Пауль сделал короткую паузу, остальные затихли и усиленно размышляли: хорошо это или плохо? Наконец Фриц распалился:
- Ну и что ж? Плакать нам, что ли? Это же замечательно, что нам дают возможность с честью... Ну-ка, взгляните в глаза друг другу и не моргайте, как мелкие воришки. Настоящий немец уже давно ждет этой минуты, он не хочет торчать здесь, в закутке, и ждать, пока другие выиграют для него войну. Если бы меня сейчас спросили, хочу ли я...
Карльхен метнул на него злобный взгляд.
- А кто тебя станет спрашивать? И вообще, не ори. Ишь, как загорелся. А все только потому, что на тебя взъелся Дейбель и теперь тебе здесь не по душе. Быть блоковым - этого тебе мало. Прежде тебе небось в лагере очень нравилось. Думаешь, на фронте тебе будет кто-то прислуживать, как здесь? Мало тебе, что ли, что бомбы падают рядом, хочешь, чтобы упали тебе на башку?
- Не хочу слушать таких разговоров, - сказал новоиспеченный патриот Фриц. - А без слуги я обойдусь легче, чем ты без Берла...
- Фрицек!
Капо размахнулся, но Пауль удержал его руку.
- Спокойствие, господа! - гудел он. - Сейчас не время для детских ссор! Карльхен прав: если нас призовут в армию, никто не станет спрашивать о нашем желании. Наденут на нас серые шинели, так же как когда-то надели вот эти полосатые "пижамы". И баста! Маршировать где-нибудь в тылах, на плацах или в казармах, нас не пошлют, для этого нам слишком мало доверяют. Нас сразу загонят на самые опасные участки, чтобы избавиться от нас прежде, чем мы успеем выкинуть какие-нибудь штучки.
- Чепуха! - проворчал Фриц. - Зеленый треугольник не перейдет на нашу военную форму. Если от нас захотят избавиться, это можно сделать и тут. На фронте у нас будут те же возможности, что и всех других. Мы отличимся и докажем...
Хорст усмехнулся.
- Заткнись! Я уже отличился, и что толку?
- А разве тебе не хотелось бы снова носить орденскую ленточку. Я бы на твоем месте...
- Да бросьте вы спорить с Фрицем! - усмехнулся Карльхен. - Я-то его знаю получше вас. Он просто болтает, как попугай, то, что ему вдолбили в гитлерюгенде. А вот попадет в хорошую переделку... Взламывал ты сейфы, как я? Нет! Ты обкрадывал жидовские квартиры да пришивал старых жидовок, герой!
- Зато не валялся с жидочками, как ты! Разве это плохо, что я был так крут с этой швалью? Может быть, по-твоему, писарь будет прав, если прикончит Пауля, а?
Пауль приподнял густые брови.
- Кто это хочет меня прикончить, что ты мелешь?
Фриц напыжился.
- Ты выложил много новостей, а теперь я скажу тебе одну. Писарь знает, что это ты разбил морду тому чеху, и хочет доложить об этом в комендатуре.
- Этого он не сделает!
- Хотел сделать, но я его отговорил. И вообще я его отчитал за то, что он якшается с политическими, а с нами грызется. как собака. Поэтому-то я и согласился с Карльхеном, что не надо звать сегодня Эриха сюда.
- А ты не врешь, Фриц?
- Можешь не верить, - отрезал смазливый коротышка. - Но теперь, когда нам предстоит отправка на фронт, тебе бояться нечего. Мы, зеленые, поднимемся в цене... хоть и не в глазах писаря. Комендатура будет беречь нас, чтобы в целости сдать призывной комиссии.
Пауль нахмурился.
- Эриху я этого не спущу. Он-то инвалид, у него резаное горло и астма, его на войну не возьмут. И глухонемого Фердла тоже. Нас тут одиннадцать человек, ребята, и этот призыв касается только нас. Теперь нам надо держаться особенно дружно.
Все кивнули: Пауль, конечно, прав.
- А ты, Хорст, на чьей стороне? - спросил Карльхен. - До сих пор ты подлизывался к Эриху. Но когда ты станешь солдатом, плевать тебе на писаря и всю контору.
Хорст не был настроен так мрачно, как Фриц. Он все еще переживал ночное свидание у забора, ему виделась фигура молодой венгерки, слышался ее почтительный отклик: "Сам староста лагеря?" У Хорста было отличное положение: контора, вестовой; в лагере он был видной фигурой. И вот опять на фронт? Война была не по душе Хорсту, даже когда шло сплошное наступление. А теперь возвращаться на откатывающийся фронт? И замышлять здесь сейчас козни против хитроумного писаря? Быть заодно с самым свирепым сбродом лагеря против умнейшего человека, у которого всегда был верный нюх?
- Ну, скажешь, с кем ты, или нет? - резко и непримиримо спросил Фриц. - С сынами Германии или с пособниками большевиков?
- А что вы, собственно, собираетесь предпринять? - уклончиво спросил Хорст. - Если нас в самом деле пошлют на фронт, надо не портить себе последние дни в лагере. Что, плохо нам здесь живется? Не плохо. А если Эрих требует дисциплины...
