Он убрал руки за спину и сказал, что готов пойти на смерть. Но мне не это нужно было, я заставил его драться. Он-то думал, что я… Впрочем, он очень быстро перестал лишь защищаться, а перешел в наступление. Ну посуди сам, Силамар: я, король, напросился на поединок — честный поединок — с парламентером. Он не имел права отказать. А представляешь, он победил бы меня?
— Стал бы героем для своей страны! — воскликнул Силамар. — О нем бы песни слагали.
— Вот именно, — хмыкнул Варрос. — Но победил я. Выбил меч из его рук и приставил свой клинок к его груди. Ты бы видел его глаза в это мгновение, Силамар! В них не было жизни, он прощался с этим миром. Но ты знаешь, у меня уже не оставалось злости и желания его убивать. Я сказал, чтоб он убирался прочь, а с остальными я буду разговаривать. Вот тогда он снял с шеи этот медальон и молча протянул мне. Для меня он мертв, я выполнил свою клятву и победил его в честном бою. Хотя, наверное, он жив до сих пор. Как-то я слышал от каких-то послов, что он пользуется большим уважением на родине. Но для меня он — мертв.
— Да, я понимаю тебя, — кивнул. Силамар и задумался о чем-то своем.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
День уже почти полностью уступил свои праву вечеру, когда они наконец добрались до желанного оазиса, где путников охраняют внуки Зирива-ваната и Сугнуны. Самые отчаянные и бессовестные грабители не рискуют, опасаясь гнева богов, нападать на путешественников в этих островках жизни, в просторном море камней и песка.
Мужчины разожгли костер, женщины достали из фургона провизию и вино. Силамар толкнул Варроса, когда тот потянул руку за кубком, и подал ему свою флягу.
Женщины переглянулись, но промолчали.
Разговор не клеился — «мы вам платим за то, чтобы вы охраняли караван, а не задавали лишних вопросов»— так отзывались женщины на попытки друзей что-то узнать… Но сами старались выяснить — кто такие их новые охранники, где служили, чем жили…
Потом высокая женщина встала и протянула руку Силамару:
— Пойдем, Гларн, я приготовила нам постель во втором фургоне. — А Самта пойдет с Торнелом.
Медноволосая Самта тоже встала и призывно улыбнулась Варросу.
— Я не хочу, — буркнул Варрос. — У костра переночую, буду стоять на страже, вдруг кто нападет?
— Ты прекрасно знаешь, что никто не нападет, — улыбнулась женщина. — И хищников здесь Мет. Или ты, как наш славный король Варрос, тоже неспособен «а любовь с женщинами? Поговаривают, что королю в битве отрубили мужскую гордость…
Силамар едва сдержался, чтобы не хмыкнуть. Варрос резко встал.
— Хорошо, — не глядя на красавицу, произнес король. — Пойдем. Только потом не жалуйся, сама напросилась.
Медногривая Самта рассмеялась, обхватила его за пояс и прижалась всем телом. По спине мужественного короля пробежала странная дрожь — от этой удивительной женщины исходили странные, вызывающие страсть флюиды.
Звезды — чьи-то бессмертные души — проснулись в черноте неба и ласково смотрели, как Варрос помогает женщине забраться в фургон и залезает следом. Луна освещала поляну, и Варрос почему-то вспомнил, что в ночь, когда он познал плотскую любовь с Маржук, в небе точно так же торчал полный серебристый блин.
Варрос усмехнулся про себя, заметив, что бочки сдвинуты в дальний конец фургона, а перед ними расстелены шкуры.
— Закрой полог, — попросила женщина.
— Не надо. Я хочу видеть тебя.
— Как тебе угодно, милый! — улыбнулась она в темноте.
Варрос вздрогнул, услышав слово» милый «. Точно так же его называла Маржук. У женщин что, других слов для мужчин нет?
Он взобрался в фургон и сел на шкуры. Она тут же принялась расстегивать на нем одежду. Он мягко отстранил ее.
Нет, раз уж взыграло самолюбие и он решил доказать этой вертихвостке, что силен не только в бою, то нельзя отдавать ей инициативу. Он сам все сделает. У него не кружилась голова от близости великолепного тела — он чувствовал себя примерно так же, как на арене, выходя против вооруженного, хорошо обученного гладиатора. Его никто не обучал науке любви, но раз поставлена задача, он ее выполнит. Он докажет ей, что у короля Варроса есть все, что полагается иметь мужчине.
