С помощью одного можно было
выпустить на волю все силы ада, с помощью другого — лишить Демогоргона
его могущества. Эти высеченные на каменнх плитах тексты, как и
вышеуказанное «писание» считаются утраченными, хотя в действительности
в одном из редких гностических обрядов изгнания «беса» применяется
«заклинание» или «заклятие» предположительно палестинского
происхождения, которое во всех отношениях можно считать заимствованным
с так называемого второго — «изгоняющего» — Хоразинского камня.
Что же касается Аба, сына Демогоргона (или, вернее, сына Сатаны —
антихриста), то в молодости он половину времени бывал безумен, а
половину пребывал в здравом рассудке. Приемная мать использовала его в
качестве оракула и неплохо зарабатывала на его предсказаниях.
Несмотря на то, что он был калекой и левая нога его была усохшей, он
прижил с приютившей его ведьмой множество детей, хотя все они были
ужасны на вид и умирали уже наутро первого же дня своей жизни. Аб все
рос и мужал, но по-прежнему сожительствовал со своей приемной
матерью-ведьмой. По мере же того как она начала стариться, похоть его
становилось только еще более ненасытной. Когда старухе исполнилось
семьдесят семь лет в припадке безумной похоти, продолжавшемся несколько
дней и ночей подряд, Аб замучал ведьму до смерти и жители Хоразина
нашли ее тело с промежностью разорванной так, будто она пала жертвой
какого-то животного, после чего Абу пришлось искать убежища в пустыне,
где он впоследствии и жил отшельником, совершенствуясь в черной магии.
Далее ему приписывают совершение великого множества
преступлений, включая похищения девушек и женщин, с последующим их
убийством, убийства животных, зачастую совершаемые таким ужасным
способом, что лучше его даже не описывать, осквернение святынь и разные
прочие злодеяния. Считается, что он, как и прочие библейские персонажи
до него, прожил необычайно долгую жизнь, а именно 347 лет!
Обстоятельства его смерти, документально никак не зафиксированные, тоже
легли в основу легенды: согласно сохранившемуся с незапамятных времен
преданию в 347 году н. э. в ночь, когда разыгралась ужасная гроза, Аб
явился в Хоразин и наложил заклятие на трех молодых людей. Результаты
этого заклятия — и, что, возможно, еще более важно, его цель —
неизвестны, но в ту же ночь жители
покинули город, вернувшись обратно лишь через несколько недель.
После этого на протяжение ста пятидесяти лет город постепенно
приходил в упадок и в конце концов совершенно опустел. В последующие
столетия здесь останавливались на ночлег лишь кочевые племена, а
постоянных обитателей так и не появилось. Когда я сам оказался там,
моим глазам предстали лишь развалины и совершеннейшее запустение.
Кочевник, поведавший многое из изложенного выше, вообще отказался
входить на территорию города и остался ждать меня за его
пределами. Он объяснил свое поведение тем, что место это проклято.
Таким образом, совершенно ясно, что пророчество Иисуса
исполнилось: воистину "Горе тебе, Хоразин! "
Трэйс еще раз пробежал глазами текст. Наиболее запомнились ему слова «Хоразинский камень», «усохшая левая нога», "347 н. э. ", «гроза» и слово «трех» во фразе «трех молодых людей».
По словам Каструни получалось, что Джордж Гуигос также взял с собой в Хоразин в ту ночь в 1936 году трех молодых людей. А потом еще эта дата, 347 год н. э. — кажется, дата смерти Аба? Тем не менее, Селби утверждает, что документальных сведений о смерти Аба нет…
Трэйс взглянул на часы. Пора на встречу с Джилли. С разгадкой тайны придется повременить. Но одно ему было ясно: раз уж он все-таки взялся за это дело, то непременно доведет его до конца. Чего Трэйс совершенно выносил, так это неразгаданных тайн…
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Когда Трэйс наконец появился в «Корабле», Джилли уже дожидалась его; какие-то двое незнакомых разудалых парней клеились к ней у стойки бара, что было вполне нормально: в пабе всегда было полно всякой богемы, голубых и ирландцев из Кроуч-Энда и Хорнси. Трэйс избавил Джилли от их заигрываний, взял выпивку — виски для себя и джин с тоником для нее — и отвел ее в только что освободившийся кабинет, который неожиданно покинули занимавшие его до этого четверо панков с торчащими во все стороны раскрашенными волосами и вразвалочку вышли из паба, громко стуча огромными башмаками на толстенной подошве.
Он не стал терять времени и начал прямо с подарка. Увидев, что он ей преподнес, она ошеломленно вытаращила глаза. Потом открыла крышечку золотого коробка и заглянула внутрь. Трэйс не подумал об этом, но там к счастью все равно ничего не оказалось. Оказывается, миниатюрный коробок мог служить заодно и медальоном.