- Дисциплины! - прервал его Карльхен и сплюнул с досадой. - Вот именно, я хочу хорошо провести эти последние дни и не позволю Эриху гадить мне... Слышали вы, что он готовит Паулю? А как он обошелся с моим Берлом, не знаете? Взял к себе в контору мусульманина, который теперь даже нос задирает. Этому надо положить конец.
Многие закивали головами: да, в этом есть доля правды.
- А кто донес на меня писарю? - настаивал Пауль. - Сам этот тип со сломанной челюстью?
- Нет, - сказал санитар Пепи. - Я как раз был поблизости, когда Оскар пытался выведать у него...
- Ах, значит, Оскар! - воскликнул Фриц, не упуская возможности натравить кого-нибудь на старшего врача.
Но Пепи покачал головой.
- Дай мне договорить. Этот тип с разбитой челюстью тебя не выдал, честное слово. Оскар от него ровным счетом ничего не узнал.
- Как же это дошло до писаря? - вслух размышлял Пауль. - Я ни с одной живой душой не говорил об этом... Или все-таки говорил?
8.
Субботнее утро было таким же погожим, как накануне. Небо чистое, ясное, снегу убыло, на дорогах уже появилась слякоть. Девушки опять прошли с песней в кухню.
У Зденека стало легче на душе. Всю ночь он думал о том, как сказать Эриху об утере повязки. А утром, по пути в контору, он зашел в восьмой барак к Феликсу и увидел, как тот впервые открыл глаза и улыбнулся. Это хорошо! Это куда важнее всех осложнений с капо Карльхеном, которые в конце концов уладятся.
В немецком бараке тоже было приподнятое настроение. "Зеленые", правда, соблюдали уговор - никому не рассказывать о том, что они узнали вчера, но глаза у них повеселели. Пусть где-то там их ждет фронт или хоть сам ад кромешный, все равно мысль об уходе из вшивого Гиглинга была приятна. "Через пару дней, через пару дней!" - подмигивали они друг другу и радовались, что наступает приволье, можно не работать на стройке, пусть-ка этим занимаются те, кто остается в лагере.
Акции Пауля поднялись необычайно высоко, ведь он принес такую важную весть из Дахау. После объявления бойкота Эриху он стал едва ли не главой одиннадцати "зеленых". Пауль ухмылялся с торжествующим видом.
- Берл, поди-ка сюда, - крикнул он юному слуге Карльхена. - Окажи услугу дядюшке Паулю, приведи сюда парикмахера Янкеля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
- Ну и что ж? Плакать нам, что ли? Это же замечательно, что нам дают возможность с честью... Ну-ка, взгляните в глаза друг другу и не моргайте, как мелкие воришки. Настоящий немец уже давно ждет этой минуты, он не хочет торчать здесь, в закутке, и ждать, пока другие выиграют для него войну. Если бы меня сейчас спросили, хочу ли я...
Карльхен метнул на него злобный взгляд.
- А кто тебя станет спрашивать? И вообще, не ори. Ишь, как загорелся. А все только потому, что на тебя взъелся Дейбель и теперь тебе здесь не по душе. Быть блоковым - этого тебе мало. Прежде тебе небось в лагере очень нравилось. Думаешь, на фронте тебе будет кто-то прислуживать, как здесь? Мало тебе, что ли, что бомбы падают рядом, хочешь, чтобы упали тебе на башку?
- Не хочу слушать таких разговоров, - сказал новоиспеченный патриот Фриц. - А без слуги я обойдусь легче, чем ты без Берла...
- Фрицек!
Капо размахнулся, но Пауль удержал его руку.
- Спокойствие, господа! - гудел он. - Сейчас не время для детских ссор! Карльхен прав: если нас призовут в армию, никто не станет спрашивать о нашем желании. Наденут на нас серые шинели, так же как когда-то надели вот эти полосатые "пижамы". И баста! Маршировать где-нибудь в тылах, на плацах или в казармах, нас не пошлют, для этого нам слишком мало доверяют. Нас сразу загонят на самые опасные участки, чтобы избавиться от нас прежде, чем мы успеем выкинуть какие-нибудь штучки.
- Чепуха! - проворчал Фриц. - Зеленый треугольник не перейдет на нашу военную форму. Если от нас захотят избавиться, это можно сделать и тут. На фронте у нас будут те же возможности, что и всех других. Мы отличимся и докажем...
Хорст усмехнулся.
- Заткнись! Я уже отличился, и что толку?
- А разве тебе не хотелось бы снова носить орденскую ленточку. Я бы на твоем месте...
- Да бросьте вы спорить с Фрицем! - усмехнулся Карльхен. - Я-то его знаю получше вас. Он просто болтает, как попугай, то, что ему вдолбили в гитлерюгенде. А вот попадет в хорошую переделку... Взламывал ты сейфы, как я? Нет! Ты обкрадывал жидовские квартиры да пришивал старых жидовок, герой!
