На столе среди бумаг стояла пустая бутылка.
Но рапортфюрер еще не высказался до конца.
- Это Тишер подложил нам такую свинью, - продолжал он. - Ему, видишь ли, страшно понравились я и "Гиглинг 3" - мол, образцовый лагерь, просто создан для лазарета, ха-ха! Вчера лагерь номер четыре, лагерь номер пять и еще бог весть кто начали бомбардировать Дахау запросами, куда им деть своих больных. Так этот олух Тишер не придумал ничего лучшего, как вспомнить обо мне. Сегодня уже прибывает полторы сотни больных из пятого лагеря. А я и не пикну. По правде сказать, сначала я не очень-то молчал и даже дал им понять, что у нас тут сыпняк. А они мне в ответ, что у них тоже. Что ж ты не смеешься, Эрих? Все прогнило, все идет вверх тормашками, зачем же мне мудрить больше всех?
- Куда прикажете деть этих сто пятьдесят больных? Разместить по старым баракам?
- Нет, не надо, пусть лежат все вместе, поместим их в женских бараках. Наших женщин сегодня днем переводят в пятый лагерь. Все идет как по маслу: три барака освобождаются, три барака будут заполнены. - Копиц умолк, опустил голову на руки, его толстые плечи дрогнули, и он издал такой звук, словно бы поперхнулся табачным дымом. - Крышка рабочему лагерю... Крышка особо секретному оружию "Фау-3". Наступление на фронте, стройка у Молля всё липа.
Писарь хладнокровно рассудил, что сейчас самое время выложить неприятную новость. Он щелкнул каблуками и сказал:
- Разрешите доложить, что портной, которого мне было ведено привести утром на допрос, с перепугу повесился ночью.
Эсэсовец медленно поднял голову, его узкие глазки были красны.
- Вы его спрятали, сволочи! А что, если я отыщу его в лазарете?
- Не спрятали, герр рапортфюрер, - отважно соврал писарь. - Он знал, что его ждет, думал, что его казнят утром, вместе с Янкелем. Пошел и повесился в умывалке...
- Заткнись! - оказал Копиц и протер глаза. - Составь акт, копию пошли надзирательнице, она заварила всю эту кашу, с ней и разбирайтесь... В чем еще вы хотите меня околпачить?
- Других происшествий не было, герр рапортфюрер. Зеленые немцы, кроме меня и Пепи, все на стройке. В Дахау нам ехать всем вместе, когда они вернутся с работы? Или вы позвоните к Моллю, чтобы их откомандировали прямо оттуда?
- Ты что, смеешься надо мной! - вдруг вспылил Копии. - Разве я могу откомандировывать? Разве меня ставят в известность о чем-нибудь? Вечно я ничего не знаю, тычусь, как слепой щенок, жду, что придумает наверху идиот Тишер или хитрая сволочь Россхаупт! Я... - он махнул рукой. - Проваливай, с тобой тоже говорить не о чем. Я вызвал тебя, быть может, в последний раз, хотел услышать человеческое слово... Я ведь тебя не обижал... ты-то лучше всех знаешь, что у меня всегда были добрые намерения... насчет Германии и вообще. А ты, вместо того чтобы оказать мне что-нибудь приятное, например: "После войны я к вам зайду, Алоиз, разопьем бутылочку...", - ты...
Копиц опять опустил голову на руки.
Эрих Фрош, видимо, и в самом деле был не так уж подл; по крайней мере сейчас он сохранил собственное достоинство и промолчал. "Хнычешь, как старая баба, тьфу", - думал он с отвращением, глядя на плешь рапортфюрера.
- Ну, иди! - сказал Копиц.
- Как прикажете. Сдавать дела чеху Зденеку? Или вы назначите другого писаря?
- Проваливай!