— Я могу вставить туда твою маленькую фотографию, — сказала она. — А цепочка как раз такой длины, что коробок будет висеть у меня между грудями. И получится, что ты как бы все время касаешься меня.
Трэйс понял: или теперь, или никогда.
— Джилли, я пас.
Она в это время как раз аккуратно прятала его подарок в сумочку, но, услышав его слова медленно подняла голову и недоуменно посмотрела на него.
— Ты… что?
— Это тебе на прощание, — сказал он. — Так что можешь вставить туда фотографию кого-нибудь другого. Не гожусь я для оседлой жизни, Джилли.
Она медленно переваривала услышанное, затем заметила:
— Ты одной рукой даешь, а другой отбираешь.
— Мы же договаривались, что не будем прирастать друг к другу, — не удержался, чтобы не напомнить он. — Но, если мы и дальше будем вместе, то прирастем так, что просто удушим друг друга. Понимаешь, хоть я и занимался с тобой любовью, но я тебя не люблю.
Она же, будто не слыша его и просто продолжая разговор, заметила:
— Знаешь, я часто задумывалась — чем же ты меня так привлекаешь? Ведь ты мне очень нравишься. Но, будь я проклята, если знаю почему. В общем-то, ты не такой уж симпатичный — слишком худой, да и в постели так себе.
Просто, наверное, ты… Какой-то таинственный, что ли?
— Ты имеешь в виду непонятный?
— Да, наверное дело в этом, — согласилась она. — Непонятный. — Трэйс почувствовал, что она готова подняться и уйти. Она снова заглянула ему в лицо.
— Чарли, а ты уверен?
— Да, — кивнул он. И тут все еще не дававшие ему покоя мысли о Каструни, побудили его приукрасить свою ложь. — Понимаешь, у меня есть подружка в Париже. И мы с ней каждый год летом отдыхаем в Греции. Я должен встретиться с ней в Афинах, а потом мы отправимся куда-нибудь на острова. На неделю там, или на две. Мне просто не хотелось потом изворачиваться и врать тебе насчет того, куда я исчез, вот я…
— А когда вернешься.. ? — Она встала и взглянула на него в упор. Ноздри ее раздувались, а прищуренные глаза превратились в щелочки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
выпустить на волю все силы ада, с помощью другого — лишить Демогоргона
его могущества. Эти высеченные на каменнх плитах тексты, как и
вышеуказанное «писание» считаются утраченными, хотя в действительности
в одном из редких гностических обрядов изгнания «беса» применяется
«заклинание» или «заклятие» предположительно палестинского
происхождения, которое во всех отношениях можно считать заимствованным
с так называемого второго — «изгоняющего» — Хоразинского камня.
Что же касается Аба, сына Демогоргона (или, вернее, сына Сатаны —
антихриста), то в молодости он половину времени бывал безумен, а
половину пребывал в здравом рассудке. Приемная мать использовала его в
качестве оракула и неплохо зарабатывала на его предсказаниях.
Несмотря на то, что он был калекой и левая нога его была усохшей, он
прижил с приютившей его ведьмой множество детей, хотя все они были
ужасны на вид и умирали уже наутро первого же дня своей жизни. Аб все
рос и мужал, но по-прежнему сожительствовал со своей приемной
матерью-ведьмой. По мере же того как она начала стариться, похоть его
становилось только еще более ненасытной. Когда старухе исполнилось
семьдесят семь лет в припадке безумной похоти, продолжавшемся несколько
дней и ночей подряд, Аб замучал ведьму до смерти и жители Хоразина
нашли ее тело с промежностью разорванной так, будто она пала жертвой
какого-то животного, после чего Абу пришлось искать убежища в пустыне,
где он впоследствии и жил отшельником, совершенствуясь в черной магии.
Далее ему приписывают совершение великого множества
преступлений, включая похищения девушек и женщин, с последующим их
убийством, убийства животных, зачастую совершаемые таким ужасным
способом, что лучше его даже не описывать, осквернение святынь и разные
прочие злодеяния. Считается, что он, как и прочие библейские персонажи
до него, прожил необычайно долгую жизнь, а именно 347 лет!
Обстоятельства его смерти, документально никак не зафиксированные, тоже
легли в основу легенды: согласно сохранившемуся с незапамятных времен
преданию в 347 году н. э. в ночь, когда разыгралась ужасная гроза, Аб
явился в Хоразин и наложил заклятие на трех молодых людей. Результаты
этого заклятия — и, что, возможно, еще более важно, его цель —
неизвестны, но в ту же ночь жители
покинули город, вернувшись обратно лишь через несколько недель.
