.. Не могу не указать перед лицом Совета Министров, что агитация принимает все более антимилитаристский или, проще говоря, пораженческий характер". А в сентябре: "Показания агентуры однозначно сводятся к тому, что рабочее движение должно развиваться в угрожающих размеров для государственной безопасности". А насчет экономических требований уточнял: "Все это, конечно, только предлоги, прикрывающие истинную цель рабочих подпольных руководителей использовать неудачи на войне и внутреннее обострение для попытки совершить социальный переворот и захватить власть". Морской министр Григорович сообщал: "Настроение рабочих очень скверное. Немцы ведут усиленную пропаганду и заваливают деньгами противоправительственные организации. Сейчас особенно остро на Путиловском заводе".
Впрочем, германо-большевистская пораженческая агитация не давала бы такого эффекта, если бы не падала на почву, подготовленную легальной и "патриотической" по формам либеральной агитации. С которой царь не боролся. Он вообще по своей натуре не хотел касаться этой грязи, пытался оставаться в стороне от склок и интриг. Очень четко его характеризуют слова, сказанные после одного из докладов председателю Думы Родзянко: "Почему это так, Михаил Владимирович? Был я в лесу сегодня... Тихо там, и все забываешь, все эти дрязги, суету людскую... Так хорошо было на душе... Там ближе к природе, ближе к Богу..." Царь по-прежнему был противником серьезных мер противодействия подрывной работе. Разумеется, он не хотел пустить политику в гибельное либеральное русло разлада и хаоса, но вместе с тем делал все, чтобы не прослыть "реакционером". Хотел быть "над политикой" для всех, желал некоего общенародного единства, которое связало бы и "правых", и "левых". А его уже не было. Пытался лавировать между крайностями, держаться золотой середины - а вместо этого получались лишь дергания туда-сюда, вносившие дополнительную дезорганизацию.
Например, решительно распустив в сентябре скандальную Думу, Николай тут же стал опять искать компромиссы с присмиревшей общественностью, идти ей на уступки. И самых крайних оппозиционеров, Гучкова и Рябушинского, с его благословения кооптировали в Госсовет. Удовлетворились ли они повышением? Напротив, приободрились и получили новые возможности для противоправительственной деятельности. Для налаживания "взаимопонимания" с либералами царь сменил и ряд министров. Причем на этот раз были сняты действительно толковые и честные работники - Щербатов, Рухлов, Харитонов, Самарин. После чего сам ушел в отставку Кривошеин. И опять ничего хорошего не получилось. Заговорили, что Самарин снят по воле Распутина ("Старец", кстати, действительно охамел и, набивая себе цену, во всеуслышанье заявлял, будто это он "снял" Главковерха Николая Николаевича). Вместо Щербатова министром внутренних дел был назначен А.Н. Хвостов (племянник министра юстиции) - депутат Думы. Из желания угодить общественности. И он сразу же заявил, что главное - это "не вносить излишнего раздражения частыми и массовыми арестами". Мог ли такой министр навести порядок в сложившейся ситуации? А вместо Рухлова министром путей сообщения стал Трепов наоборот, по признаку "верности" царю. Но по собственному признанию, он никогда не имел отношения к железным дорогам...
Словом, в тяжелой ситуации Николай не усиливал, а ослаблял свое правительство. И при этом сам находился в Ставке, оставив на попечение этого правительства весь больной тыл страны. И старик Горемыкин, прежде решавший многие вопросы лишь после личного доклада царю, теперь оказался беспомощным. Взять на себя ответственность в каких-либо кардинальных решениях он не мог. И начал ездить на доклады к царице, чтобы заручиться ее мнением. Но чем могла ему помочь слабая и больная женщина, задерганная клеветой и совершенно не готовая к решению сложных задач? В итоге получилось не "регентство" о котором судачили оппозиционеры, а взаимное дерганье по треугольнику: правительство - императрица - государь. А оппозиция, между тем, быстро оправилась от "первого блина" и готовилась к следующим атакам. Правда, со сменой руководства в Ставке все же удалось отчасти активизировать военную цензуру. Но газетчики нашли прекрасный выход - оставлять вместо запрещенных мест пустые купюры, порой нарочно увеличивая их размеры. В общем, чем больше купюр, тем издание оказывалось "прогрессивнее". С немым обращением к читателю - глядите, что мол, творят, ироды! А неизвестные лица вовсю продавали из-под полы оттиски самых скандальных статей, где эти купюры заполнялись самым произвольным образом, на порядок перехлестывая настоящие вычеркнутые абзацы. Горемыкин во избежание таких явлений сумел добиться через Алексеева запрета оставлять пустые купюры. Но возопили газетные магнаты - дескать, переверстка стоит дорого, задерживает выход прессы. И отменили...
Организации, создававшиеся вроде в помощь фронту, все больше переориентировались на оппозиционную деятельность. Так, Гучков и Рябушинский образовали при ВПК "рабочие секции" - якобы для лучшей мобилизации рабочих на выполнение оборонных заказов. Но настоящая цель была хорошо известна. Как докладывал начальник Московского охранного отделения, либералы "думали, что таким способом будет достигнуто приобретение симпатий рабочих масс и возможность тесного контакта с ними как боевого орудия в случае необходимости реального воздействия на правительство". Впрочем, их надежды не оправдались. "Рабочие секции" (к тому же выборные!) стали отличной "крышей" для большевиков вместо их разгромленной фракции в Думе. Другой "крышей" стал для них Земгор. Он вообще превратился в сборище уклоняющихся от фронта и сомнительных деляг, наживавшихся на посредничестве в поставках. Но был запретной территорией и для полиции, и для контрразведки - по принципу "не трожь, оно и не воняет". Чем и пользовались революционеры всех мастей. Так, на Западном фронте среди сотрудников Земгора работали столь видные агитаторы как Фрунзе, Мясников, Любимов, Кривошеин, Могилевский, Фомин.
И мудрено ли, что в октябре 15-го произошел первый серьезный инцидент в вооруженных силах? На Балтфлоте, стоявшем в Гельсингфорсе и подвергавшемся наиболее массированному воздействию германской и большевистской пропаганды. 19.10 случился бунт на линкоре "Гангут". По совершенно пустяковому поводу - вместо макарон, которые полагались после угольного аврала, но отсутствовавших на складе, матросам дали кашу. Команда разбушевалась, арестовала офицеров, обратилась с призывами к другим кораблям. Но гангутцев не поддержали, и мятеж ликвидировали быстро и бескровно - окружили линкор миноносцами и заставили сдаться. А при расследовании обнаружились нити обширной организации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293