— сказала она. — Спаси моего брата, Кулл — он единственный прямой наследник нашего рода! Скорее в конюшню и отправляемся к южным воротам. Там, у гор, у нас есть старый дом, в котором никто не живет. Быстрее же, Гембел, быстрее!
Гембел был в полной растерянности, еще бледнее, чем когда его допрашивали.
— Ты убил царских солдат! — только и мог произнести благородный аристократ. — Кулл, ты — преступник.
— Я преступник, потому что родился, да? — зло процедил Кулл, следуя за Маржук. — Я ни на кого не нападал, я никому не хотел зла. Но и никому не позволю убить меня!
Они втроем прошли на конюшню. За ними бежал, прислуживавший за обедом слуга.
— Быстрее открывай ворота! — крикнула слуге Маржук. — Мы уезжаем! Подождите меня, я скоро вернусь!
Она выбежала из конюшни. Кулл вспрыгнул в седло того коня, что позаимствовал еще на побережье и на котором прибыл сюда. Генбел двигался словно в тумане, точно марионетка, которую дергает за нитки кукловод. Повинуясь крику Кулла он, при помощи слуги, тоже вскочил в седло. Вбежала Маржук, слуга уже приготовил ей коня, и все трое покинули древний дворец предков Крандала.
Маржук указывала дорогу. Когда они подъехали к воротам, стражники уже закрывали тяжелые створки на ночь. Девушка растерянно посмотрела на Кулла. Тот вдохнул воздух, стараясь вспомнить как говорят валузийцы — их язык очень схож с верулийским, многие слова совпадают — и, выхватив из рукава смятую во время сражения царскую грамоту, что прислали Крандалу, показал ее стражам ворот.
— Царский указ, дело не терпит промедлений! — закричал он.
Удивленные стражники, которых еще не предупредили о городской тревоге по поимке двух беглых преступников, кивнули, увидев знакомую печать (читать они, наверное, не умели вообще) и вновь распахнули ворота.
Трое всадников, пришпоривая коней, устремились на юг, к горам.
Через четверть часа безумной скачки Генбел резко натянул поводья. Конь со ржанием остановился. Кулл, скакавший первым, почувствовал неладное и обернулся:
— Что случилось, Генбел? — закричал он.
— Я возвращаюсь! — мрачно ответил валузийский аристократ.
— Ты что с ума сошел? — удивился варвар. — Тебя же сразу убьют. Повесят на крепостной стене ногами вверх.
— Ничего подобного, — ответил Генбел. — Я не убивал ни тех солдат, на побережье, ни в своем дворце. Я чист перед законом и перед царем Борной, меня не за что судить.
— Тебя повесят не за то, что ты сделал, — гневно воскликнула Маржук, — а за то, что ты — дурак! Неужели ты не понял, что за время твоего отсутствия все изменилось? Что Борна подло отравил своего брата царя Дурсу, чтобы занять его место и погряз в пьянстве и пороках, кроме женской сиськи не о чем не желающий думать? Его окружают такие же мелкие и подлые людишки, как и он сам, вроде этого выскочки Слеера, который ничего в жизни кроме мерзостей не делал! Если ты думаешь, что при таком царе, когда четверть его подданных умерла с голоду, вторая четверть прилюдно казнена самым жестоким образом, а оставшаяся половина трусливо молчит, чтобы не разделить участь первых, можно жить? Тогда — отправляйся в Дапрез, поклонись Слееру, передай ему привет от меня! А я еду дальше с Куллом, через горы, в малые княжества. Он — мужчина, а не слизняк как ты!
— Как знаешь, Маржук, — выдавил из себя Генбел. — Я не стану держать тебя за руку, езжай куда хочешь и с кем хочешь. Но Кулл — убийца, и отправляясь с ним, ты становишься соучастницей и, значит, тоже преступницей!
— Я не желаю больше разговаривать с дураком! — вспыхнула Маржук. — Поехали, Кулл. Нас ждет свобода!
Кулл внимательно посмотрел на человека, которого вытащил из моря, и с которым провел в лесах последние дни. Валузиец оказался упрям и несговорчив. Ничто не помогло. Кулл развернул коня и помчался к дожидающейся его вдали Маржук. Через сотню шагов он оглянулся — Генбел развернулся и медленно возвращался в Дапрез. Кулл стеганул своего коня и они вместе с Маржук во все сгущающихся сумерках помчались на юг. Погоня могла направиться за ними в любое мгновение.
Звезды вспыхнули на почерневшем куполе небосвода и улыбались сверху двум путникам. Почти полная луна освещала им путь.
Маржук натянула поводья и перевела коня на шаг.
— Что случилось? — спросил Кулл. — Ты тоже передумала и решила последовать за братцем?
— Нет, — улыбнулась девушка.
Она изумительно смотрелась в призрачном лунном свете на коне, юбки пышными волнами обволакивали ее со всех сторон, она напоминала древнюю воительницу, вышедшую из волн по велению богов.
— Здесь где-то ответвляется дорога, ведущая к нашему загородному дому, — пояснила Маржук. — Там отдохнем, а утром отправимся дальше. Горы вон, рукой подать, был бы сейчас день, ты бы их увидел. А вот и дорога!