* * *
Сама Россхаупт так и не приехала за женщинами. Все произошло быстро, наспех, по принципу "живо, живо, марш, марш!" В одиннадцать часов раздался крик: "Прибыл транспорт!", - ворота распахнулись, конвойные из пятого лагеря остались снаружи, а в лагерь ввалилось сто пятьдесят замерзших хефтлинков. Вид у них был жалкий, некоторые "утеплились" кусками толстой бумаги, многие хромали и шли с трудом, опираясь на плечи товарищей. Те, кто был покрепче, тащили тележку с умирающими.
Дейбель принял командование.
- Назад! - заорал он на Зденека, который побежал через апельплац, чтобы посмотреть, есть ли среди прибывших его брат. - Сперва отправить женщин!
Девушкам было ведено немедля покинуть бараки и выстроиться. Като, пробегая мимо Зденека, шепнула:
- Передай Диего, чтобы не забывал!
- Он где-то здесь, ты еще сама ему скажешь! - улыбнулся Зденек.
Лейтхольд в последний раз отпер калитку женского лагеря, задумчиво уставился на висячий замок, потом махнул рукой и сунул его в карман. Илона и Маргит вышли из барака, бережно неся маленькую Иолан. Когда-то они пришли сюда с больной товаркой на руках, теперь так же уходили отсюда. Зденек тряхнул головой, отгоняя ненужные воспоминания, и крикнул:
- Диего! Тотенкапо!
- Чего орешь? - накинулся на него Дейбель. - Она ведь еще жива!
- Я знаю... - Зденек запнулся и сделал жест в сторону Като, означавший "я, мол, делаю, что могу", - Герр обершарфюрер, у нас в конторе еще остались документы для секретарши. Разрешите передать ей?
- Давай! - разрешил Дейбель, хлопнув кабелем по голенищу.
Новичкам, стоявшим на апельплаце, тем временем приказали сложить своих больных на землю. По особому распоряжению Россхауптихи тележку из пятого лагеря нужно было вернуть и на ней привезти больных женщин. Диего уже катил тележку к стоявшим кучкой девушкам. Илона расстелила на тележке свое пальто, Маргит поддерживала Иолан. Като подбежала, чтобы помочь им, и ее рука коснулась руки испанца.
- Все-таки я достал для тебя подарок, - улыбнулся ей Диего. - Такой, чтобы ты все время помнила, как ты хороша и как я тебя хочу видеть. - И он сунул ей в руку круглое зеркальце, которое утром нашел в руке самоубийцы. Розовое зеркальце с золотистой рекламной надписью "Мое любимое местечко Аде-бар в Мюнхене".
Зденек прибежал с пачкой бумаг. Он поглядывал на серую толпу озябших новичков на апельплаце и никак не мог разобрать, есть ли среди них Иржи. Но сейчас надо было попрощаться с Иолан.
- Маленькая, - прошептал он, наклонившись над тележкой, - это я.
Глаза Иолан сияли, на щеках у нее горели алые пятна.
- Я говорила много глупостей, а? - сказала она.
- Ничего подобного. Я вот тут написал для вас кое-что, спрячьте. И постарайтесь выздороветь, это самое главное.
- Постараюсь. Я так хочу этого.
- Хватит! - закричал Дейбель. - Прочь от тележки! Женщины, смирно! Выстроиться по пяти! Живо!
Девушки выстроились. Все они были в деревянных башмаках на босу ногу и куцых подростковых пальто. Илона пересчитала подруг и отрапортовала:
- Семьдесят семь венгерских евреек, одна больная на тележке!
- Lagerschreiber!
Эрих махнул пересыльной ведомостью, которую успел наскоро составить.
- Количество совпадает. Прикажете проверить поименно?
- Не надо! Шесть женщин - к тележке, живо! Остальные налево кругом, и шагом марш!
Девушки зашагали. Като искала глазами Диего. Увидев его у ворот, она улыбнулась и запела:
"Дует холодный ветер..."
Остальные девушки подхватили песню.
