Сволочи, сволочи, ногтями своими распоряжаться не могу.»
Весь круг зэковской жизни охватывает магерамство. В тюрьмах и зонах пахана и его кодлу зэки обслуживают: шьют, стирают, подгоняют к ним курево, чай, наркотики, водку, готовят пищу, кипятят чай, ходят за них в наряд, на работу, массажируют, чешут пятки, стригут ногти, срезают мозоли, даже в больницах за них лежат и принимают лекарства, пишут им письма и прошения, читают, усыпляют, отгоняют мух, ловят вшей в постели и одежде, ухаживают за Джамбулатом любви, прибирают постель, накладывают в шлюмки пищу, берегут для них при шмонах чай, привязывая его эластичными бинтами к мошонкам, прячут заточки, иголки, шприцы, идут за них в карцер – в ШИЗО и ПКТ, становятся под дубинки, забивают их шрамы наколками – партаками и так далее. Все это – магерамство.
Название «магерамство» происходит от фамилии зэка азербайджанца Али Магерама, который ненасытно обирал и люто терроризировал зэков в лагерях Сибири в 40-х – начале 50-х годов. Был Али силы неимоверной – высокий, плечистый, резкий. Говорят, мог схватить двух за горло, приподнять и в таком состоянии придушить. На своем Джамбулате любви пидоров крутил пропеллером. Это был Сатана, Дьявол, Мстительное Исчадье. Его одного возили в камере-купе Столыпина и в Норильск он попал, совершив плавание от Красноярска до Дудинки в отдельной каюте. Начальники лагерей его слегка побаивались, но использовали вовсю. Он, случалось, в карты проигрывал и охранников, но, конечно, очень редко. А зэков так пристегивал, что при нем только мертвые не вкалывали. Неподчинившихся приводили к Али и он для начала «устраивал смех». Человека раздевали и играли в карты на его животе-столе, пепел от папирос смахивая в пупочную ямку. Проигравший должен был вставить заводную ручку в картежный стол, то есть вогнать раскаленный лом в человека, прогревая ему позвоночник, а затем «прокаленного» поставить попариться на мороз. Все боялись Али.
Тогда в лагерях мужские и женские зоны часто были рядом. В одном из них, в Кайеркане появилась девушка невиданной, дьявольской красоты. Звали ее Римма. По ходившей легенде, на воле с десяток мужчин ушли в поднебесную из-за любви в ней: кто вешался после ее отказа, кто бросался под поезд. По-разному уходили. Была она роковой красавицей.
Национальность ее определить не могли, причисляли то к хохлушкам-полтавчанкам, то к иркутским еврейкам, татары вслух утверждали – она, дескать, наша, из касимовских, а Арзуманов, московский армянин, с пеной у рта доказывал, что она из нахичеванских армянок. Глаголили, что Римма примочила в постели начальника МВД не то в Иркутске, не то во Владивостоке. Он, сволочь, якобы сфабриковал дело против ее отца, чтобы, шантажируя этим Римму, приблизить к себе. Из-за красоты ее даже у прокурора не поднялась рука запросить Римме вышак, и влепили ей четвертак – 25 лет.
И в лагерях, как и на воле, пары подружек подбираются по контрасту: писаные красавицы сходятся с подругами безобразными, уродливыми, косыми, с разными отметинами, то есть с бабами, от которых мужчины в трезвом виде шарахаются, а по пьянке, переспав, сразу в трезвость входят без похмелья. Так вот, получается, что сходятся подобные противоположности, оттеняя друг друга, вызывают у людей пересуды, а сами живут душа в душу. Была и у Риммы такая подруга – Рита – жуть-баба, завистливая, безобразная – не поймешь, то ли медведь, то ли кобыла. Сильная – пальцами гвозди гнула, а задницей маневровые паровозы сдвигала.
Как увидел Римму Али, так сразу и рассудком помутился, захотел ее, влюбился, его Джамбулат превратился в мавзолейного часового, мальчишек-пидоров позабыл, запретил о Римме речь вести и стал оказывать ей знаки внимания. Кольца и украшения дарить, письма писать в стихах и на любых языках. Это делали за него с блеском бывшие члены Союза писателей – стих у них прямо с уст срывался, так же как и раньше, когда в социальном заказе они прославляли вождей.
Однажды Римма сказала Али: «Голубчик мой ненаглядный, буду я твоей и здесь, и всегда, только сделай одну услугу, переспи сначала с Ритой, так уж надо, так я во сне видела и так мне цыганка Земфира нагадала. Только после этого мы будем с тобой счастливы, рок меня пощадит».