- Зато не валялся с жидочками, как ты! Разве это плохо, что я был так крут с этой швалью? Может быть, по-твоему, писарь будет прав, если прикончит Пауля, а?
Пауль приподнял густые брови.
- Кто это хочет меня прикончить, что ты мелешь?
Фриц напыжился.
- Ты выложил много новостей, а теперь я скажу тебе одну. Писарь знает, что это ты разбил морду тому чеху, и хочет доложить об этом в комендатуре.
- Этого он не сделает!
- Хотел сделать, но я его отговорил. И вообще я его отчитал за то, что он якшается с политическими, а с нами грызется. как собака. Поэтому-то я и согласился с Карльхеном, что не надо звать сегодня Эриха сюда.
- А ты не врешь, Фриц?
- Можешь не верить, - отрезал смазливый коротышка. - Но теперь, когда нам предстоит отправка на фронт, тебе бояться нечего. Мы, зеленые, поднимемся в цене... хоть и не в глазах писаря. Комендатура будет беречь нас, чтобы в целости сдать призывной комиссии.
Пауль нахмурился.
- Эриху я этого не спущу. Он-то инвалид, у него резаное горло и астма, его на войну не возьмут. И глухонемого Фердла тоже. Нас тут одиннадцать человек, ребята, и этот призыв касается только нас. Теперь нам надо держаться особенно дружно.
Все кивнули: Пауль, конечно, прав.
- А ты, Хорст, на чьей стороне? - спросил Карльхен. - До сих пор ты подлизывался к Эриху. Но когда ты станешь солдатом, плевать тебе на писаря и всю контору.
Хорст не был настроен так мрачно, как Фриц. Он все еще переживал ночное свидание у забора, ему виделась фигура молодой венгерки, слышался ее почтительный отклик: "Сам староста лагеря?" У Хорста было отличное положение: контора, вестовой; в лагере он был видной фигурой. И вот опять на фронт? Война была не по душе Хорсту, даже когда шло сплошное наступление. А теперь возвращаться на откатывающийся фронт? И замышлять здесь сейчас козни против хитроумного писаря? Быть заодно с самым свирепым сбродом лагеря против умнейшего человека, у которого всегда был верный нюх?
- Ну, скажешь, с кем ты, или нет? - резко и непримиримо спросил Фриц. - С сынами Германии или с пособниками большевиков?
- А что вы, собственно, собираетесь предпринять? - уклончиво спросил Хорст. - Если нас в самом деле пошлют на фронт, надо не портить себе последние дни в лагере. Что, плохо нам здесь живется? Не плохо. А если Эрих требует дисциплины...
- Дисциплины! - прервал его Карльхен и сплюнул с досадой. - Вот именно, я хочу хорошо провести эти последние дни и не позволю Эриху гадить мне... Слышали вы, что он готовит Паулю? А как он обошелся с моим Берлом, не знаете? Взял к себе в контору мусульманина, который теперь даже нос задирает. Этому надо положить конец.
Многие закивали головами: да, в этом есть доля правды.
- А кто донес на меня писарю? - настаивал Пауль. - Сам этот тип со сломанной челюстью?
- Нет, - сказал санитар Пепи. - Я как раз был поблизости, когда Оскар пытался выведать у него...
- Ах, значит, Оскар! - воскликнул Фриц, не упуская возможности натравить кого-нибудь на старшего врача.
Но Пепи покачал головой.
- Дай мне договорить. Этот тип с разбитой челюстью тебя не выдал, честное слово. Оскар от него ровным счетом ничего не узнал.
- Как же это дошло до писаря? - вслух размышлял Пауль. - Я ни с одной живой душой не говорил об этом... Или все-таки говорил?
8.
Субботнее утро было таким же погожим, как накануне. Небо чистое, ясное, снегу убыло, на дорогах уже появилась слякоть. Девушки опять прошли с песней в кухню.
У Зденека стало легче на душе. Всю ночь он думал о том, как сказать Эриху об утере повязки. А утром, по пути в контору, он зашел в восьмой барак к Феликсу и увидел, как тот впервые открыл глаза и улыбнулся. Это хорошо! Это куда важнее всех осложнений с капо Карльхеном, которые в конце концов уладятся.
В немецком бараке тоже было приподнятое настроение. "Зеленые", правда, соблюдали уговор - никому не рассказывать о том, что они узнали вчера, но глаза у них повеселели. Пусть где-то там их ждет фронт или хоть сам ад кромешный, все равно мысль об уходе из вшивого Гиглинга была приятна. "Через пару дней, через пару дней!" - подмигивали они друг другу и радовались, что наступает приволье, можно не работать на стройке, пусть-ка этим занимаются те, кто остается в лагере.
Акции Пауля поднялись необычайно высоко, ведь он принес такую важную весть из Дахау. После объявления бойкота Эриху он стал едва ли не главой одиннадцати "зеленых". Пауль ухмылялся с торжествующим видом.
- Берл, поди-ка сюда, - крикнул он юному слуге Карльхена. - Окажи услугу дядюшке Паулю, приведи сюда парикмахера Янкеля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129