Сто пятьдесят новичков глядели на них, как на видение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
Но рапортфюрер еще не высказался до конца.
- Это Тишер подложил нам такую свинью, - продолжал он. - Ему, видишь ли, страшно понравились я и "Гиглинг 3" - мол, образцовый лагерь, просто создан для лазарета, ха-ха! Вчера лагерь номер четыре, лагерь номер пять и еще бог весть кто начали бомбардировать Дахау запросами, куда им деть своих больных. Так этот олух Тишер не придумал ничего лучшего, как вспомнить обо мне. Сегодня уже прибывает полторы сотни больных из пятого лагеря. А я и не пикну. По правде сказать, сначала я не очень-то молчал и даже дал им понять, что у нас тут сыпняк. А они мне в ответ, что у них тоже. Что ж ты не смеешься, Эрих? Все прогнило, все идет вверх тормашками, зачем же мне мудрить больше всех?
- Куда прикажете деть этих сто пятьдесят больных? Разместить по старым баракам?
- Нет, не надо, пусть лежат все вместе, поместим их в женских бараках. Наших женщин сегодня днем переводят в пятый лагерь. Все идет как по маслу: три барака освобождаются, три барака будут заполнены. - Копиц умолк, опустил голову на руки, его толстые плечи дрогнули, и он издал такой звук, словно бы поперхнулся табачным дымом. - Крышка рабочему лагерю... Крышка особо секретному оружию "Фау-3". Наступление на фронте, стройка у Молля всё липа.
Писарь хладнокровно рассудил, что сейчас самое время выложить неприятную новость. Он щелкнул каблуками и сказал:
- Разрешите доложить, что портной, которого мне было ведено привести утром на допрос, с перепугу повесился ночью.
Эсэсовец медленно поднял голову, его узкие глазки были красны.
- Вы его спрятали, сволочи! А что, если я отыщу его в лазарете?
- Не спрятали, герр рапортфюрер, - отважно соврал писарь. - Он знал, что его ждет, думал, что его казнят утром, вместе с Янкелем. Пошел и повесился в умывалке...
- Заткнись! - оказал Копиц и протер глаза. - Составь акт, копию пошли надзирательнице, она заварила всю эту кашу, с ней и разбирайтесь... В чем еще вы хотите меня околпачить?
- Других происшествий не было, герр рапортфюрер. Зеленые немцы, кроме меня и Пепи, все на стройке. В Дахау нам ехать всем вместе, когда они вернутся с работы? Или вы позвоните к Моллю, чтобы их откомандировали прямо оттуда?
- Ты что, смеешься надо мной! - вдруг вспылил Копии. - Разве я могу откомандировывать? Разве меня ставят в известность о чем-нибудь? Вечно я ничего не знаю, тычусь, как слепой щенок, жду, что придумает наверху идиот Тишер или хитрая сволочь Россхаупт! Я... - он махнул рукой. - Проваливай, с тобой тоже говорить не о чем. Я вызвал тебя, быть может, в последний раз, хотел услышать человеческое слово... Я ведь тебя не обижал... ты-то лучше всех знаешь, что у меня всегда были добрые намерения... насчет Германии и вообще. А ты, вместо того чтобы оказать мне что-нибудь приятное, например: "После войны я к вам зайду, Алоиз, разопьем бутылочку...", - ты...
Копиц опять опустил голову на руки.
Эрих Фрош, видимо, и в самом деле был не так уж подл; по крайней мере сейчас он сохранил собственное достоинство и промолчал. "Хнычешь, как старая баба, тьфу", - думал он с отвращением, глядя на плешь рапортфюрера.
- Ну, иди! - сказал Копиц.
- Как прикажете. Сдавать дела чеху Зденеку? Или вы назначите другого писаря?
- Проваливай!