Вскоре они подъехали к огромному пустому дому. Кулл сорвал доски с ворот и они въехали внутрь. Кулл поставил доски на место и легко перемахнул через высокий каменный забор. Дом был большим, но полусгоревшим — на ремонт и восстановление у старого Крандала руки не доходили, да и не хотелось тратить на эту развалину лишние средства. Так и заросло все во дворе лопухом и прочими сорняками.
В кромешной темноте Маржук провела Кулла в с детства знакомый дом, уверенно поднялась по лестнице, держа спутника за руку, и распахнула дверь в одну из комнат. В лунном свете, врывающемся через сломанную ставню, Кулл увидел большую деревянную кровать.
— Посиди здесь, — почему-то шепотом, что, впрочем, соответствовало обстановке заброшенного дома, произнесла девушка. — Я поищу каких-нибудь одеял и чего-нибудь поесть.
Через какое-то время она вернулась с ворохом шкур и с кувшином в руке.
— Вот, — вывалила она все на постель, — все, что есть. Ночи здесь холодные. Есть нечего, но в погребе сохранилась бочка с остатками вина, я нацедила почти полный кувшин. Пей, вино придаст тебе силы.
— А ты? — спросил он, принимая у нее кувшин.
— И я тоже, — улыбнулась она в темноту. — Женщины всегда пьют после мужчин.
Кулл напился и передал ей кувшин. Он действительно хотел спать, но исходящее от нее приятное тепло, будоражило кровь и мутило разум.
— Будем спать вместе, — деловито сказала она, — теплее будет. Ночи здесь очень холодные.
Кулл, проведший последние дни в местных лесах у костра, так не считал, но спорить не стал.
Она прижалась к нему всем телом.
— Ты такой красивый, Кулл, — прошептала она, — такой мужественный, не то, что это прилизанный Слеер, думать о нем не могу, мерзавец! А ты… Я такого как ты ждала всю жизнь, и когда увидела тебя утром… Поцелуй меня, пожалуйста…
Кулл знал, что этого делать не стоит, но взыгравшая в нем природа сделала свое дело, он сам не понял, как сорвал с себя и с нее одежды и в свете ухмыляющейся луны слился с этой такой милой и беззащитной девушкой воедино, забыв обо всем — о том, что он преступник, о том, что вещий сон обещал ему царскую корону, о том, где он и что за ними по пятам может гнаться погоня… Он забыл обо всем — кожа ее тела была такая нежная, а губы такими горячими и сладкими, как… как… Кулл не мог сравнить ни с чем, что знал до этого, перед ним открылся совершенно новый мир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Гембел был в полной растерянности, еще бледнее, чем когда его допрашивали.
— Ты убил царских солдат! — только и мог произнести благородный аристократ. — Кулл, ты — преступник.
— Я преступник, потому что родился, да? — зло процедил Кулл, следуя за Маржук. — Я ни на кого не нападал, я никому не хотел зла. Но и никому не позволю убить меня!
Они втроем прошли на конюшню. За ними бежал, прислуживавший за обедом слуга.
— Быстрее открывай ворота! — крикнула слуге Маржук. — Мы уезжаем! Подождите меня, я скоро вернусь!
Она выбежала из конюшни. Кулл вспрыгнул в седло того коня, что позаимствовал еще на побережье и на котором прибыл сюда. Генбел двигался словно в тумане, точно марионетка, которую дергает за нитки кукловод. Повинуясь крику Кулла он, при помощи слуги, тоже вскочил в седло. Вбежала Маржук, слуга уже приготовил ей коня, и все трое покинули древний дворец предков Крандала.
Маржук указывала дорогу. Когда они подъехали к воротам, стражники уже закрывали тяжелые створки на ночь. Девушка растерянно посмотрела на Кулла. Тот вдохнул воздух, стараясь вспомнить как говорят валузийцы — их язык очень схож с верулийским, многие слова совпадают — и, выхватив из рукава смятую во время сражения царскую грамоту, что прислали Крандалу, показал ее стражам ворот.
— Царский указ, дело не терпит промедлений! — закричал он.
Удивленные стражники, которых еще не предупредили о городской тревоге по поимке двух беглых преступников, кивнули, увидев знакомую печать (читать они, наверное, не умели вообще) и вновь распахнули ворота.
Трое всадников, пришпоривая коней, устремились на юг, к горам.
Через четверть часа безумной скачки Генбел резко натянул поводья. Конь со ржанием остановился. Кулл, скакавший первым, почувствовал неладное и обернулся:
— Что случилось, Генбел? — закричал он.
— Я возвращаюсь! — мрачно ответил валузийский аристократ.
— Ты что с ума сошел? — удивился варвар. — Тебя же сразу убьют. Повесят на крепостной стене ногами вверх.
— Ничего подобного, — ответил Генбел. — Я не убивал ни тех солдат, на побережье, ни в своем дворце. Я чист перед законом и перед царем Борной, меня не за что судить.