Вздыхал, ворчал, рычал Али в пышные усы, но однажды все же приголубил Риту. По лагерям пошел слух потаенный о том, как Римма обвела Али, заставив его переспать с уродиной Ритой. Али вдруг увидел этот смех везде: в глазах и охранников, и зэков, которые смеялись, как говорят в Сибири, в тряпочку. Такой позор нельзя пережить – это было ясно Али, и задумал он рассчитаться с Риммой. Предчувствуя месть Али, она сказала Рите: «Меня этот бандюга придушит и тебя тоже. Пойми это. Давай сделаем так: пиши ему и приглашай в наш кельдым, а то нагрянет незаметно и нам будет крышка по всей форме. Он придет.»
Работали подруги на разгрузке угля, открывая ломами створки вагонов. Они положили в печку два лома и всегда держали их добела раскаленными. Увидев, наконец, Али они забежали в каморку и, когда он пинком отворил дверь, в темноте не увидев их, они со всей силой вогнали ломы в грудь бандита. От жуткой боли взвыл, всхрипел Али. Рассказывают, что даже вырвал ломы и обеих своих убийц схватил за горло, но вдруг упал и обмяк.
Женщин за это не судили, вскоре они попали под амнистию. Вроде бы кто-то Римму и Риту видел – одну все еще красивую, с длинными волосами и королевской походкой, другую – похожую на ведьму, всю покрытую бородавками. Живут они, поговаривают, до сих пор как сестры, не то в Абакане, не то в Шилке. Ломы, ставшие орудием мести, показывали не верящим новичкам, как реликвию. По другой версии они, закалившись кровью Али, превратились в булат и их тайно вывезли на Кавказ, где перековали в кинжалы.
Паук в промежностях
Для района, города, области – зона – неоценимый подарок. Там, где стоит лагерь, население за счет зоны живет богаче. Зона кормит и дает работу многочисленным ментам, интеллигенции – врачам, учителям, населению в целом. Оно сдает квартиры прибывшим на свидание родственникам зэков, получает от них подачки, вступает с ними в товарно-денежные отношения.
Посмотрим на врачей, которым на одной ставке жить практически нельзя. Их выручает зона, где всегда полным-полно врачей-зэков, причем даже высокой квалификации. Врач из зоновской санчасти подбирает себе из зоновских коллег санитаров – людей на подхвате, и они в лагере за него делают практически все.
Зэки-врачи рады, что работают не в промзоне, довольны, что имеют хоть какое-то отношение к медицине, не теряют полностью квалификацию. Для них существен подкорм за счет лекарств, больничного питания. Одновременно врач санчасти устраивается в больницу поселка – получается без особых трудов работа в двух и более местах по трем ставкам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Весь круг зэковской жизни охватывает магерамство. В тюрьмах и зонах пахана и его кодлу зэки обслуживают: шьют, стирают, подгоняют к ним курево, чай, наркотики, водку, готовят пищу, кипятят чай, ходят за них в наряд, на работу, массажируют, чешут пятки, стригут ногти, срезают мозоли, даже в больницах за них лежат и принимают лекарства, пишут им письма и прошения, читают, усыпляют, отгоняют мух, ловят вшей в постели и одежде, ухаживают за Джамбулатом любви, прибирают постель, накладывают в шлюмки пищу, берегут для них при шмонах чай, привязывая его эластичными бинтами к мошонкам, прячут заточки, иголки, шприцы, идут за них в карцер – в ШИЗО и ПКТ, становятся под дубинки, забивают их шрамы наколками – партаками и так далее. Все это – магерамство.
Название «магерамство» происходит от фамилии зэка азербайджанца Али Магерама, который ненасытно обирал и люто терроризировал зэков в лагерях Сибири в 40-х – начале 50-х годов. Был Али силы неимоверной – высокий, плечистый, резкий. Говорят, мог схватить двух за горло, приподнять и в таком состоянии придушить. На своем Джамбулате любви пидоров крутил пропеллером. Это был Сатана, Дьявол, Мстительное Исчадье. Его одного возили в камере-купе Столыпина и в Норильск он попал, совершив плавание от Красноярска до Дудинки в отдельной каюте. Начальники лагерей его слегка побаивались, но использовали вовсю. Он, случалось, в карты проигрывал и охранников, но, конечно, очень редко. А зэков так пристегивал, что при нем только мертвые не вкалывали. Неподчинившихся приводили к Али и он для начала «устраивал смех». Человека раздевали и играли в карты на его животе-столе, пепел от папирос смахивая в пупочную ямку. Проигравший должен был вставить заводную ручку в картежный стол, то есть вогнать раскаленный лом в человека, прогревая ему позвоночник, а затем «прокаленного» поставить попариться на мороз. Все боялись Али.
Тогда в лагерях мужские и женские зоны часто были рядом. В одном из них, в Кайеркане появилась девушка невиданной, дьявольской красоты. Звали ее Римма. По ходившей легенде, на воле с десяток мужчин ушли в поднебесную из-за любви в ней: кто вешался после ее отказа, кто бросался под поезд. По-разному уходили. Была она роковой красавицей.