* * *
Сама Россхаупт так и не приехала за женщинами. Все произошло быстро, наспех, по принципу "живо, живо, марш, марш!" В одиннадцать часов раздался крик: "Прибыл транспорт!", - ворота распахнулись, конвойные из пятого лагеря остались снаружи, а в лагерь ввалилось сто пятьдесят замерзших хефтлинков. Вид у них был жалкий, некоторые "утеплились" кусками толстой бумаги, многие хромали и шли с трудом, опираясь на плечи товарищей. Те, кто был покрепче, тащили тележку с умирающими.
Дейбель принял командование.
- Назад! - заорал он на Зденека, который побежал через апельплац, чтобы посмотреть, есть ли среди прибывших его брат. - Сперва отправить женщин!
Девушкам было ведено немедля покинуть бараки и выстроиться. Като, пробегая мимо Зденека, шепнула:
- Передай Диего, чтобы не забывал!
- Он где-то здесь, ты еще сама ему скажешь! - улыбнулся Зденек.
Лейтхольд в последний раз отпер калитку женского лагеря, задумчиво уставился на висячий замок, потом махнул рукой и сунул его в карман. Илона и Маргит вышли из барака, бережно неся маленькую Иолан. Когда-то они пришли сюда с больной товаркой на руках, теперь так же уходили отсюда. Зденек тряхнул головой, отгоняя ненужные воспоминания, и крикнул:
- Диего! Тотенкапо!
- Чего орешь? - накинулся на него Дейбель. - Она ведь еще жива!
- Я знаю... - Зденек запнулся и сделал жест в сторону Като, означавший "я, мол, делаю, что могу", - Герр обершарфюрер, у нас в конторе еще остались документы для секретарши. Разрешите передать ей?
- Давай! - разрешил Дейбель, хлопнув кабелем по голенищу.
Новичкам, стоявшим на апельплаце, тем временем приказали сложить своих больных на землю. По особому распоряжению Россхауптихи тележку из пятого лагеря нужно было вернуть и на ней привезти больных женщин. Диего уже катил тележку к стоявшим кучкой девушкам. Илона расстелила на тележке свое пальто, Маргит поддерживала Иолан. Като подбежала, чтобы помочь им, и ее рука коснулась руки испанца.
- Все-таки я достал для тебя подарок, - улыбнулся ей Диего. - Такой, чтобы ты все время помнила, как ты хороша и как я тебя хочу видеть. - И он сунул ей в руку круглое зеркальце, которое утром нашел в руке самоубийцы. Розовое зеркальце с золотистой рекламной надписью "Мое любимое местечко Аде-бар в Мюнхене".
Зденек прибежал с пачкой бумаг. Он поглядывал на серую толпу озябших новичков на апельплаце и никак не мог разобрать, есть ли среди них Иржи. Но сейчас надо было попрощаться с Иолан.
- Маленькая, - прошептал он, наклонившись над тележкой, - это я.
Глаза Иолан сияли, на щеках у нее горели алые пятна.
- Я говорила много глупостей, а? - сказала она.
- Ничего подобного. Я вот тут написал для вас кое-что, спрячьте. И постарайтесь выздороветь, это самое главное.
- Постараюсь. Я так хочу этого.
- Хватит! - закричал Дейбель. - Прочь от тележки! Женщины, смирно! Выстроиться по пяти! Живо!
Девушки выстроились. Все они были в деревянных башмаках на босу ногу и куцых подростковых пальто. Илона пересчитала подруг и отрапортовала:
- Семьдесят семь венгерских евреек, одна больная на тележке!
- Lagerschreiber!
Эрих махнул пересыльной ведомостью, которую успел наскоро составить.
- Количество совпадает. Прикажете проверить поименно?
- Не надо! Шесть женщин - к тележке, живо! Остальные налево кругом, и шагом марш!
Девушки зашагали. Като искала глазами Диего. Увидев его у ворот, она улыбнулась и запела:
"Дует холодный ветер..."
Остальные девушки подхватили песню.
Сто пятьдесят новичков глядели на них, как на видение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129