Ей-то он сейчас докажет, а народу Лунгарзии, который распространяет о нем столь гнусные сплетни? Есть лишь один способ — найти себе супругу и родить светловолосого наследника. Прав Хамра Толерад, тысячу раз прав — для кого старается, для кого печется денно и нощно, чтобы страна процветала? Для какого-нибудь дальнего родственника короля Мерналдита? Нет, нужен сын, который продолжит его дело…
Женщина мурлыкала от прикосновений его пальцев, стремилась быстрее освободиться от одежды, как горошина мечтает выскочить из стручка. Он все делал не спеша и основательно, доводя ее тем самым до исступления. Он вошел в нее, будто вогнал меч в грудь врагу.
Она была податлива в его руках, как теплый воск, она стонала и переливалась в такт его движениям, а он, закрыв глаза, сражался — но мысли его были не здесь, в фургоне, куда через откинутый полог проникал мягкий свет луны, и даже не в Грелиманусе, куда лежал его путь.
Мыслями он снова был в своем дворце, в рабочем зале, решая важный государственный вопрос: где взять подходящую супругу? Говорят, у императора Элинории дочки на выданье… Или поискать в Гайронте, где женщин воспитывают в строгости, приучая к покорности и богобоязненности, в отличие от вольнонравной Элинории? Нет, лучше всего тогда уж будет взять в жены какую-нибудь красивую девушку из знатного лунгарзийского рода, итак многие кричат, что безродный дикарь сидит на троне древней страны… В таком случае неплохо жениться на дочери какого-нибудь верного сподвижника, вон у Сийраса Калеподамока младшая дочь уже скоро невестой станет. Калеподамок будет счастлив породниться с королем, для возвышения которого приложил столько стараний…
Она закричала уж слишком громко, изогнулась под ним, сладострастный стон перешел в почти звериный рык. Ногти, что в экстазе царапали спину Варроса, вдруг впились слишком глубоко, оставляя за собой кровавые следы, тело женщины напряглось, словно вбирало в себя силу и энергию партнера.
Варроса словно молнией пронзило, пред внутренним взором вдруг встало хихикающее лицо Хамры Толерада.
Всю страсть как рукой сняло, Варрос открыл глаза, желая освободиться от ее объятий.
Она не переставала рычать. Ее лицо, искаженное гримасой страсти, было сейчас отталкивающим.
Но в следующее мгновение Варрос понял, что это не похоть так обезобразила лицо женщины, а что-то другое.
И вдруг король увидел, что ее уши заостряются, волосы словно вбираются внутрь и на симпатичном лице прорезаются торчащие в стороны стрелки тигриных усов. Пасть разевается во все нарастающем хрипе, который уже можно назвать тигриным рыком, жемчужные зубы на глазах превращаются в грозные клыки, а когти все глубже впиваются ему в спину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
— Стал бы героем для своей страны! — воскликнул Силамар. — О нем бы песни слагали.
— Вот именно, — хмыкнул Варрос. — Но победил я. Выбил меч из его рук и приставил свой клинок к его груди. Ты бы видел его глаза в это мгновение, Силамар! В них не было жизни, он прощался с этим миром. Но ты знаешь, у меня уже не оставалось злости и желания его убивать. Я сказал, чтоб он убирался прочь, а с остальными я буду разговаривать. Вот тогда он снял с шеи этот медальон и молча протянул мне. Для меня он мертв, я выполнил свою клятву и победил его в честном бою. Хотя, наверное, он жив до сих пор. Как-то я слышал от каких-то послов, что он пользуется большим уважением на родине. Но для меня он — мертв.
— Да, я понимаю тебя, — кивнул. Силамар и задумался о чем-то своем.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
День уже почти полностью уступил свои праву вечеру, когда они наконец добрались до желанного оазиса, где путников охраняют внуки Зирива-ваната и Сугнуны. Самые отчаянные и бессовестные грабители не рискуют, опасаясь гнева богов, нападать на путешественников в этих островках жизни, в просторном море камней и песка.
Мужчины разожгли костер, женщины достали из фургона провизию и вино. Силамар толкнул Варроса, когда тот потянул руку за кубком, и подал ему свою флягу.
Женщины переглянулись, но промолчали.
Разговор не клеился — «мы вам платим за то, чтобы вы охраняли караван, а не задавали лишних вопросов»— так отзывались женщины на попытки друзей что-то узнать… Но сами старались выяснить — кто такие их новые охранники, где служили, чем жили…
Потом высокая женщина встала и протянула руку Силамару:
— Пойдем, Гларн, я приготовила нам постель во втором фургоне. — А Самта пойдет с Торнелом.
Медноволосая Самта тоже встала и призывно улыбнулась Варросу.
— Я не хочу, — буркнул Варрос. — У костра переночую, буду стоять на страже, вдруг кто нападет?