Национальность ее определить не могли, причисляли то к хохлушкам-полтавчанкам, то к иркутским еврейкам, татары вслух утверждали – она, дескать, наша, из касимовских, а Арзуманов, московский армянин, с пеной у рта доказывал, что она из нахичеванских армянок. Глаголили, что Римма примочила в постели начальника МВД не то в Иркутске, не то во Владивостоке. Он, сволочь, якобы сфабриковал дело против ее отца, чтобы, шантажируя этим Римму, приблизить к себе. Из-за красоты ее даже у прокурора не поднялась рука запросить Римме вышак, и влепили ей четвертак – 25 лет.
И в лагерях, как и на воле, пары подружек подбираются по контрасту: писаные красавицы сходятся с подругами безобразными, уродливыми, косыми, с разными отметинами, то есть с бабами, от которых мужчины в трезвом виде шарахаются, а по пьянке, переспав, сразу в трезвость входят без похмелья. Так вот, получается, что сходятся подобные противоположности, оттеняя друг друга, вызывают у людей пересуды, а сами живут душа в душу. Была и у Риммы такая подруга – Рита – жуть-баба, завистливая, безобразная – не поймешь, то ли медведь, то ли кобыла. Сильная – пальцами гвозди гнула, а задницей маневровые паровозы сдвигала.
Как увидел Римму Али, так сразу и рассудком помутился, захотел ее, влюбился, его Джамбулат превратился в мавзолейного часового, мальчишек-пидоров позабыл, запретил о Римме речь вести и стал оказывать ей знаки внимания. Кольца и украшения дарить, письма писать в стихах и на любых языках. Это делали за него с блеском бывшие члены Союза писателей – стих у них прямо с уст срывался, так же как и раньше, когда в социальном заказе они прославляли вождей.
Однажды Римма сказала Али: «Голубчик мой ненаглядный, буду я твоей и здесь, и всегда, только сделай одну услугу, переспи сначала с Ритой, так уж надо, так я во сне видела и так мне цыганка Земфира нагадала. Только после этого мы будем с тобой счастливы, рок меня пощадит».
Вздыхал, ворчал, рычал Али в пышные усы, но однажды все же приголубил Риту. По лагерям пошел слух потаенный о том, как Римма обвела Али, заставив его переспать с уродиной Ритой. Али вдруг увидел этот смех везде: в глазах и охранников, и зэков, которые смеялись, как говорят в Сибири, в тряпочку. Такой позор нельзя пережить – это было ясно Али, и задумал он рассчитаться с Риммой. Предчувствуя месть Али, она сказала Рите: «Меня этот бандюга придушит и тебя тоже. Пойми это. Давай сделаем так: пиши ему и приглашай в наш кельдым, а то нагрянет незаметно и нам будет крышка по всей форме. Он придет.»
Работали подруги на разгрузке угля, открывая ломами створки вагонов. Они положили в печку два лома и всегда держали их добела раскаленными. Увидев, наконец, Али они забежали в каморку и, когда он пинком отворил дверь, в темноте не увидев их, они со всей силой вогнали ломы в грудь бандита. От жуткой боли взвыл, всхрипел Али. Рассказывают, что даже вырвал ломы и обеих своих убийц схватил за горло, но вдруг упал и обмяк.
Женщин за это не судили, вскоре они попали под амнистию. Вроде бы кто-то Римму и Риту видел – одну все еще красивую, с длинными волосами и королевской походкой, другую – похожую на ведьму, всю покрытую бородавками. Живут они, поговаривают, до сих пор как сестры, не то в Абакане, не то в Шилке. Ломы, ставшие орудием мести, показывали не верящим новичкам, как реликвию. По другой версии они, закалившись кровью Али, превратились в булат и их тайно вывезли на Кавказ, где перековали в кинжалы.
Паук в промежностях
Для района, города, области – зона – неоценимый подарок. Там, где стоит лагерь, население за счет зоны живет богаче. Зона кормит и дает работу многочисленным ментам, интеллигенции – врачам, учителям, населению в целом. Оно сдает квартиры прибывшим на свидание родственникам зэков, получает от них подачки, вступает с ними в товарно-денежные отношения.
Посмотрим на врачей, которым на одной ставке жить практически нельзя. Их выручает зона, где всегда полным-полно врачей-зэков, причем даже высокой квалификации. Врач из зоновской санчасти подбирает себе из зоновских коллег санитаров – людей на подхвате, и они в лагере за него делают практически все.
Зэки-врачи рады, что работают не в промзоне, довольны, что имеют хоть какое-то отношение к медицине, не теряют полностью квалификацию. Для них существен подкорм за счет лекарств, больничного питания. Одновременно врач санчасти устраивается в больницу поселка – получается без особых трудов работа в двух и более местах по трем ставкам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66