— Тебя повесят не за то, что ты сделал, — гневно воскликнула Маржук, — а за то, что ты — дурак! Неужели ты не понял, что за время твоего отсутствия все изменилось? Что Борна подло отравил своего брата царя Дурсу, чтобы занять его место и погряз в пьянстве и пороках, кроме женской сиськи не о чем не желающий думать? Его окружают такие же мелкие и подлые людишки, как и он сам, вроде этого выскочки Слеера, который ничего в жизни кроме мерзостей не делал! Если ты думаешь, что при таком царе, когда четверть его подданных умерла с голоду, вторая четверть прилюдно казнена самым жестоким образом, а оставшаяся половина трусливо молчит, чтобы не разделить участь первых, можно жить? Тогда — отправляйся в Дапрез, поклонись Слееру, передай ему привет от меня! А я еду дальше с Куллом, через горы, в малые княжества. Он — мужчина, а не слизняк как ты!
— Как знаешь, Маржук, — выдавил из себя Генбел. — Я не стану держать тебя за руку, езжай куда хочешь и с кем хочешь. Но Кулл — убийца, и отправляясь с ним, ты становишься соучастницей и, значит, тоже преступницей!
— Я не желаю больше разговаривать с дураком! — вспыхнула Маржук. — Поехали, Кулл. Нас ждет свобода!
Кулл внимательно посмотрел на человека, которого вытащил из моря, и с которым провел в лесах последние дни. Валузиец оказался упрям и несговорчив. Ничто не помогло. Кулл развернул коня и помчался к дожидающейся его вдали Маржук. Через сотню шагов он оглянулся — Генбел развернулся и медленно возвращался в Дапрез. Кулл стеганул своего коня и они вместе с Маржук во все сгущающихся сумерках помчались на юг. Погоня могла направиться за ними в любое мгновение.
Звезды вспыхнули на почерневшем куполе небосвода и улыбались сверху двум путникам. Почти полная луна освещала им путь.
Маржук натянула поводья и перевела коня на шаг.
— Что случилось? — спросил Кулл. — Ты тоже передумала и решила последовать за братцем?
— Нет, — улыбнулась девушка.
Она изумительно смотрелась в призрачном лунном свете на коне, юбки пышными волнами обволакивали ее со всех сторон, она напоминала древнюю воительницу, вышедшую из волн по велению богов.
— Здесь где-то ответвляется дорога, ведущая к нашему загородному дому, — пояснила Маржук. — Там отдохнем, а утром отправимся дальше. Горы вон, рукой подать, был бы сейчас день, ты бы их увидел. А вот и дорога!
Вскоре они подъехали к огромному пустому дому. Кулл сорвал доски с ворот и они въехали внутрь. Кулл поставил доски на место и легко перемахнул через высокий каменный забор. Дом был большим, но полусгоревшим — на ремонт и восстановление у старого Крандала руки не доходили, да и не хотелось тратить на эту развалину лишние средства. Так и заросло все во дворе лопухом и прочими сорняками.
В кромешной темноте Маржук провела Кулла в с детства знакомый дом, уверенно поднялась по лестнице, держа спутника за руку, и распахнула дверь в одну из комнат. В лунном свете, врывающемся через сломанную ставню, Кулл увидел большую деревянную кровать.
— Посиди здесь, — почему-то шепотом, что, впрочем, соответствовало обстановке заброшенного дома, произнесла девушка. — Я поищу каких-нибудь одеял и чего-нибудь поесть.
Через какое-то время она вернулась с ворохом шкур и с кувшином в руке.
— Вот, — вывалила она все на постель, — все, что есть. Ночи здесь холодные. Есть нечего, но в погребе сохранилась бочка с остатками вина, я нацедила почти полный кувшин. Пей, вино придаст тебе силы.
— А ты? — спросил он, принимая у нее кувшин.
— И я тоже, — улыбнулась она в темноту. — Женщины всегда пьют после мужчин.
Кулл напился и передал ей кувшин. Он действительно хотел спать, но исходящее от нее приятное тепло, будоражило кровь и мутило разум.
— Будем спать вместе, — деловито сказала она, — теплее будет. Ночи здесь очень холодные.
Кулл, проведший последние дни в местных лесах у костра, так не считал, но спорить не стал.
Она прижалась к нему всем телом.
— Ты такой красивый, Кулл, — прошептала она, — такой мужественный, не то, что это прилизанный Слеер, думать о нем не могу, мерзавец! А ты… Я такого как ты ждала всю жизнь, и когда увидела тебя утром… Поцелуй меня, пожалуйста…
Кулл знал, что этого делать не стоит, но взыгравшая в нем природа сделала свое дело, он сам не понял, как сорвал с себя и с нее одежды и в свете ухмыляющейся луны слился с этой такой милой и беззащитной девушкой воедино, забыв обо всем — о том, что он преступник, о том, что вещий сон обещал ему царскую корону, о том, где он и что за ними по пятам может гнаться погоня… Он забыл обо всем — кожа ее тела была такая нежная, а губы такими горячими и сладкими, как… как… Кулл не мог сравнить ни с чем, что знал до этого, перед ним открылся совершенно новый мир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59