— Ты прекрасно знаешь, что никто не нападет, — улыбнулась женщина. — И хищников здесь Мет. Или ты, как наш славный король Варрос, тоже неспособен «а любовь с женщинами? Поговаривают, что королю в битве отрубили мужскую гордость…
Силамар едва сдержался, чтобы не хмыкнуть. Варрос резко встал.
— Хорошо, — не глядя на красавицу, произнес король. — Пойдем. Только потом не жалуйся, сама напросилась.
Медногривая Самта рассмеялась, обхватила его за пояс и прижалась всем телом. По спине мужественного короля пробежала странная дрожь — от этой удивительной женщины исходили странные, вызывающие страсть флюиды.
Звезды — чьи-то бессмертные души — проснулись в черноте неба и ласково смотрели, как Варрос помогает женщине забраться в фургон и залезает следом. Луна освещала поляну, и Варрос почему-то вспомнил, что в ночь, когда он познал плотскую любовь с Маржук, в небе точно так же торчал полный серебристый блин.
Варрос усмехнулся про себя, заметив, что бочки сдвинуты в дальний конец фургона, а перед ними расстелены шкуры.
— Закрой полог, — попросила женщина.
— Не надо. Я хочу видеть тебя.
— Как тебе угодно, милый! — улыбнулась она в темноте.
Варрос вздрогнул, услышав слово» милый «. Точно так же его называла Маржук. У женщин что, других слов для мужчин нет?
Он взобрался в фургон и сел на шкуры. Она тут же принялась расстегивать на нем одежду. Он мягко отстранил ее.
Нет, раз уж взыграло самолюбие и он решил доказать этой вертихвостке, что силен не только в бою, то нельзя отдавать ей инициативу. Он сам все сделает. У него не кружилась голова от близости великолепного тела — он чувствовал себя примерно так же, как на арене, выходя против вооруженного, хорошо обученного гладиатора. Его никто не обучал науке любви, но раз поставлена задача, он ее выполнит. Он докажет ей, что у короля Варроса есть все, что полагается иметь мужчине.
Ей-то он сейчас докажет, а народу Лунгарзии, который распространяет о нем столь гнусные сплетни? Есть лишь один способ — найти себе супругу и родить светловолосого наследника. Прав Хамра Толерад, тысячу раз прав — для кого старается, для кого печется денно и нощно, чтобы страна процветала? Для какого-нибудь дальнего родственника короля Мерналдита? Нет, нужен сын, который продолжит его дело…
Женщина мурлыкала от прикосновений его пальцев, стремилась быстрее освободиться от одежды, как горошина мечтает выскочить из стручка. Он все делал не спеша и основательно, доводя ее тем самым до исступления. Он вошел в нее, будто вогнал меч в грудь врагу.
Она была податлива в его руках, как теплый воск, она стонала и переливалась в такт его движениям, а он, закрыв глаза, сражался — но мысли его были не здесь, в фургоне, куда через откинутый полог проникал мягкий свет луны, и даже не в Грелиманусе, куда лежал его путь.
Мыслями он снова был в своем дворце, в рабочем зале, решая важный государственный вопрос: где взять подходящую супругу? Говорят, у императора Элинории дочки на выданье… Или поискать в Гайронте, где женщин воспитывают в строгости, приучая к покорности и богобоязненности, в отличие от вольнонравной Элинории? Нет, лучше всего тогда уж будет взять в жены какую-нибудь красивую девушку из знатного лунгарзийского рода, итак многие кричат, что безродный дикарь сидит на троне древней страны… В таком случае неплохо жениться на дочери какого-нибудь верного сподвижника, вон у Сийраса Калеподамока младшая дочь уже скоро невестой станет. Калеподамок будет счастлив породниться с королем, для возвышения которого приложил столько стараний…
Она закричала уж слишком громко, изогнулась под ним, сладострастный стон перешел в почти звериный рык. Ногти, что в экстазе царапали спину Варроса, вдруг впились слишком глубоко, оставляя за собой кровавые следы, тело женщины напряглось, словно вбирало в себя силу и энергию партнера.
Варроса словно молнией пронзило, пред внутренним взором вдруг встало хихикающее лицо Хамры Толерада.
Всю страсть как рукой сняло, Варрос открыл глаза, желая освободиться от ее объятий.
Она не переставала рычать. Ее лицо, искаженное гримасой страсти, было сейчас отталкивающим.
Но в следующее мгновение Варрос понял, что это не похоть так обезобразила лицо женщины, а что-то другое.
И вдруг король увидел, что ее уши заостряются, волосы словно вбираются внутрь и на симпатичном лице прорезаются торчащие в стороны стрелки тигриных усов. Пасть разевается во все нарастающем хрипе, который уже можно назвать тигриным рыком, жемчужные зубы на глазах превращаются в грозные клыки, а когти все глубже впиваются ему в спину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60