, что мать вцепится в него мертвой хваткой и начнет упрекать за то, что он пьет и ведет образ жизни, который разрушает его. Джон понимал, что она абсолютно права, но слышать все это ему не хотелось.
– Когда я ехал по городу, то заметил Дикки Маркса, выходившего из твоего любимого бара, – предпринял он еще одну попытку сменить тему.
– Мы с ним уже виделись. – Эрни подался вперед и тяжело поднялся с кресла. Его замедленные движения напомнили Джону, что деду уже семьдесят один. – Утром мы едем на рыбалку. Было бы неплохо, если бы ты тоже встал пораньше и поехал с нами.
Еще несколько лет назад Джон первым вскочил бы в лодку, но в последнее время он постоянно просыпался с мучительной головной болью, и перспектива встать чуть свет, а потом мерзнуть с удочкой в руках совсем не привлекала его.
– Я подумаю, – сказал он, отлично зная, что думать не станет.
Джорджина застегнула темно-бордовый бюстгальтер и натянула футболку. Ее взгляд переместился к зеркалу, висевшему над комодом, и она недовольно поморщилась. Футболка из мягкого черного хлопка, обтягивая грудь, ниже груди висела мешком. Джорджина заправила футболку в шорты, но это лишь зрительно увеличило ее грудь и попку – те два элемента ее фигуры, которые она совсем не хотела подчеркивать. Поэтому она выпустила футболку наружу, бросила свои туфли в чемоданчик и достала оттуда сникерс. Усевшись на край кровати, она содрала с батончика коричневую обертку и вонзила зубы в шоколад. Ощутив во рту вкус сникерса, она испытала самую настоящую эйфорию. Блаженно вздохнув, Джорджина улеглась на голубой шерстяной плед и принялась рассматривать люстру на потолке. В плоской белой тарелке абажура она разглядела двух дохлых бабочек. Продолжая с удовольствием есть батончик, она прислушалась к приглушенным голосам Джона и Эрни, доносившимся через деревянную дверь, и обнаружила, что низкий тембр голоса Джона действует на нее успокаивающе. Возможно, дело было в том, что на много миль вокруг он был для нее единственным знакомым человеком, а может, она просто чувствовала, что он не такой подонок, каким пытается казаться.
Покончив с батончиком, Джорджина подумала, что пора бы позвонить Лолли, но потом решила, что с этим можно подождать. Она совсем не жаждет услышать упреки тетки. Затем она сказала себе, что надо встать, но вместо этого закрыла глаза. И стала вспоминать, как познакомилась с Вирджилом в парфюмерном отделе универмага «Ниман-Маркус» в Далласе. Ей сейчас просто не верилось, что всего лишь месяц назад она работала консультантом и предлагала покупателям узкие полоски плотной бумаги с образцами духов «Фенди» и «Лиз Клейборн». Она бы и не заметила Вирджила, если бы он не подошел к ней. И она не согласилась бы в первый же день поужинать с ним, если бы после работы он не ждал ее в лимузине с букетом роз. И если бы она не чувствовала себя такой одинокой, а ее будущее выглядело бы более определенно, она вряд ли согласилась бы выйти замуж за человека, которого почти не знала.
Вчера вечером она попыталась сказать Вирджилу, что не может выйти за него. Хотела отменить свадьбу, но он не желал ее слушать. И сейчас она была в ужасе от содеянного, однако не знала, как все исправить.
Дав волю слезам, которые она сдерживала весь день, Джорджина тихо плакала в подушку Джона. Она оплакивала свою разрушенную жизнь и пустоту, которую ощущала в душе. Будущее выглядело страшным и неопределенным. Из родственников у нее не было никого, кроме пожилых тетки и дядьки, которые жили на социальное пособие и чья жизнь вращалась вокруг сериалов вроде «Я люблю Люси».
А здесь она не знала никого, кроме мужчины, предупредившего ее, что ей нечего рассчитывать на его доброту. Джорджина вдруг почувствовала себя Бланш Дюбуа из «Трамвая "Желание"» и увидела нечто мистическое в том, что фамилия Джона была Ковальский. Это было больше, чем просто совпадение.
Джорджине было страшно и одиноко, но в то же время она испытывала облегчение оттого, что ей больше не надо притворяться. Не надо делать вид, будто одобряешь жуткий вкус Вирджила и готова с радостью носить ту дрянь, что он накупил.
Измученная слезами, Джорджина заснула. Но поняла она это только после того, как резко проснулась и села на кровати.
– Джорджи?
Джорджина повернулась к освещенному солнцем дверному проему. Опершись руками о косяк, в дверях стоял мужчина. На его запястье она увидела серебристые часы, надетые так, что циферблат находился на внутренней стороне руки. Джорджина несколько мгновений с недоумением таращилась на мужчину.
– Ты голодна? – спросил он.
Джорджина непонимающе захлопала глазами, и тут наконец до нее дошло. Джон переоделся, и теперь на нем были джинсы «Ливайс» с продранной коленкой и обтягивающая мощную грудь белая майка с узкими бретельками. Майку пересекала надпись «Чинуки».
– Если ты голодна, предлагаю попробовать похлебку, которую приготовил Эрни.
– Я просто умираю с голоду, – сообщила Джорджина и спустила ноги с кровати. – А который час?
Джон оторвал одну руку от косяка и посмотрел на часы.
– Почти шесть.
Надо же, она проспала два с половиной часа, а чувствует себя еще более уставшей, чем раньше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83