Пришли за смертником; его тихо вызывают по фамилии, имени и отчеству, спрашивают статью и начало срока, просят через кормушку вытянуть руки, их защелкивают браслетом, открывают двери и в рот обезумевшему зэку вставляют резиновую грушу, наподобие клизмы. Снова цокот лап и топот конвоя; смертника, держа за шиворот, уводят.
Расстрельной тюрьмой в Сибири слывет Красноярская, там приговоренный находится недолго. Помешать расстрелу могут праздничные дни, болезнь, нет, не зэка, а палача.
Стреляют в скрытых кабинетах, в затылок, уже пристрелянным оружием, говорят, наганами. Промахов не бывает. Тут же убитого суют в специальный холщовый мешок, а кабинет промывают от крови и мозгов шампунью, той же, что и в патологоанатомических отделениях. Хоронят в специальных ямах, припорашивая известью.
Палачи – спокойные люди, офицеры, члены КПСС. Об их работе не полагается знать даже членам семей. Зарплата высокая, не сдельная, а по окладу, тюрьма также несет особые профессиональные расходы, связанные с выпивкой и закуской по окончании дела. Через короткое время родители, если они в живых, если нет, то близкие родственники, получат пакет-посылку с вещами убиенного и сообщение о том, что приговор приведен в исполнение. Адрес отправителя – следственная тюрьма.
Много баек ходит об этом зэковском расходном этапе жизни. Одни рассказывают, что Красноярская тюрьма зарабатывает большие деньги, поставляя трупы смертников в анатомические театры медицинских институтов, другие в буйной фантазии твердят о том, что Союз их продает в замороженном и безголовом виде за твердую валюту, третьи – что смертников отправляют в Северную Корею к Ким Ир Сену и там потомственные фармацевты из их половых органов изготовляют ценные медицинские препараты. Чего только не наслушаешься! Уверяют, что вместо казни их отправляют на урановые рудники в подземные шахты, где за ними ведется наблюдение с помощью телевизоров и, где они, не выходя на поверхность, вскоре окочуриваются. Большая часть рассказчиков считает, что перед смертью зэку предоставляют возможность заказать прощальный обед в ресторане и выпить стаканчик армянского коньяка. Есть и такие болтуны, кто встречал бывших смертников, кои, пробыв на подземных урановых разработках, оказались в живых, их заставили только изменить фамилию. И они живут поныне и здравствуют, заработав при этом крупные пачки филок-башлей. Что же, на каждый роток не накинешь платок.
Зэк считает: несправедливо казнить того, кто по пьянке замочил или убил в пылу гнева и раздражения; и уж подавно не стоит расстреливать за валютные операции и хозяйственные нарушения, за подделку денег и прочих бумаг, за переход границ, шпионаж и хранение золота. Большинство находит, что садизму в убийстве нет оправдания и они, садисты, стоят вышака. Это те, кто наносит сотни ранений, испытывают радость и наслаждение, убивая детей, старых людей, сжигая живьем. Считают кощунством над памятью убитого относить расходы по похоронам за счет зэков-убийц.
Особенно зэки ненавидят убийц-садистов на сексуальной почве. К таким группам убийц зэки очень жестоки – их избивают, помоят, насилуют, чешежопят хором и практически убивают до смертного приговора, так что они ждут расстрела как избавления, как радости. Особым глумлениям подвергаются людоеды-каннибалы, для которых в зэковском понятии существует особая людоедская статья в УК РСФСР, предусматривающая съедение людоедов людоедами. Такие типы встречаются, и не так уж редко.
В середине 70-х годов случай людоедства произошел в Первомайском районе Новосибирска, на станции Инской. Там бывшие зэки, забалдев, передрались, перессорились из-за шмар. Одного в драке пришили и решили это дело замять. Но так как девки-биксы очень перепугались, один из компании предложил «всех связать». Он отрезал с ляжек и ягодиц убитого солидные куски мяса и заставил чувих приготовить из него жаркое. Что было и сделано. Все похряпали это кушанье, запив за упокой водочкой. Ночью, расчленив труп, его сбросили с переходного моста в пустые угольные вагоны поездов, проходящих по маршруту Новосибирск-Новокузнецк. Но случилось непредвиденное, одна из частей трупа не долетела, а зацепилась, повиснув на контактных проводах. И вдобавок одна из блядей все же не выдержала и донесла в милицию. Областной суд всех троих парней-людоедов приговорил к исключительной мере наказания. Народ же был гневно возмущен не людоедством, а тем, что бляди на процессе проходили как свидетели. В местечке под названием «Сто домиков», где жили свидетели, прошла стихийная демонстрация протеста против блядей. Но потом страсти улеглись, и бляди преспокойно перекочевали в другие компании.
Обывателей Сибири лет десять тому назад очень развлек случай с одним каннибалом из Таджикистана, который людоедством боролся много десятков лет с несправедливостью, завлекая и «пожирая», точнее, скармливая другим, ментов-пенсионеров всесоюзного значения, разных орденоносцев и заслуженных работников, у которых самих руки по локти в крови. У этого ментоеда отец погиб в одном из сибирских лагерей, мать умерла от голода и отчуждения. Проведя жуткое детство, он выжил, работал, семьей не обзавелся, но построил хороший, добротный дом в одном из пригородов Душанбе. Развел сад и слыл очень добрым и гостеприимным человеком. Рано стал пенсионером по труду, получив увечье на производстве. Весной и осенью ездил в сибирские и дальневосточные города, где торговал фруктами и пряностями, а также другими домашними изделиями. Отличался редчайшей способностью определять в покупателях бывших чекистов, энкэвэдэшников и эмвэдэшников, с ними знакомился так, что они принимали его за своего, бывшего соратника по лагерной и прочей службе. Он же им заливал о том, что мечтает продать свой дом и перебраться к родственникам в Липецк. Многие менты планируют в старости погреть косточки на югах и купить там дома. На черноморском побережье они стоят дорого, а в Средней Азии дешевле. Изучив подноготную дзержинцев, он выбирал из них одиноких, бессемейных пенсионеров и приглашал к себе посмотреть дом, отдохнуть на фруктах, прицениться. Дом ментам нравился, они даже давали деньги в зарок, чтобы другим случайно не продал. Ночью такого замечтавшегося чекиста он убивал и разделывал по всем правилам скотобойного промысла. Из пенсионеров всесоюзного значения изготовлял твердокопченые колбасы – сервелат, салями, имея для этого в саду коптильню. Бывало, закатывал и тушенку под вид кроличьей с лавровым листом и перцем-горошком.
Копчение колбасы из ментов производилось на лиственничных лучинах, которые поставлял ему багажом лучший коптильщик Восточной Сибири Ликкер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66