После этого на протяжение ста пятидесяти лет город постепенно
приходил в упадок и в конце концов совершенно опустел. В последующие
столетия здесь останавливались на ночлег лишь кочевые племена, а
постоянных обитателей так и не появилось. Когда я сам оказался там,
моим глазам предстали лишь развалины и совершеннейшее запустение.
Кочевник, поведавший многое из изложенного выше, вообще отказался
входить на территорию города и остался ждать меня за его
пределами. Он объяснил свое поведение тем, что место это проклято.
Таким образом, совершенно ясно, что пророчество Иисуса
исполнилось: воистину "Горе тебе, Хоразин! "
Трэйс еще раз пробежал глазами текст. Наиболее запомнились ему слова «Хоразинский камень», «усохшая левая нога», "347 н. э. ", «гроза» и слово «трех» во фразе «трех молодых людей».
По словам Каструни получалось, что Джордж Гуигос также взял с собой в Хоразин в ту ночь в 1936 году трех молодых людей. А потом еще эта дата, 347 год н. э. — кажется, дата смерти Аба? Тем не менее, Селби утверждает, что документальных сведений о смерти Аба нет…
Трэйс взглянул на часы. Пора на встречу с Джилли. С разгадкой тайны придется повременить. Но одно ему было ясно: раз уж он все-таки взялся за это дело, то непременно доведет его до конца. Чего Трэйс совершенно выносил, так это неразгаданных тайн…
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Когда Трэйс наконец появился в «Корабле», Джилли уже дожидалась его; какие-то двое незнакомых разудалых парней клеились к ней у стойки бара, что было вполне нормально: в пабе всегда было полно всякой богемы, голубых и ирландцев из Кроуч-Энда и Хорнси. Трэйс избавил Джилли от их заигрываний, взял выпивку — виски для себя и джин с тоником для нее — и отвел ее в только что освободившийся кабинет, который неожиданно покинули занимавшие его до этого четверо панков с торчащими во все стороны раскрашенными волосами и вразвалочку вышли из паба, громко стуча огромными башмаками на толстенной подошве.
Он не стал терять времени и начал прямо с подарка. Увидев, что он ей преподнес, она ошеломленно вытаращила глаза. Потом открыла крышечку золотого коробка и заглянула внутрь. Трэйс не подумал об этом, но там к счастью все равно ничего не оказалось. Оказывается, миниатюрный коробок мог служить заодно и медальоном.
— Я могу вставить туда твою маленькую фотографию, — сказала она. — А цепочка как раз такой длины, что коробок будет висеть у меня между грудями. И получится, что ты как бы все время касаешься меня.
Трэйс понял: или теперь, или никогда.
— Джилли, я пас.
Она в это время как раз аккуратно прятала его подарок в сумочку, но, услышав его слова медленно подняла голову и недоуменно посмотрела на него.
— Ты… что?
— Это тебе на прощание, — сказал он. — Так что можешь вставить туда фотографию кого-нибудь другого. Не гожусь я для оседлой жизни, Джилли.
Она медленно переваривала услышанное, затем заметила:
— Ты одной рукой даешь, а другой отбираешь.
— Мы же договаривались, что не будем прирастать друг к другу, — не удержался, чтобы не напомнить он. — Но, если мы и дальше будем вместе, то прирастем так, что просто удушим друг друга. Понимаешь, хоть я и занимался с тобой любовью, но я тебя не люблю.
Она же, будто не слыша его и просто продолжая разговор, заметила:
— Знаешь, я часто задумывалась — чем же ты меня так привлекаешь? Ведь ты мне очень нравишься. Но, будь я проклята, если знаю почему. В общем-то, ты не такой уж симпатичный — слишком худой, да и в постели так себе.
Просто, наверное, ты… Какой-то таинственный, что ли?
— Ты имеешь в виду непонятный?
— Да, наверное дело в этом, — согласилась она. — Непонятный. — Трэйс почувствовал, что она готова подняться и уйти. Она снова заглянула ему в лицо.
— Чарли, а ты уверен?
— Да, — кивнул он. И тут все еще не дававшие ему покоя мысли о Каструни, побудили его приукрасить свою ложь. — Понимаешь, у меня есть подружка в Париже. И мы с ней каждый год летом отдыхаем в Греции. Я должен встретиться с ней в Афинах, а потом мы отправимся куда-нибудь на острова. На неделю там, или на две. Мне просто не хотелось потом изворачиваться и врать тебе насчет того, куда я исчез, вот я…
— А когда вернешься.. ? — Она встала и взглянула на него в упор. Ноздри ее раздувались, а прищуренные глаза превратились в щелочки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87